САУНДТРЕК:
american — lana del rey
archie, marry me — alvvays
Мэйв Уайли не занималась бойфрендами (с тех пор как поняла что все мужчины козлы, — собственные брат и отец, когда бросили ее, один за одним, сначала в пять, а затем в тринадцать лет, служили прекрасным примером, — поэтому она не тратила на них времени), маленькими разговорчиками (с тех пор как поняла, что люди — лицемеры, наркоманка-шлюха мать все таки чему- то то ее и научила, что не надо доверять никому, даже семье, даже близким, Мэйв выучила этот урок наизусть в одиннадцать, мать бросила ее и брата, поэтому Мэйв знала: чем ближе к тебе люди, тем сильнее смогут ударить из-за спины), и, всякой херней. Последний пункт, — она в особенности соблюдала, потому что, ну, значение слова «херня» в ее голове включало два первых. И, даже если бы хотела, — а Мэйв, совершенно, совершенно, не хотела, — у неё просто напросто не было бы на это времени: ей, во первых, надо было убирать свой дом (дешевый караван, в другом конце города к которому добраться от школы берет час), во вторых, найти деньги чтобы платить за проживание (что значило — работать что, в свою очередь значило, что ее расписание выглядело примерно школа-работа-уроки-спать) в чертовом караване — чтобы ее не выкинули на улицу, — которого она… ну, не очень-то любила, и, самое главное, в третьих, ей не были нужны парни. Или люди. Или кто либо. (Как то раз, — она шла домой от работы, шёл десятый час, было темно, разумеется, — она встретила маленького, несчастного такого котёнка, худого, — до жути, и почти решила взять его домой, уж очень умоляюще его блестящие, в свете луны, глаза, смотрели на неё. Котёнка Мэйв не взяла, посмотрела на свои выпирающие рёбра, худые, — слишком худые для шестнадцатилетней девушки — руки, на острые коленки, словно пятилетней девочки, и пошла дальше, она сама себе еле-еле может прокормить, как она собирается ещё и о другом живом существе заботится? Это расстроило ее, сильно. Всю дорогу домой она сдерживала слезы. Потом, встала перед зеркалом, убедилась что была права. На следующее утро ее глаза все еще опухшие.) Школа-работа-уроки-спать. И так по кругу. Школа-работа-уроки-спать (хороший день это когда у неё ещё есть силы почитать Верджинию Вульф, или Джейн Остин на ночь). А, ну да, ещё курить-курить-курить. Мэйв не творила херню, не пробовала наркотики, спасибо семейке, не любила алкоголь, столько если иногда, и то, чтобы забыться, но никотин любит. Ну, он обычен, это не то чтобы это на самом деле запрещённый наркотик. Они с Эйми, милой, милой, Эйми такой… правда хорошей, хотя и глупой (Мэйв готова ей это простить только потому что это глупость ее, то, что делает ее настоящей), сидят и курят в ее — да, Мэйв называет заброшенный туалет своим, и что, — туалете, там грязно, мерзко, но Мэйв нравится. Это место где она может почувствовать себя своей (ах да, у Мэйв проблемы с самооценкой, и да, они не разрешает ни себе, не другим об этом знать, и, опять же, да, она считает себя грязной, и тупой), они сидят, смотрят на школьников, Эйми что-то тараторит, Мэйв не на самом деле слушает, — обычно да, даже если это чепуха, и ей ужасно скучно, Эйми, ее первая подруга, поэтому Мэйв пытается быть хорошей подругой, — просто то кивает то, мычит в согласие невпопад. — Так, ты слышала что у нас новенький? — говорит Эйми, туша сигарету одновременно с Мэйв, и это вроде будит Мэйв, она поднимает голову, удивленно моргая и переспрашивая. — Новенький? — на дворе декабрь, как могут быть новенькие в такое время года она не понимает, обычно они приходят в сентябре-октябре, поэтому она и удивлена. Эйми кивает: — ага, — и тогда, она чуть наклоняется к ней, словно говоря секрет, она и шепчет так же, — говорят, — она улыбается, — что он красивый. — заканчивает Эйми, и выглядит словно кот, съевший сметану, будто открыла что-то невообразимое (ну, для неё это и есть невообразимое). — Эйми-и… — отвечает Мэйв, боже, кто бы знал как