Tenderness

Сынчоль часто слышал это. «О, так Джонхан, значит, а? Это для ваших отношений придумали слово spicy?». «Джонхан? Хах. А я тебе даже завидую. Я бы тоже был не прочь испытать разок острые впечатления в отношениях». «Вау, чувак! Наверное, это тяжко, да? Боже, это же Джонхан, наверное, он ест твой мозг на обед. Как ты отдыхаешь от него вообще?». «Прости, что молчу. Не знаю, поздравлять тебя или сочувствовать». И Сынчоль этого не понимал. Не понимал, когда наблюдал, как сейчас, за тем, как он спит. У него никогда не было особых привычек, связанных со сном. Джонхан обхватывал подушку, но не крепко, просто, чтобы за что-то держаться, его лицо всегда было спокойным, без какого-либо выражения. Он спал в меру чутко, но никогда не просыпался, когда Сынчолю приходилось уйти пораньше. Он не начинал обниматься во сне, не закидывал ноги на своего парня, не пинался и не разговаривал спящим. И по какой-то причине Сынчоль всё это в нём считал очаровательным. И не понимал, что все эти люди имеют в виду. Когда Джонхан проснется, его лицо на несколько мгновений станет хмурым, но вскоре снова смягчится, и он спокойно взглянет на Сынчоля, слегка улыбаясь. А Сынчоль как обычно не удержится и обхватит его тонкое тело в объятия, и Джонхан снова заснёт, окружённый теплом его тела. Всё это будет происходить в молчании, и это тоже будет очаровательным. Иногда у Сынчоля было игривое настроение. Он мог полезть целоваться, но чаще всего с щекоткой, потому что Джонхан не выносил щекотку и начинал громко и долго смеяться, даже если его уже отпустить и не мучить. А Сынчолю это нравилось. Сегодня у него было мягкое настроение, не для щекотки, а для обниманий, поэтому он смиренно ждал, когда его парень зашевелится. Сейчас у Джонхана были тёмные волосы, свой цвет, Сынчоль его очень любил. И Джонхана, и этот цвет. Волосы были живыми и мягкими. Ему нравилось, когда они превращались в блонд, хоть и были более сухими и как будто имели другую структуру. Но когда Джонхан красил волосы так, обычно он ко всему прочему отпускал длину, отчего становился слишком нереальным. Его черты заострялись, он походил на модель, а Сынчолю становилось тревожно и даже страшно иногда, когда он смотрел на него в постели. Он слишком часто задавался вопросом: «Как такой потрясающий, неземной красавец может иметь ко мне какое-нибудь отношение?». Конечно, и с тёмным цветом и короткими волосами парень был невероятно красив, красивее кого бы то ни было на свете, но таким он ощущался своим, будто родная постель, будто дом, будто это уютное утро. С другой стороны, когда он был блондином, тот контраст между тем, как он выглядел, когда куда-то уходил, уложив волосы, чтобы они не выглядели, как висящие патлы, и как раз тем, когда он был дома со своими висящими патлами, заставлял Сынчоля дорожить им, любить его ещё сильнее, хотя он был уверен, что достиг предела. А ещё когда он спал с этими своими патлами, а они падали ему на лицо совсем не художественно или эстетично, это был просто бардак. Вот тогда он хмурился во сне и однажды очень удивил Сынчоля, убрав во сне со своего лица волосы. С тех пор этим занимался сам Сынчоль, когда просыпался, чтобы Джонхан продолжал спокойно спать. В общем, от блондинистых патлов одни неприятности. Но не от Джонхана. И почему все так думают? Сынчоля это напрягало, но он не был в гневе, только недоумевал, почему так происходит. Кроме одного момента. Тогда он позвал Джонхана встретиться с его друзьями, посидеть в ресторане, расслабиться. Боже, как же Сынчоль его любил. Он никогда не отказывал ему в этом. Почему он всегда шёл, куда бы Сынчоль ему ни предложил? Он всегда был спокоен и радушен, с готовностью отвечал на предложения Сынчоля куда-то сходить, предлагал сам. Они были уже в стольких местах! И сколько ещё мест впереди. В любом случае, тогда друзья