Грустный французский роман

" — Старина, — начал Базаров сиплым и медленным голосом, — дело моё дрянное. Я заражён, и через несколько дней ты меня хоронить будешь. " И подумать Василий Иванович не мог, что родной сын когда-то скажет ему такие слова.

***

Базаров лежал неподвижно, лишь изредка поворачивал головой, то к стене, то к креслу, на котором сидел его отец, не отходя от сына ни на минуту. Евгения конечно злила сама мысль, что пока он в таком глупом положении, на него кто-то будет смотреть, но сил сказать хоть, что-то отцу у него не было. Единственный выход был отвернуть голову к стене, в попытках заснуть. Часа через два, юношу немного отпустил жар, и он кое-как раскрыл глаза, всматриваясь затуманенным взглядом куда-то. — Евгений? — Раздался хриплый голос мужчины. Базаров томно вздохнул, устремляя взор на отца. — Да, отец. — Лениво отвечал нигилист. — Легче? Жар всё ещё мучает тебя? Может изволишь чего-то? — Мужчина посыпал сына вопросами, но тотчас замолчал, подходя ближе. — Пока я лежал, — наконец подал уставший голос Базаров, — мне всё казалось, что вокруг меня красные собаки бегали, а ты надо мной стойку делал, как над тетеревом. Точно я пьяный. Ты хорошо меня понимаешь? — Помилуй, Евгений, ты говоришь совершенно как следует. — Тем лучше; сделай, родной, мне одолжение, потешь меня: пошли ты нарочного… — К Аркадию Николаичу, — подхватил старик. — Кто такой Аркадий Николаич? — невдомёк спросил Базаров. — Ах да! Птенец этот! — На этих словах Евгений оборвал себя, не смея закончить. На какое-то время он замолчал, словно обдумывая дальнейшие слова. А Василий Иванович терпеливо дожидался ответа сына. — Аркадий… — Базаров вспоминал, как нехорошо они разошлись. — Да-да, Аркадий Николаич, ему посылать нарочного? — Ещё раз спросил старик. — Да. — коротко и броско выпалил Евгений, сам того не ожидая. — Передай, что Базаров кланяться велел, и велел передать, что умирает. Отец согласился исполнить просьбу сына, с разбитым сердцем вышел из комнаты, оставляя того одного (как и хотел Базаров), и заливаясь горькими слезами. Василий Иванович послал как и обещал нарочного к Аркадию Николаичу, в имения некой Одинцовой, где сейчас и находился юноша. Каково было удивление Василия Ивановича, когда сидя незаметно от глаз Евгения в его комнате, он услышал за окном топот копыт и треск колёс тарантаса. От непонятной никому и совсем неожиданной радости чему-то, он вскочил с места и ринулся на улицу. Стоя на крыльце, он видел как некий молодой человек выпрыгивает из тарантаса прямо на ходу, и стремительно быстро идёт прямо в сторону старика. — Василий Иванович! — кричал парень, — Евгений… Евгений, он жив? Я доктора привёз! — Аркадий Николаич… — спохватился вдруг мужчина. — Радость какая! Вы точно хороший знак! Ангел, сам ангел привёл Вас к нам! — непонятно чему радовался Василий Иванович. — Арина Власьевна, смотрите кто приехал! Евгений будет жить! — старик звал свою жену. Маленькая, пухленькая старушка выбежала к нему на крыльцо и также непонятно от чего заулыбалась и вскинула руки. — Аркадий! Бог послал нам спасение, муж! — говорила она, смотря в небо. Сам Аркадий уже не мог дольше стоять молча, и громким голосом привлёк внимание стариков: — Повторяю, я привёз доктора, быстрее, ведите нас к Евгению Васильевичу! — Рядом с ним и в правду стоял низенький мужичок, по видимому и есть тот самый врач. Родители быстро опомнились, и скорее повели тех в комнату, где лежал заражённый. После недолгой консультации про состояние Базарова, первым было принято зайти Аркадию. Он сам настоял. Дверь тихонько