Оби-Ван узнает правду

Рыцарь Оби-Ван Кеноби всегда был спокойным и крайне уравновешенным человеком, ничто не могло, казалось бы, вывести его из себя. Эту черту воспитал в нём покойный учитель, который всегда находил подход к сложным падаванам, но даже и он мог лишь научить, но никоим образом не перелить собственную душу в сосуд другого тела. Об этом всегда в тайне сожалел молодой Оби-Ван, который всегда, с момента трагической гибели своего учителя, считал своим долгом стать подобным ему. Нет, даже сверх того - вернуть своего наставника Ордену через себя, стать для Ордена тем же, чем являлся Квай-Гон. Но не мог. Никак, сколько бы не старался. Ведь от него, Квай-Гона, всегда исходила незримая аура величавого спокойствия и мудрости, которые, однако, не отталкивали в своём непоколебимом совершенстве и непреложной истине, а привлекали к себе, приглашая согреться в своих тёплых лучах. Он был словно солнце для тех, кто был с ним рядом, а Оби-Ван, по аналогии с небесными светилами, был яркой круглой луной, которая по-прежнему отражала свет своего наставника. Луна яркая, светлая, но холодная, способная только быть заменой утреннему светилу, но никак не им самим. Как тяжело было в этом признаться, но это было верно и никак не исправлялось - Оби-Ван не был Квай-Гоном и никогда им не станет, что бы ни произошло. Он постоянно об этом сожалел, но никогда так сильно, как сегодня. И причиной этому стал опять же Квай-Гон, его завещание и последняя воля, заключённая в одном миловидном мальчике с трогательными белыми волосами, обрамлявшими круглое лицо с наивными голубыми глазами, которого ему, Оби-Вану, надлежало выучить и сделать таким же джедаем, как он сам. Именно об этом его попросил Квай-Гон, прежде, чем жизнь покинула его тело. Это обещало стать непростым, это было понятно, но насколько именно сложным Оби-Ван понял, когда рост этого милого мальчика едва не превысил его собственный, белые волосы чуть потемнели, а падаванская косичка доросла до груди. И звали эту проблему красивым именем Энакин Скайуокер. Ужас, чего только не натерпелся Оби-Ван за эти шесть лет, которые провел вместе с учеником. Каких только проблем не пережил. Энакин оказался на редкость непослушным и всё делал так, как сам хотел, даже приказы учителя выполнял на собственное усмотрение. Он не только не был таким же, как Оби-Ван в том же возрасте, он не был вообще таким, каким должен быть ученик. Не мягким, податливым гипсом, из которого можно слепить то, что требует Кодекс, а уже готовым слепком и не из гипса даже, который при желании можно обтесать и смочив водой, подправить, а из твёрдого мрамора, который как ни шлифуй, останется таким же, а вода лишь стечет с него, нисколько не поменяв структуру. Такой не потерпит перемен в себе, пришедших извне, каких, неважно, добровольных ли, принудительных, главное, тех, которых не хотел он сам и не считал нужным иметь. То есть, единственным способом найти общий язык с таким учеником было принятие его таким, каков он есть и приспособить себя к его характеру. Оби-Ван этого упорно не мог, потому, что в душе не хотел, продолжая надеяться на то, что однажды Энакин исправится и станет таким, как другие. Но разве может мрамор сделаться гипсом? Это сильнее всего мучило и угнетало, заставляя Кеноби всё чаще испытывать внутренне раздражение. А сегодня и вовсе всё дошло до того, что Оби-Ван твёрдо решил - всё, с него хватит, он сейчас же идёт к Совету и потребует снять с него обязательства перед этим падаваном, пусть передают его другому Мастеру, пускай этот другой с ним и мучается, а он не будет, с него довольно! И таким образом этими мыслями распаляя себя всё сильнее, Кеноби даже не шёл, а почти бежал по коридору. "Нет, это уже край!" - думал Оби-Ван, краснея лицом и ощущая внутреннюю дрожь от несвойственной ему ярости - "Я понимаю всё, но, чтобы из-за него один ученик уходил из Ордена, а второй и вовсе погибал по недосмотру обоих! Нет! Я больше не намерен этого терпеть! Я сейчас же сдам все полномочия и там будь, что будет!" Оби-Ван до сих пор видел перед глазами фигуру Ферруса Олина, уходящего навсегда из храма, а прежде небольшой гроб с телом Дарры Тел-Танис, погибшей по вине Ферруса, который дал ей свой неисправный световой меч, зная о том, что тот плохо работал. Из-за этого Дара не смогла отразить выстрел и тот пришёлся ей в грудь, сразив наповал. Энакин и его приятель Тру Вельд присутствовали при этом, но ничего не смогли сделать, но допустили сам факт случившегося. Это больше всего выходило за рамки привычного и роняло последнюю каплю в чашу терпения Кеноби. Это Квай-Гон мог стерпеть и простить многое, у него имелись огромные запасы выдержки, но у него, Оби-Вана, таких нет, его, на самом деле небольшой лимит вот-вот готов был исчерпаться. Ну ничего, ещё несколько