впервые видели Джонхана в роли его парня, но были знакомы с ним и до этого. И они стали нести гадости. Возможно, это не были такие уж гадости со стороны, но для Сынчоля это были гадости. По сути, можно сказать, что они говорили всё то, что уже слышал от них Сынчоль, но теперь они обращались прямо к Джонхану. Всё дошло до того, что кто-то из чуть подвыпивших ребят сказал: — Уверен, что Джонхан может устроить что-то вроде быстрого траха в кабинке туалета прямо в этом ресторане. И рассмеялся. Сынчоль не знал, что тема секса, тема секса и тема Джонхана вместе его так разозлят. О чем они говорили? Что они себе позволяли? Что они себе выдумывают? — Знаешь, если ты ещё раз скажешь нечто подобное, я тебя ударю. Я не шучу.— Сынчоль не шутил, это правда. Он сказал это со всей серьёзностью, без капли снисходительности, беззаботности и намёка на шутливость. Так он разговаривал только по рабочим вопросам, чаще всего, когда начальство третировало его отдел. Он защищал. — Окей, извини. — Все-таки пьяные люди хуже всех. Друг продолжал дурашливо улыбаться, хотя вроде бы и понял угрозу. — Просто это так необычно. Ваши отношения. Вы парни, а ты Сынчоль такой добродушный, в то время, как Джонхан все-таки такая сука частенько. Я переживаю как-то даже. Тогда кулак сам взмыл в воздух, но Джонхан его удержал. Он был молодцом, замечательным, потрясающим молодцом тогда. Он улыбался на все эти мерзкие слова, кажется, про трах в туалете съязвил что-то. Он никогда не умел злиться на других людей, отвечать им жестокостью, всегда старался уверенно улыбаться, будто не смущён тем, что его оскорбляют. И как же больно, что Сынчоль видел его и грустным, и не в меру задумчивым, и расстроенным, и даже болезненно разбитым, но никогда — в гневе, хотя бы в справедливом гневе. Мир его не заслуживал. Он остановил кулак Сынчоля своей мягкой хваткой, не сводя взгляда с говорливого друга. — Шёл бы ты нахуй, — улыбаясь, произнёс Джонхан мягко, как всегда. Даже сейчас он произнёс это будто в шутку, чтобы не усугублять ситуацию. Все за столом рассмеялись. Сынчоль ещё не говорил, что Джонхан был ко всему прочему чутким и умным? Сынчоль матерился чаще, чем Джонхан. Джонхан — это забавные покупки в интернете, это домашний камень с именем и собственной, обустроенной Джонханом квартирой, это милые песенки, придуманные на ходу ни с того, ни с сего, это выдуманные истории, которые он рассказывает очень убедительно, что Сынчоль иногда даже верит, это куча лего, которые он молча собирает часами один, это попытки подражать рэперам, хотя его голос совсем не подходит, это вечная жизнерадостность, это неумение громко кричать и быть агрессивным, это поддержка любых глупостей, которые важны для людей, это свои бесконечно милые глупости, это безмолвная и незаметная забота о младших, это искренность, это очень редкие и оттого такие пронзительно трогательные слезы, это преданность своему делу и бескорыстное посвящение ему всего себя, это безмерная любовь к вещам, которые важны в его жизни, это страх, что эти вещи могут быть важны только для него. Джонхан — это всё, кроме того, что о нём думают другие. Люди просто не умеют ценить, и они абсолютно слепы. Они не разглядели, хотя всё было так просто, всё так просто! «Важного не увидеть глазами, зорко лишь сердце». Джонхан — это его роза, а он, получается, Маленький Принц. Но Джонхан был всегда с ним не розой с шипами. Может быть, лишь когда они впервые встретились, но Сынчоль этого не помнит. Он был всегда с ним собой, без каркаса язвительности, подначек и манипуляции. Он ему всегда всецело доверял. Да, Джонхан любит шутить над другими, подкалывать, но это всегда невинные и забавные вещи, которые разряжают атмосферу, заставляют людей смеяться. Но на всё это он получает взамен жестокость, неприкрытую ненависть, оскорбления. И всегда улыбается, будто