она любит эту простушку, беря ту за руки, — так говорят о каждом новеньком, ты чего, — она ухмыляется ей, — не помнишь? — О, — златовласая говорит, вставая, подбирая свою, Луи Витон сумочку. — Я верю что он — она подчеркивает слово «он», словно Мэйв ещё не поняла, это заставляет Уайли закатить глаза, — красивый! — краткая пауза, — ладно мне пора, — Эйми целует щеку блондинки и убегает. Мэйв улыбается в след. Школьный день проходят в обсуждении новенького: одни слышали что он переводится из другой школы из-за проблем, другие что он ученик по обмену из Африки, третье, что он тоже по обмену но из другой школы. Мэйв была уверена что он по обмену, — про эту программу им рассказывали ещё в октябре, и все они делали экзамены, как все про это забыли? Она понятия не имеет, экзамены были сложными. В конце поехала какая-то девушка, чёрная вроде, Мэйв даже имени ее не знала, но была рада, та вроде хотела быть ученой, быть студентом по обмену хорошо. Та девушка поехала пятнадцатого ноября, две недели после того как выиграла. Поэтому Мэйв думала что он приехал но директор Грофф забыл. Или что-то в этом духе. Ей просто было не интересно. Но вот, оказывается что новенький придёт. Прозвенел звонок, Мэйв пожала плечами, сегодня, третье декабря, новенький, опоздал аж на две недели, на секунду ей становится интересно почему. Но затем она вспоминает, — она, Мэйв Уайли, ей не нужны люди (или, по крайней мере, она продолжает себе так говорить). Она бежит на работу, люди, — в основном старики и, маленькие дети с мамашами, которые будто выскочили из «я же мать», — говорят ей улыбается, Мэйв кривит губы, делая свою улыбку слишком сладкой, ядовитой. Мамаши ей цокают, смотря на волосы, старички просто качают головой. (Иногда, появляется какая-то милая, толстая, старая дама приходит, всегда спрашивает «когда ты в последний раз ела, милая?» Мэйв никогда не отвечает, но улыбается по настоящему, — ну, пытается, бабушка всегда улыбается в ответ, даже если улыбка самой Мэйв похожа на оскал, а на глазах слёзы.) Вообще, как уже ясно, Мэйв не нравится ее работа. Но, что же не сделаешь ради денег? И место в котором живешь. И ради следящего плотного ужина. Или завтрака. Или обеда.[] [] []
Следущий день приходит неожиданно, она просыпается свалившись с кровати, ее волосы в ее рту, все в беспорядке, вчера она была слишком уставшей чтобы даже снять одежду. Поэтому, сегодня ей приходится идти в шортах, и во вчерашних колготках, а ещё в какой-то белой, облегающей, слишком маленькой для неё, но, что поделать когда у тебя есть шесть пар футболок, нет стиральной машины, а вода исчезла потому что ты не платишь. Она выдыхает через зубы. Одевая майку, она смотрит в зеркало… блядтво. Ну, собственно, она и выглядит как блядь. Она несколько минут мнётся, неуверенная. Не понимает почему, ведь, в школе ее и так считают шлюхой. Шлюхой-наркоманкой-блядью… яблоко от яблони далеко не падает, никогда. Наверное единственная разница это то, что и она чувствует себя шлюхой в этом наряде. Она скидывает с себя это ощущение словно одежду, Мэйв сильная, Мэйв знает — ничего не делает женщину шлюхой, не количество партнеров, не одежда. Она выпрямляет спину, ещё больше чем обычно, и идёт в школу.[] [] []
Как и ожидалось, директор зовёт их, и объявляет нового ученика. И… вау. Мэйв уверена, он будет нравится всем, будет популярным. Она знает, он тот, я-лучше-всех, он тот тип которому все прощают из-за харизмы, он тот тип которого все любят не ча что, он тот тип который не должен работать или учится. И нет, не потому что он богат (как другие ученики этой школы), а потому что он красивый, уверенный в себе, и, немножко (много), козел. Он тот, которому прощают все и всегда (просто потому что не верят что он может такое сделать), он — тихоня. Милый, милый, тихоня. О, как же она тогда ошибалась. Обычно, Мэйв умела хорошо читать людей. Но не в этот раз, — Маркус Аргуелло Лопес, скорее исключение, чем правило. Во