отворилась, и из неё вошёл в комнату юноша, робея. И остановился как вкопанный, скованный неподдельным страхом. В комнате пахло чем-то страшным. Чем-то похожим на смерть… — Аркадий? — тихий, но всё такой же уверенный голос возратил Аркадия обратно из пелены страха. Уже такой родной голос успокаивал, и внушал спокойствие (Аркадий старался не обращать внимание, что вместе со спокойствием всегда витал в воздухе некий страх). — Аркадий, это ты? Подойди, — повторился вопрос. Аркадий молча послушался, садясь на то самое кресло, где сидел отец Базарова. Но придвинул его ближе к заражённому, всматриваясь в его бледное лицо. — Я здесь. — промолвил Аркадий, чувствующий нарастающее волнение. — Ты злишься на меня? — не дожидаясь ответа, Евгений отвечал, — Злишься, конечно. Ведь я вот так нагло оповестил тебя о своей скорой кончине… — Не смей так говорить, Евгений, ты не умрёшь! Я… Я… — Замолчи. — с уставшим стоном потребовал Базаров. — Хватит смотреть на всё с оптимизмом. Мне осталось недолго, и я не для того сейчас с тобой, бараном, веду беседу, чтобы тратить драгоценные минуты своей жизни на споры. Я знаю, что ты чувствуешь, от части. Ведь ты всегда по иному всё воспроизводил в своей голове. Такой нежный и спокойный… И как ты вообще оказался моим учеником? — со смешком спрашивал сам себя Базаров. Аркадий молчал, внимательно слушая каждое слово. — Как видишь, я сейчас предстал перед тобой не в лучшем виде. Ненавижу себя за это. Унижаться, медленно умирая, что может быть хуже? — Нигилист смотрел в глаза друга. — А хуже может быть лишь недосказанное. — Евгений на секунду отвёл взгляд, потупил глаза, слегка кивнул, будто соглашаясь со своими мыслями, и снова встретился с чужими глазами. — Чего таить, мой друг, я любил тебя, сколько помню себя знакомым с тобой! Чисто и без капли сожаления. Нет, правда, не смотри с таким изумлением на меня. Нигилист может отрицать любовь, но кто запретит ему любить? Ты помнишь, что презираю я не любовь, а романтизм. — с упрёком сказал Базаров. Он замолчал, будто выжидая реакции своего «друга». Тот молчал, совсем изумленный ответом своего бывшего учителя. Мысли роились в его голове. Пазл наконец-то начал складываться воедино. Упрёки по отношению к Екатерине, это была… Ревность? Нет, Аркадий не мог признать в человеке, что сейчас лежал перед ним того самого Евгения Базарова, какого знал. — Евгений, у тебя жар… — Аркадий было потянулся ко лбу больного, дабы проверить свои догадки, но рука учителя обхватила его, не крепко сжимая. И было бы желание Аркадия её выдернуть, он бы это сделал… — Для тебя мои слова кажутся смешными? — с грустью в голосе спросил Базаров. — Ты видно не признаешь меня. Хм! И правильно делаешь. Но коли был бы жар это, я бы видел перед собой не своего одного единственного, как пишут в дешёвых французских романах, а красных собак, я тебя уверяю. Аркадий, я ещё в своём уме, и понимаю, кому и что говорю. Хочешь, можешь не признавать моих слов, хочешь… А, всё равно. Это всё не имеет смысла. Ведь... Ведь жить осталось недолго. Базаров отпустил руку, повернул голову к стене и тихо, словно шепча попросил: — Потуши умирающий свет в лампе, и пусть она погаснет… Аркадий, уже не сдерживая слёз выполнил последнюю просьбу друга, в последний раз столкнулся с его глазами, что блестнули искрой и погасли. Аркадий вышел из комнаты, удерживая рукав у глаз, пытаясь унять поток слёз. — Ну что там, Аркадий Николаич? — интересовался Василий Иванович. — Он заснул… — Евгений заснул навсегда мёртвым сном, признавшись напоследок, как бывает в романах. В романах, с плохим концом.