принимает это, как должное, будто он это заслужил. Но он не заслужил. Шанс, наверняка, был у каждого, и всё очень просто. Разница лишь в том, попытался ли кто-то хотя бы на миг копнуть глубже того, что они видели на поверхности, пытались ли они разглядеть большее в его словах и действиях, пытались ли они его полюбить. Сынчоль его любит. You make me feel special. Он делает его особенным. Такой он только для него. Обнажённый. Доверяющий. Трогательный. Спокойный. Умиротворенный. Значит, он чувствует себя с Сынчолем в безопасности. — У тебя взгляд в себя сейчас. Тебя не отвлекать? — У Джонхана хриплый голос со сна. Он выглядывает из-под одеяла расфокусированно. Сынчоль уверен, что увидит его обычную лёгкую улыбку, если откинет одеяло от его лица. — Отвлекай. — Сынчоль полез обниматься, как и хотел, но мысли, до этого беспокойно метавшиеся в голове, заставили обнять Джонхана сильнее, чем обычно. Он почти стиснул его в объятиях. — Ты чего? Сынчолю было хорошо, потому что он понял, что он счастлив, потому что в его руках драгоценность, которая досталась ему случайно. Чем он его заслужил? Чем? — Я тебе так благодарен, — с чувством произнёс Сынчоль, глядя в чуть более осмысленные глаза парня. — Пожалуйста. — Джонхан обхватил его лицо руками, убирая пряди, и поцеловал. Не сильно, не слабо, не страстно, не нежно. Так, как он хотел. Так, как надо. Так, как он целовал Сынчоля всегда. Спокойно и уверенно. Сынчоль был счастлив, но взвинчен от тех мыслей и ещё не успел успокоиться, поэтому ответил на поцелуй сильнее, чем обычно. Джонхан обнял его за шею, расслабляя рот, насколько мог, и позволяя Сынчолю творить с ним всё, что вздумается. Джонхан — это деликатность, это всё та же безмолвная забота, эмпатия, понимание чувств, тактичность. Это умение отдавать всё. Сынчоль обводил пальцами его лицо, продолжая целовать. Кажется, он никогда не чувствовал такое сильное желание. Его язык касался языка Джонхана, и это было подобно электрическому разряду, он готов был потерять сознание от одних поцелуев. Джонхан трогал его волосы, а потом тело, задирая футболку Сынчоля, видимо, желая её снять, но не отрываясь от губ парня. Сынчоль едва смог оторваться от любимых губ, которые стали просто прекрасно красно-вишневыми, а глаза Джонхана горели такой бурей эмоций, что это было и притягательно, и невыносимо. Сынчоль снял с них всю одежду сразу, потому что не хотел больше отвлекаться, он хотел терзать чужие губы, кажется, до самой смерти. Но у Джонхана были другие планы. Он мягко отстранил Сынчоля от себя, когда тот потянулся за поцелуем снова. Он улыбался как всегда, но его глаза всё так же горели, а губы были жутко яркими. Он выбрался из-под Сынчоля и мягким толчком уложил его на своё место. Всё в его движениях, всё в нём было мягкое и почти эфемерное, хотя его тело было хоть и тонким, но жилистым. Он не был пластичным и грациозным, как кошка, не пытался быть по-дешевому соблазняющим. Он был собой. Вся эта мягкость была его. И одно только это толкало Сынчоля к краю. — Ты хочешь чего-то особенного? — спросил Джонхан хриплым голосом, то ли ото сна, то ли от возбуждения, двигаясь рукой от низа живота Сынчоля к его члену, сидя у него на коленях. Он смотрел то на парня снизу, то на свою руку, и наконец обхватил ею уже почти целиком вставший член. — Всё, что ты хочешь. Всё, что хочешь ты. Сынчоль начал задыхаться. Джонхан почти медленно водил рукой по его члену. От избытка ощущений он выгнул голову и закрыл глаза, а когда вновь перевёл взгляд на Джонхана, то увидел, что он себя растягивает. Больше Сынчоль не отводил взгляда. Рот Джонхана был открыт, он часто дышал. Он ускорил движения рукой по члену Сынчоля, наверное, сам не осознавая и делая это от переизбытка чувств. Сынчоль не видел, сколькими пальцами Джонхан уже себя растягивает, но он делал это всё