всем. Маркус завязывает драку с ебаным Адамом. Ебаным Адамом — свном директора школы. Это пиздец. Маркус видит как тот унижает Эрика. И все, он нападет на него. — Отстань от него! — крик распространяется на весь коридор, привлекая внимание зевак-подростков, все собираются вокруг Лопеса, прижимающего Адама в шкафчикам, охуевший (Мэйв бы использовала другое слово, но, во первых, не хочет, а во вторых, выражение лица Эрика выражает не шок, а охуение) Эрик, стоит рядом. Мэйв подходит случайно, ей правда не интересно, просто… так выходит, она как раз идёт на свой следущий класс и вот, она уже стоит в круге подростков которые с замиранием сердца смотрят на единственного который посмел дать Адаму отпор. У всех, да, даже у Мэйв, открыты рты. А затем, ужасный шум, и уже Лопес прижат к шкафчикам, он ухмыляется, будто ему плевать, будто не его сейчас собираются избить, и, возможно убить; взгляд Гроффа выражает именно это. Даже Мэйв думает это прекратить. — Давай, — вдруг, тот же голос который кричал говорит, тёмный, с такое явной, грубое усмешкой, — избей меня, — Маркус облизывает окровавленную губу, Мэйв на секунду пялится на тоненькую струйку крови которая течёт из той ранки, на подбородок, шея, ключицы, а дальше все скрыто его чёрной футболкой. На эти слова, Адам вынимает из кармана своей куртки нож. Ножик, в самом деле, маленький, но, который может навредить. Очень, очень, навредить. — о, зарезать меня хочешь? — резкое движение, Мэйв почти ничего не видно, она стоит сзади, и ножик прижат к горлу Маркуса, — давай, сделай это, — лицо Гроффа, гримаса ужаса и гнева, лицо новенького, дерзость и бесстрашие, — зарежь меня посреди школы, папаша директор ничего тебе не сделает. — и, на секунду, молчание, гробовое, Маркус ещё сильнее прижимает нож к коже, кровь, маленькой струйкой начинает течь. — давай, давай, — и, оглушающе, — давай! Тишина в коридоре восхитительна. Мэйв без понятия как не один учитель не вышел. — Не можешь, тебе есть что терять. — Маркус открывает от себя застывавшего, испуганного Гроффа, и низким (таким господи-таким-эритичным), опасным голосом говорит: — ещё раз его хоть пальцем тронешь без его же согласия, я тебя зарежу. И, именно так, Маркус Аргуелло Лопес, оставляет неизгладимое, красивое, страшное, рыцарское, и, больше всего, сумасшедшее впечатление за собой. И теперь, никто, не смеет перейти ему дорогу.[] [] []
На следущий день, — Мэйв идёт в школу в своём обычном наряде: шорты, колготки, куртка, и какая-то там кофта (нормального размера), — мерзавку находит ее место. То есть, заброшенный туалет. Ну, его не то чтобы сложно найти просто… ну, это ее место. Ее блядское место. И никто, никто кроме Эйми не смел туда заходить, — не потому что это было ее место, а просто потому что там было, совсем немного, мерзко, — и это было прекрасно. Замечательно. Лучше всего на свете. Но вот, сейчас, на ее месте, сидит новенький и курит. Она замечает синяк, которым наградил его Грофф, замечает маленькую ранку на шее, на губе. Он даже не поворачивает головы когда она входит, просто сидит там, и курит, уставившись на стену. А она… о, она не знает что делать, и, поэтому, она стоит как вкопанная, это совсем на неё непохоже. Хотя, после того что она вчера увидела, — лучше всего, опасаться его. У него длинные, аккуратные пальцы, — одна мысль, выбивающая все из головы. Иррациональная, глупая, и жалкая. Мэйв выдыхает, надо бы выкинуть всю эту дурь из головы. — Долго ещё будешь там стоять? — вопрос, и, в основном, глубокий голос, заставляет ее вздрогнуть. Она качает головой, цокает языком. — Долго ещё собирается играть социопата? — колко говорит она, садится напротив, кивает на пачку. Он падает ей сигарету, смеясь над ее шуткой-колкастью, — огонь, — приказывает она, получается немного смазано, она все таки держит сигарету между зубами. Но он подчиняется, смотря ей в глаза. И, это, скорее всего, самый эротический момент в жизни Мэйв Уайли. Глаза в глаза, и