шагов и всё будет кончено. Ещё пара мгновений и дверь в Зал Совета откроется. Вот она уже рядом и Оби-Ван решительно толкнул её, чтобы не открыть даже, а ворваться в Зал, чтобы высказать Магистрам всё, что накипело, но тут же навстречу его порыву устремился отрезвляющий ледяной поток. Дверь была заперта, Магистры ещё не пришли. Этого он ожидать не мог и в полной досаде даже пнул ногой по тяжёлой деревянной поверхности, даже не ощутив боли в ступне. Пришлось уходить в обратном направлении и, чтобы не идти к себе в комнату, где, как он знал, мог быть сейчас Энакин, мужчина отправился в Зал Тысячи фонтанов, где устроился на скамейке и прикрыл глаза, в надежде успокоиться и даже прибег к медитации. Первое время ничего не получалось, перед глазами стояла красная стена огня, а шум фонтана раздражал, влезая в уши и мысли. Эмоции туманили разум и это было очень плохо, просто недопустимо. Но вот понемногу туман начал рассеиваться, под влиянием подобной сну медитации, а, может быть, тем, чья фигура возникла перед закрытыми глазами Кеноби. Полупрозрачная, эфемерно-серая, но образ вполне узнаваемый. Высокая стройная фигура немолодого, но бывшего в прекрасной физической форме мужчины. Длинные тёмные волосы с налетом седины спадали вдоль плеч и спускались на спину. Узкое бледное лицо с большими серыми глазами, смотревшими с добротой и пониманием, чуть крючковатый нос, узкие губы. Коричневое пончо, наброшенное поверх джедайской бежевой робы, высокие сапоги. Всё в точности такие, как в последний день жизни, не было только сквозной раны в груди от светового посоха, оставленной Дартом Молом и оборвавшей жизнь этого человека. Оби-Ван легко узнал его и мысленно воспринял с облегчением его появление и всем существом устремился к бывшему наставнику: - Мастер Квай-Гон! Я так рад увидеться с вами! Вы один только сможете мне помочь! Я больше не в силах справиться сам! Но не разделяет его радости Квай-Гон, суров его мудрый взгляд, а приветливое лицо крайне печально, расстроен и голос его, прозвучавший в сознании Кеноби: - Ошибся я в тебе, похоже, не понял ты моего посыла, не сберег последней просьбы. Этот холодный тон, демонстрирующий разочарование, поднимает в мыслях Оби-Вана уже другую волну, призывающую на память ощущение своего несовершенства. Пытаясь это преодолеть, Кеноби начинает оправдываться: - Но, Мастер Квай-Гон, вы возложили на меня непосильную ношу, я просто не способен справится с твоим протеже, он постоянно испытывает моё терпение и сегодня я решил положить этому конец. Пускай другие принимают этот удел, быть может, у них получится. - Узы Силы непросто разрушить, - загадочно произнёс Квай-Гон тем же недовольным, хотя и невозмутимым тоном - Но узы крови просто невозможно. Родные люди всегда остаются таковыми, несмотря ни на какие условия. Нельзя быть родителем наполовину и временным братом. Можно лишь принимать близких такими, как есть, и пытаться понять их чувства. - Мастер, я вас совершенно не понимаю, - прервал Кеноби поток образной речи учителя - Про каких родных вы говорите? Моя семья осталась на Стьюджоне, я не видел никого из них много лет. - Не всех ты вспомнил, совсем не всех, - ответил Квай-Гон новой загадкой - Позабыл о родном отце, который перед смертью поручил тебе младшего брата, до этого доверенного ему его матерью. Я думал, что сам смогу позаботится об Энакине, но Сила решила иначе и моё обещание перешло к старшему сыну, я верил, что тот его исполнит. - Но, как же так вышло? - только и мог сказать Оби-Ван на то, что сейчас услышал, на ту ошеломительную информацию, которую Квай-Гон сообщил так спокойно, словно это разумелось само собой. Но, что именно он хотел добиться этим? Заставить взглянуть на ситуацию с Энакином по-другому или же наказать Оби-Вана за то, что он посмел нарушить данное слово. Кто знает, скорее всего, и то, и другое, Квай-Гон всегда отличался оригинальностью. - Очень просто, - так же спокойно ответил наставник - А ты думал, почему я до сих пор не в Совете? Но не затем я тебе это сказал, чтобы поведать историю своей любви к трём прекрасным женщинам, две из которых мои коллеги, а с тем, чтобы ты понял значимость кровного родства и не повторил моей ошибки. Мои дети росли, не зная отца, не лишай же одного из них ещё и брата. Вот это одно я и хочу у тебя простить. Прощай, сынок, надеюсь, мы поняли друг друга. Тень Квай-Гон давно растаяла перед глазами, отпуская дух в мир Силы, а Оби-Ван ещё сидел на скамейке возле фонтана и приходил в себя, выращивая в душе новое убеждение - никогда и ни за что не бросать своего брата. Не потому, что так хотел Квай-Гон, а потому, что сам не желает повторения прошлого. И он знал, что сдержит это слово и будет рядом столько, сколько необходимо. Пускай даже Энакин никогда не узнает почему. Таков путь. Такова Сила.