интенсивнее и интенсивнее. Его тело выгибалось с каждым движением левой руки по члену своего парня и правой — внутрь себя, и Сынчоль не видел в жизни ничего сексуальнее. — Я… не могу… — Джонхан произнёс с придыханием и паузами между толчками. Кажется, он устал: его ноги подрагивали, рука, которая растягивала, безвольно опустилась, но вторая всё ещё крепко сжимала член Сынчоля. И Сынчоль знал, что Джонхан немного лукавит и просто хочет передать инициативу и полениться, но он был только счастлив идти у него на поводу. Сынчоль потянулся к его шее рукой, наклоняя лицо Джонхана к своему и мягко хватая его губы своими. Джонхан с готовностью ответил на поцелуй, который должен был быть нежным, но парень сверху был слишком возбужденный, поэтому нежность быстро перетекла в страсть. Джонхан покусывал губы Сынчоля, как любил делать, когда был на грани и не знал, как ещё выразить свои чувства. Сынчоль всё понял, он слишком хорошо знал его, чтобы всё понимать. Сам Сынчоль был на грани, когда чувствовал себя нужным Джонхану. В эти моменты он жил, чтобы быть для него нужным. Сынчоль перевернул их обоих, не переставая подставлять губы под новые укусы, но, когда он навис над Джонханом, пришла его очередь приносить удовольствие. Обычно их секс не был грязным, каким-то донельзя страстным, он был чувственным, только их. Чаще медленным, долгим, тягучим. Но сейчас Джонхан, несмотря на то, что был со сна и не первый проявил инициативу, был на редкость взбудораженным. Он смотрел на Сынчоля почерневшими, чуть прикрытыми, соблазняющими глазами, пытаясь скрыть тяжёлое дыхание. Он знал или нет? Знал ли он, что делает с Сынчолем сейчас и на всю оставшуюся жизнь? Наверное, он догадывался, пусть и выглядел хоть и порочно, но невинно. Нет, слово порочно Джонхану совсем не подходит. Чувственно. Только чувственно. Джонхан обожал, когда с ним обращались, как с сокровищем. Сынчоль обожал обращаться с ним, как с сокровищем. Так что сегодняшний секс не будет каким-то иным, более грязным, более страстным. Просто сегодня будет жестче. Сынчоль начал интенсивно растягивать парня двумя пальцами, внимательно глядя ему в лицо. В такие моменты, когда Сынчоль был сверху и его взгляда было не избежать, Джонхан сильно смущался и краснел, пытаясь отвести глаза. Помимо этого смущение выражалось в избегающих движениях тела. Он начинал извиваться, теперь уже точно не понимая, какие его от природы гибкое тело может рисовать зигзаги, менять буквально каждую частичку тела ежесекундно, привлекая полное внимание Сынчоля, да кого бы угодно, но здесь был он, видел это только он и будет видеть только он. Чем он заслужил эту драгоценность? Сынчоль второй рукой прикоснулся к лицу Джонхана и повернул к себе. Парень продолжал избегать смотреть на него, поэтому Сынчоль ласково, кончиками пальцев начал дотрагиваться до его лица, рисуя линии и заставляя Джонхана улыбнуться, но в следующий миг задохнуться и широко открыть глаза, встречаясь с прямым взглядом Сынчоля, который довольно резко подключил третий палец. — Всё хорошо? — немного обеспокоенно спросил Сынчоль. — Мм… да да… конечно… Джонхан захватил губами и зубами его палец и начал мягко покусывать, отчего член Сынчоля несколько раз дёрнулся. Он не удержался от того, чтобы тяжело выдохнуть, с трудом подавив стон. Сынчоль надавил на нижнюю губу Джонхана, вытаскивая палец и спускаясь ладонью вдоль его тела вниз. Следующей остановкой были соски, которые служили джонхановой эрогенной зоной. Сынчоль обычно играет с ними, когда Джонхан уже близок к завершению, чтобы сделать оргазм более ярким, но сейчас решил добавить остроты в сам процесс. Парень ясно дал понять, что сегодня он нуждается в чём-то подобном. Сынчоль, всё так же боясь упустить мельчайшую реакцию своей драгоценности на его действия, внимательно наблюдал за изменением выражения лица