Маркус зажигает сигарету между ее зубами своей. Это как поцелуй. Почти. Электричество проходит по всему ее телу, его глаза, темные, затягивающие, интригующие. Она представляет что было бы если бы он ее на самом деле поцеловал, а потом, они бы занялись сексом, так же, — глаза в глаза. — Он… он выбесил меня, — она смотрит на него, — Адам, вчера, — объясняет он, она хмыкает. — Он и меня бесит, но я не ору на него и не заставляю его почти что меня зарезать. — он смотрит на неё, и она, уже тише добавляет, — и не угрожаю убить его. Все ее аргументы рассыпаны одним предложением: — Но хотела бы. Да, Мэйв хотела бы. Хотела бы заткнуть стольких людей, которые говорили все ужасные вещи в ее сторону, и именно так, как Маркус сделал, — (во первых,) это единственный способ который правда заставляет их заткнутся (во вторых, в ней столько злости, и ей надо, — надо — ее куда нибудь выкинуть, одноклассники которые издеваются над ней, — лучшая мишень). И, примерно так, по мнению Маркуса, они становятся друзьями. Ублюдок начинает садится с ней во время уроков, во время обеда, во время всего. Эйми спрашивает ее почему она ещё не сказала ему убраться. Мэйв спрашивает себя, и вправду, почему? Ответ на вопрос похоронен слишком глубоко, поэтому Мэйв только пожимает плечами. (На самом деле, ощущение словно он единственный который правда ее понимает; а Мэйв, Мэйв человек, ей нужно это, ей нужна семья.) В основном, они курят. В заброшенном туалете, на крыше, с парковке, везде. Маркус борется с ещё некоторыми парнями, за Отиса (милого, хлипкого паренька), за Реджи (несчастный ходит в очках, да вдобавок низкий), за детей из разных «странных» клубов. Но, с ним никто не говорит. Кроме Мэйв. (И Эйми, но Эйми только иногда, да и вообще, она его боится. Поэтому это неважно. Почему Мэйв важно чтобы это — разговоры между Эйми и Маркусом — были неважными, но, это важно. Почему-то. И нет, она в него не влюблена. Он ей даже не нравится, ради бога!)[] [] []
— Почему ты с ним подрался?! — Маркус, в заброшенном туалете, сидит на своём обычном месте, с синяками, по всем видным (и Мэйв уверена что и невидимым из-за одежды) частям его тела синяки, темные, фиолетово-синее-чёрные, словно паутина. Она вошла неслучайно; на самом деле, у них завёлся обычай, после третьего урока встречаться там и курить. Она бы назвала это… свиданием. Но только про себя, и только в темноте своей комнаты, так, что в единственным свидетелем этих мыслей была она. И тишина. Маркус подрался с Джексоном. Почему? Он ей пока не ответил. На ее повторяющийся вопрос он просто пожимает плечами, — черт возьми Маркус! — Что? — он внезапно поднимает на неё глаза, весь этот, так называемый разговор он не смотрел на неё, — что ты хочешь чтобы я тебе сказал?! — он взрывается, так внезапно, это ее пугает. Она вспоминает как выглядели люди которых он избивал… Маркус умеет драться, напоминает себе она. Внезапно, забытый страх перед ним, перед тем что он способен сделать, закрадывается в неё. — Правду. Маркус. — она просит, — правду. — смотрит в ответ, своими невозможными шоколадным глазами, теми глазами, перед которыми он не может сорвать. Он хмурится, каждое движение доставляет боль, хотя он и играет будто нет. У них борьба взглядов; кто сильнее? Всегда она, это всегда она. Наконец он закатывает глаза и отвечает, внезапно балаболя, так непохоже на него, так, что она почти что не слышит, если бы они не были так близко: — он назвал тебя шлюхой. — на это ей нечего сказать. Ее губы, ее прекрасные, розовые, покрытые шелухой, тёплые (Маркус уверен) губы образуются в идеальное «О». Лопес ей ухмыляется, берет свою сумку, и уходит. — Увидимся завтра дорогая Мэйв! — его рука поднимается в воздух махая ей. Мэйв почти догоняет его, чтобы надрать дал за «дорогую». Она почти.[] [] []
