Тьма не всегда означает зло, а свет не всегда несёт добро.
Толстая, жесткая верёвка крепко стягивает запястья юноши за спиной. Плетение её явно оставит глубокие алые следы на тонкой коже. Трение дарит острую боль, разносящуюся вверх по руке. Чужая сильная ладонь грубо сжимает скрещенные предплечья, намеренно задирая их выше при каждом дерганном движении в попытках вырваться. Глаза охотника плотно закрыты белой льняной тряпкой, которую явно оторвали от рукава чьей-то рубашки. Юнги падает на колени в грязь. Его любимые джинсы изрядно порвались в схватке с приспешниками колдуна, и это придавало особой остроты ощущениями. Крохотные комочки земли моментально попали в раны на разодранных коленках. Юнги рычит, когда невидимая для него широкая ладонь больно хватает его за волосы на затылке и заставляет унижающе склонить голову так, что в нос ударяет запах поднявшейся пыли. До уха доходит противный смешок. — Правильно, склонись предо мной, смертный, — Хосок вальяжно поднимается с трона и складывает ладони в молитвенном жесте. Подобно божеству делает горделивый шаг вперед, и поднимает подбородок, наблюдая за жертвой свысока. Для него происходящее походит на игру с несмышлёным котёнком. — Ты действительно хотел помешать мне и убить меня, мальчик? — Отпусти меня, иначе так и случится, — десяток глаз следит за их диалогом. Юнги скалит зубы и силится поднять голову. Одна проблема — он всё ещё ничего не видит. — Никогда, — голос Хосока — арктический лёд. Он спускается по мраморным ступеням, отстукивая небольшим каблуком. Видит, как напрягся Мин от приближающегося звука размеренных, неспешных шагов. Чон опускается на одно колено и с каким-то особым удовольствием стягивает тряпку с раскосых глаз. — Сволочь, отпусти меня! Что тебе нужно?! — Юнги жмурится, привыкая к яркому свету. Зрение медленно фокусируется на фигуре напротив. — Ты разве ещё не понял? — на лице колдуна, кажется, не дрогнул ни единый мускул. И это поселило в сердце небольшой испуг. Хосок поднимает взгляд на мужчину за спиной Юнги, что до сих пор крепко стискивал руки юноши, и махнул рукой. Палач поклонился и отступил на два шага. Чон удовлетворённо кивнул и растянул уголки губ в расслабленной улыбке. Будто забыв о пленнике, он поправил ворот своего одеяния. Мин открывает рот, чтобы съязвить, но не успевает: длинные пальцы болезненно сжимают его подбородок. Взгляд Хосока темнеет, в то время, как губы остаются в той же позиции расслабленной улыбки. — Я не упущу тебя больше, — он понижает тембр голоса до чарующего бархата, склонившись над ухом юноши. — Ты так долго бегал за мной, преследовал совсем бессмысленную цель. Ты так сильно ненавидел меня. Скажи же, ты горел от каждого моего появления. И мне это льстило, — Чон совершенно невесомо ведёт носом по влажной от пота шее оцепеневшего Юнги и с особой жадностью втягивает носом воздух. — Я так хотел, чтобы ты пришел. Не затем, чтобы спасти весь мир или отрубить мне голову, как ты это делал с другими, ещё чем-то неважным. Я хотел, чтобы ты пришёл ко мне, — он почти мурлычет. А по телу Юнги бежит холодок. Это совсем не то, что он готов слышать. — Но ты не шёл. И я злился, — колдун нехотя отстраняется и смотрит прямо глаза. Почти гипнотизирует. — И вот, наконец ты в моих руках. И ты наивно полагаешь, что я так просто отпущу тебя? — Хосок ласково проводит по грязной щеке Мина костяшками пальцев. — Ты псих, — губы Юнги почти не шевелятся, а голос предательски затих. Страх липкими щупальцами забрался под куртку, обвил тело и не даёт пошевелиться лишний раз. Лучше бы Чон убил его. — Ты прав, и мне жаль, что ты понял это слишком поздно, — лицо колдуна мрачнеет, а тон голоса становится стальным. Он поднимается с колена, выпрямив спину. — Уведите, — бросает уже небрежно, пока разворачивается на все сто восемьдесят, стукнув каблуком о камень. Юнги насилу вздёргивают на отказывающие слушаться ноги и прижимают к носу дурно пахнущую тряпку, заставляя провалится в бездну…***
9 марта 1999 года
За двадцать лет до происшествия…