Джонхана. Сейчас он был спокоен, но через мгновение его черты исказятся так, что это возбудит Сынчоля ещё сильнее, вынуждая терять терпение. Сынчоль надавил на напряжённый сосок Джонхана, одновременно делая движения пальцев внутри парня более быстрыми и размашистыми. Джонхан удивлённо застонал, а когда Сынчоль продолжил с каждым движением пальцев надавливать с новой силой на сосок, он начал стонать регулярно на каждый рывок. Вид подходящего к краю Джонхана, отчаянные звуки, которые он издавал, несмотря на то, что пытался прикусить нижнюю губу, чтобы этого избежать, ясно дали Сынчолю понять, как сильно он переоценил своё терпение. Он почти что сошел с ума от того, что видел и слышал, и понял, что, если не сделает прямо сейчас хоть что-то, то просто свихнется. В каком-то безумном порыве Сынчоль склонился к телу Джонхана и, не прекращая делать то, что делал, припал губами и зубами ко второму соску, пытаясь однако оставаться как можно более мягким и контролировать импульсивность, которая лезла наружу. Ради самого прекрасного создания во Вселенной. Контроль Сынчоля не остановил Джонхана от того, чтобы уже почти кричать от количества ощущений. Всего через несколько секунд к его стонам добавилось надрывное хныканье, а сам он из последних сил выдавил: — Чоль… Чоли… прекрати, перестань, я сейчас кончу! Сынчоль своим телом чувствовал дрожь тела парня — это означало, что Джонхан уже очень близко. Он оторвался от обоих сосков и вернул прежний темп, успокаивающе гладя всё ещё подрагивающее тело. Джонхан рвано дышал, закрыв глаза и явно пытаясь уйти от ощущения приближающегося оргазма. Сынчоль знал это чувство и понял, что Джонхан пожертвовал желанной разрядкой ради того, чтобы продлить то, что они делают. Он от переизбытка нежности склонился к губам парня и, оставляя на них и вокруг них маленькие поцелуи, ловил тяжёлые выдохи. — Ты в порядке? — полушепотом спросил Сынчоль. — Я немного в шоке... но в порядке. Это было… — Извини, это было чересчур. Я переборщил. — Нет! — воскликнул Джонхан, возмущённо глядя ему в глаза. — Просто я… хотел бы кончить так. Это было… я думал, что умру. Но в хорошем смысле. — Ты мог кончить. Всё нормально. — Нет. Хочу сделать это вместе. Сынчоль с нежностью посмотрел Джонхану в глаза и поцеловал в кончик носа, отрываясь от его лица и добавляя четвёртый палец. Осталось совсем немного. Рука Джонхана заскользила по бедру Сынчоля к его члену, но почти у цели застыла и опустилась обратно. Сынчоль перевёл любопытный взгляд на лицо Джонхана, который задумчиво глядел на него из-под ресниц. — Ты можешь?.. Я хочу тебя попросить… — Можешь сказать прямо, всё хорошо. — Сынчоль с интересом ждал, склонив набок голову. — Хочу, чтобы ты сам это сделал. Хочу посмотреть. Джонхан смущённо, но жадно смотрел в глаза Сынчолю, и Сынчоль обожал видеть жадность в этих глазах, особенно, когда она направлена на него, когда удовлетворение этой жадности зависит только от него. Джонхан никогда не просил ничего подобного, их секс был самым потрясающим, что можно было себе представить, но они никогда не пробовали чего-то… такого. Сегодня он явно был на взводе, не так, как всегда, что, возможно, было и заслугой Сынчоля, когда он довёл Джонхана до грани. Сынчоль продолжал держать прямой зрительный контакт с парнем, который, кажется, начинал злиться из-за промедления. Ещё бы. Досада от того, что не удалось кончить, не могла просто уйти. Как же он, наверное, хочет заново и как можно быстрее подойти к этому ощущению. Пожалуй, сегодняшний секс действительно особенный. Сынчоль дразняще улыбнулся в ответ на появившиеся в глазах Джонхана искорки раздражения, заставляя его сглотнуть, и медленно заскользил ладонью вдоль косых мышц живота. Взяв в руку член, который впрочем не нуждался в подготовке, будучи максимально твёрдым, он сначала плавно начал дрочить, чтобы