Мэйв узнаёт что он живет в школе случайно. Просто, приходит немного раньше времени, и видит, дверь кладовки открывается. Она почти что готова закричать, но потом, темные, кудрявые волосы заставляют ее не. Несколько секунд, они просто смотрят друг на друга. Пока Маркус не бросает: — Мне нужно в душ. И, именно так, он убегает. Они не разговаривают три дня, он не садится рядом с ней, он не приходит в заброшенный туалет, не отвечает на ее звонки, убегает сразу после класса, так, чтобы она не могла его найти. Наверное, она ненавидит его за это. Наварное, она должна. Но, через три дня, когда она наконец застаёт его в (их) заброшенном туалете, его выражение лица, извиняющееся, смущенное, почти что несчастное. — Я могу объяснить-, — начинает он, но она очень быстро заставляет его заткнутся: сужает глаза, подходит ближе. — Я на тебя очень обижена, Маркус Аргуелло Лопес, за то что ты мне не рассказал, и, за то, что ты меня избегал три дня, — его мордашка выглядит ещё несчастней, но у неё нет сил его жалеть, — ты будешь жить со мной, понял? — только когда Маркус хлопает глазами она понимает насколько это тупо, но, отступать уже некуда, поэтому она повторяет, — да Маркус, правильно, я не позволю тебе жить в школьной кладовке где я еле могу стоять! — она шипит.[] [] []
Именно так они начинают жить вместе. Мэйв, кончено, не продумала план. Ее караван был маленький, и была одна пастель, одна комната, диван, и маленькая кухня. — Я работаю, — уверяет ее Маркус; словно она не понимает что он не хочет всю жизнь жить в школе, — я буду тоже платить за караван. К счастью, у Маркуса мало вещей, в принципе, все помещается в один (довольно большой) школьный портфель. Она спрашивает себя что он пережил? Он никогда не говорил про своё прошлое в конце концов. Она выдыхает. — Комната моя, ты будешь спать на диване, хоть один раз поймаю что ты подглядываешь за мной в душе или в моей комнате, — выкину. С этими словами Мэйв уходит на работу. Перел тем как она выходит, она слышит что он спрашивает про «его ключи» ее третий палец работает безотказно, Маркус смеется ей вслед.[] [] []
Каждое утро, он готовит им утро, стоя в одних спальных штанах на кухне, с мокрыми волосами и сексуальной ухмылкой, в первое утро, она безумно смутилась, но решила играть будто все нормально, так возник обычай: Мэйв, выходит в своей огромной футболке (которую она украла у Маркуса) и в слишком коротких шортиках. Они решили так: Маркус, главный за завтрак — вафли, тосты (на бекон у них попросту не хватало денег), яичница, шоколад, который Мэйв ненавидела, и, обязательный пункт (по его мнению), встречать Мэйв в спальных штанах, с мокрыми волосами; ужин работа Мэйв — салат, рис, иногда мясо. Обеда у них не было. В принципе, они уживались хорошо. Очень хорошо. Хотя, иногда кончено, заставали друг друга в неловких положениях. Мэйв любит жить с Маркусом, правда, —ощущение семьи. Наконец-то такой, которая ее не придаст. Она знает что он ее не предаст. Просто, блять, уверена, и, кончено же, как все что касается Маркуса, она не может объяснить почему.[] [] []
Они смотрят фильм, на их дешевом, маленьком телевизоре. Сидят, прижавшись, оба одеты в пижаму. Фильм, один из тех в которых задаёшь себе вопрос: можно ли вообще так выгибается (они смотрят фильм для смеха, вы не подумайте)?— Мэйв осознаёт что Маркус задал вопрос вслух только когда слышит свой голос произносящий: — Я могу. — Маркус пялится на неё. Мэйв пялится в ответ. Она думает: вот, он меня поцелует, но нет. Он неуверенно берет ее за руку. — столько времени тебе взяло, — Мэйв закатывает глаза, но она рада, и она знает что Маркус знает. И, да, она рада что он знает. Когда ужасная абсолютно не возбуждающая порнография заканчивается, Мэйв встаёт, вытаскивает свою руку из его и, наклонившись, шепчет: — можешь поспать у меня.[] [] []
Мэйв, как всегда, каждое утро, пьёт горячий, горький кофе, но, заодно, она облизывает губы Маркуса всегда вымазанные шоколадом (ублюдок делает это специально, Мэйв знает). И, хотя она ненавидит этот чертов шоколад, Мэйв готова слизывать его с губ Маркуса хоть вечно.