Старая кухонька заполнена ароматом свежеиспечённого яблочного пирога. На подоконнике, заставленном керамическими горшками, часть из которых ещё не заполнены землёй, разместилась вскрытая пачка разноцветных свечек. Сиротливо стоит ваза с апельсинами на пустом столе. Редкие украшения развешены на стенах с подранными резвым котёнком обоями. Юнги только-только исполнилось пять лет. Он машет короткими пухлыми ножками, спрятанными в вязанных бабушкой гольфах. Подаренная дедом игрушечная машинка блестит в крохотных ладошках. Сегодня ночью мальчик не спал. Кожу под ребрами разрывала жгучая боль. Будто кто-то неизвестный и невидимый вырезал скальпелем на нежной детской коже. Юнги уже знал — это метка истинности. Мама рассказывала — это важная часть его взросления. Каждый человек на Земле получает особый рисунок на коже. Он размещается под рёбрами, недалеко от сердца по достижению пятилетнего возраста и у каждого уникален. Только истинный может носить на своём теле дубликат твоей метки. Она может принимать любую форму: будь то замысловатая линия или полноценное изображение чего-то или кого-то. Все истинные имеют прочную связь, но не каждый решается остаться с тем, кто уготовлен ему судьбой. Нередки случаи, когда люди выбирали кого-то иного и проживали не менее счастливую жизнь. Юнги достался рисунок пера. Выведенный столь аккуратно и четко, он скорее походил на качественную татуировку, нежели на метку истинности. Мальчик тут же бросился к матери, стоило увидеть такую красоту на своём теле. Но мама отчего-то было недовольна. Её привлекательное лицо исказилось в престранном выражении. — Мама.? — раздался детский голосок в утренней тишине. Юнги распахнул раскосые глаза в искреннем недоумении. Легкая паника закралась в его мысли, а пухленькие пальчики сильнее сжимали ткань голубой ночной маечки. — Юнни, милый, спрячь свою метку и не показывай её никому, хорошо? — её голос загадочно дрогнул. Женщина встала со скрипнувшей от движения кровати и одернула маечку сына. — Такую метку носит один очень плохой и страшный человек, детка. Я не хочу, чтобы ты попал в его руки. Прячь её и никогда никому не открывай. Даже если очень-очень просят, — она прижалась мягкими губами ко лбу сына и обвила руками его тельце.***
15 мая 2019 года
Наши дни…
Самое странное состояние мы имеем перед пробуждением. Когда всё ещё видим сон так ярко, но в подсознание прорываются сигналы извне. Звуки: будь то пение птиц, гудки автомобилей, чьи-то разговоры или случайно скинутая со стола на пол кружка; тактильные ощущения: кот, лизнувший руку, сквозняк, пробежавший по коже и вызвавший табун мурашек. И каждый из этих сигналов способствует пробуждению, вызывая чувство неудовлетворённости от прерванного сновидения. Юнги дергается, резко усаживаясь на мягкой кровати, совершенно дезориентированный. Резкий женский вскрик возвращает его в реальность из некого промежуточного состояния между нашим миром и Царством Морфея. Мин трёт глаза указательными пальцами и фокусирует взгляд на испуганной девушке. Её простенькое платьице, подвязанное черным фартуком, ярко показывает её статус — обслуживающий персонал. Девушка приходит в себя и поднимает с пола мокрую тряпку, спавшую с слишком резко поднявшегося юноши. — Где я? — бессмысленный вопрос, заданный, скорее машинально, чем с интересом. И без того ясно, где. Такой вычурный и старомодный интерьер может интересовать только одно существо в этом мире. — В гостях у Мастера, — её тоненький дрожащий голосок звучит раздражающе-звонко в тишине спальни и отдаётся эхом, кажется, в самой голове Юнги. — Извините, я не смею с вами разговаривать. «Служанка» — как мысленно прозвал её Мин — собирает вещицы: какие-то душистые травы, темные склянки, явно подобранные колдуном — и благополучно ретируется. Юнги спускает босые ноги на начищенный до блеска паркет и морщит нос от пульсирующей боли в висках — видимо, последствия того, чем его усыпили. Взгляд юноши цепляется за скудный набор мебели в спальне: помимо кровати в ней пристроились дубовый письменный стол со стулом в комплекте, широкий шкаф, явно поставленный здесь для красоты — класть туда ему совершенно нечего — и пустая книжная полка. Только настенные часы остаются нарушителем тишины с характерным тиканьем. Юнги с кряхтением поднимается с кровати и подходит к окну, прячущемся за плотной занавеской. Ничего интересного, кроме железной решётки за стеклом не находится. Хосок постарался, чтобы задержать его здесь. Губ Мина касается лёгкая ухмылка. Чон всегда любил действовать наперёд в попытках превзойти и победить его. И у колдуна это удавалось не единожды. Но последний, решающий ход всегда оставался за Юнги. И смотреть на перекошенное от злости лицо Хосока было истинным удовольствием каждый раз, когда выходило ускользнуть из его лап. В этот раз фортуна явно была не на стороне охотника, что не могло не огорчать. Но Юнги не был бы самим собой, если бы не принял свое заточение, как вызов. Если Чон наивно полагает, что это так просто сойдёт у него с рук и Мин станет его ручной собачкой, любовником, да кем угодно, то он совершает колоссальную ошибку. Губ охотника касается озлобленная улыбка. Шум вставляемого в замок ключа прерывает его раздумья. Дверь за спиной с секундным поскрипыванием отворяется…