через несколько секунд перейти на эффектный рваный и импульсивный темп. Это было немного болезненно, обычно Сынчоль прибегал к такому темпу, только когда подходил к концу, но сейчас в приоритете был не он, а прекрасное создание под ним. Сынчоль боялся моргнуть, чтобы не упустить ни секунды того, как Джонхан проваливается в забытье от накрывающего с головой возбуждения. Сынчоль ловил каждое мгновение изменения: как расширились зрачки, как глаза всё больше стекленели, но в них плескался такой огонь желания, что он сам будто проваливался. Рот Джонхана был приоткрыт, и он часто дышал, переводя взгляд то на член, то на глаза Сынчоля. В какой-то момент Джонхан, закусив нижнюю губу, посмотрел на него так, будто хочет наброситься, и заскользил рукой к своему члену. В следующее мгновение они уже вместе в одном темпе совершали фрикции, наблюдая друг за другом и сгорая от возбуждения. Тело Джонхана никогда не находилось в покое, он изгибался под разными углами, теперь уже сам насаживаясь на пальцы. Сынчоль любил брать все в свои руки и не давать Джонхану свободы действия, как сейчас, но не мог остановить себя от того, чтобы перестать двигать пальцами и посмотреть, что предпримет доведённый до отчаяния парень. Джонхан был уже не в себе. Когда Сынчоль остановил движение, не вынимая пальцы, он низко проскулил, а в прикрытых от чувств глазах, которые ни на миг не отрывались от Сынчоля, отразилось такое острое отчаяние, что Сынчоль сразу же пожалел, что остановился, и хотел попросить прощения и продолжить, но Джонхан, начиная извиваться сильнее, сам стал насаживаться на его пальцы, глухо хныча от того, что не получалось сделать это с такой же силой, с которой его растягивал Сынчоль. — Давай! Я готов, готов! — тяжело дыша, требовательно сказал Джонхан. Сынчоль тоже уже не мог больше терпеть. Как бы сильно ему ни хотелось довести парня до грани одними только пальцами, это не то, что им было действительно нужно в данный момент. Сынчоль закинул правую ногу Джонхана себе на плечо и, смазав член, плавно вошёл, выбивая из Джонхана воздух. Джонхан размеренно дышал с закрытыми глазами, приспосабливаясь к члену своего парня, который заходил значительно глубже пальцев, пока Сынчоль внимательно наблюдал за выражением его лица и ласково гладил всё его тело, отвлекая от двояких ощущений. Когда Джонхан слегка приоткрыл глаза и кинул на Сынчоля свой фирменный соблазнительный взгляд из-под ресниц, он прошептал: — Давай… Сынчоль склонился к Джонхану, оставляя поцелуи на его теле и припал к открытым от возбуждения губам парня, который с желанием ответил на поцелуй. Сынчоль начал размеренно набирать темп, выбивая из Джонхана тихие стоны. Сынчоль тяжело дышал, склонившись над губами Джонхана и ловя ртом все звуки, которые вылетали из его рта. Он уже готов был зарычать от того, как сильно хотелось набрать быстрый темп, но вид Джонхана, трогательно то открывающего, то прикрывающего от возбуждения глаза, ставил на первое место в списке приоритетов нежность, так что он продолжал двигаться на средней скорости. Через секунд десять Джонхан полностью открыл глаза и удивительно ясным, но тёмным и требовательным взглядом посмотрел на Сынчоля, прикусывая губу. — Быстрее, — со всей оставшейся твёрдостью потребовал Джонхан, на что Сынчоль слегка оскалился и начал двигаться более размашисто, выбивая из парня дух. Джонхан открыл рот, уже не в состоянии даже издать звук, и откинул голову назад, окончательно закрывая глаза. Сынчоль, понимая, что ему так и не удалось найти простату, немного сменил положение, оставив ногу Джонхана на плече. К восторгу Сынчоля, первое же движение в новой позе заставило Джонхана издать протяжный стон и шокированно открыть глаза, уставившись на парня. Сынчоль, глядя на него в упор, начал резко набирать темп, отчего Джонхан, забыв о всяком стыде, рвано скулил при каждом толчке, всё ещё во все глаза уставившись на Сынчоля. Они не отводили друг друга взгляда, а Сынчоль в какой-то момент прочитал по его губам еле разборчивое «Ещё» и сорвался на скоростной темп. Тело Джонхана вздрагивало каждую миллисекунду, а он, как мог, сдерживал себя, чтобы не начать кричать, закусив губу до крови и протяжно мыча через сомкнутые губы. Его руки готовы были уже изодрать простыню, настолько крепко он за нее цеплялся. Иногда он пытался оторваться от неё, чтобы дотронуться до Сынчоля, но, стоило ладони отпустить ткань, как он возвращал её обратно, пытаясь удержать тело на месте. Сынчоль готов был уже сам заскулить от ощущения приближающегося оргазма. Он видел, что Джонхан уже долгое время был очень близко, но самоотверженно держал себя на грани, дожидаясь, когда Сынчоль, как обычно, своими действиями даст понять, что сам готов кончить. Парень схватился одной рукой рядом с тазовой костью Джонхана, а другой взял его скользкий от предэякулята член. Стоило Сынчолю прикоснуться к чувствительному члену парня, как Джонхан издал долгий хныкающий звук, изгибая дугой тело и схватив простынь правой рукой в кулак так, что на предплечье чётко проступили вены. Всё его тело дрожало и было максимально напряжено, а сам он со всей силы зажмурился. Сынчоль шокированно понял, что Джонхан снова смог избежать оргазма из последних сил и, почувствовав за собой вину, быстро припал к соску Джонхана, прихватив его зубами и резко, но аккуратно оттягивая, продолжая крепко держать его за таз, вбиваясь максимально размашисто и быстро и с тем же темпом надрачивая парню в унисон толчкам в крепком захвате. Сынчоль думал, Джонхан скончается прямо здесь, под ним, когда он закричал, уже не в силах себя сдерживать и не просто задрожал, а его тело заходило ходуном, почти вибрируя и изгибаясь из стороны в сторону. Член, пульсируя, извергал из себя сперму, а Сынчоль, крепко сжав зубы, с рычащим стоном кончил в него, не в состоянии вытащить член из Джонхана. Джонхан продолжал подрагивать от кончиков пальцев рук до кончиков пальцев ног даже спустя секунд двадцать после того, как кончил. Он пытался поднять руку, чтобы закрыть лицо, но малейшее усилие заставляло её очень сильно дрожать, так что она безвольно падала обратно на кровать. Он загнанно дышал, закрыв глаза, но даже его веки дрожали, а лицо постепенно меняло выражение с острого наслаждения, граничащего с болью, на спокойное. Сынчоль беспокойно глядел на него, успокаивающе гладя тело и прикрывая его простынью, но понимал, что спрашивать, в порядке ли Джонхан сейчас не уместно. Вряд ли парень вообще сейчас понимает, что вокруг происходит. Сынчоль, продолжая озабоченно хмуриться и внимательно наблюдать за состоянием Джонхана, лёг рядом и облокотился на правую руку. Вскоре Джонхан перестал дрожать и задышал размеренно, пока не решая открыть глаза. Сынчоль не удержался и осторожно спросил: — Ты в порядке, Ханни? Джонхан открыл глаза, теперь блаженно улыбаясь, и выдохнул короткое: — Да. Сынчоль с облегчением улыбнулся и убрал волосы с его лица, мокрые от пота, ласково проведя пальцами по его щеке. — Извини меня… — Нет-нет-нет, — зачастил Джонхан почти шёпотом, разлепляя глаза и глядя на Сынчоля осоловелым взглядом. Он умиротворенно ему улыбнулся. — Это было… потрясающе. Сынчоль улыбнулся в ответ, аккуратно двигаясь ближе к парню и устраиваясь у него под боком. — Можешь меня обнять? — тихо спросил Джонхан, находя своей вялой рукой его ладонь. Сынчоль слегка её сжал и просунул руку Джонхану под шею, чтобы он «вкатился» ему в объятия. Джонхан расслабленно обмяк в его руках и уткнулся носом в шею, тихо дыша. — Как ты думаешь, ты сегодня встанешь? — спустя несколько минут спросил Сынчоль ему в макушку. — Нет, — сонно ответил Джонхан. Дальше Сынчоль слышал только его тихое сопение.