Фруктово-ягодный

Когда они попадают под дождь, Кисе-кун… Рёта-кун предлагает пойти к нему. — Мы сегодня точно не доберёмся до ярмарки. В прогнозе дождь до конца дня. Эй, Курокоччи, ты расстроился? Съездим в следующий раз! Куроко расстроен, это так. Впервые за долгое время он сам приехал в Канагаву, отложив достаточно средств и на поездку, и на свидание. Рёта-кун приезжал в Токио, к нему, каждые выходные, приглашал то поесть, то в кино и чаще всего платил раньше, чем Куроко успевал открыть сумку. Не слушал возражений и не обращал внимания на сердитый взгляд, только смеялся и уверял, что это нормально — у него же есть подработка и лучше Куроко копить на что-то важное. — Ты и есть важное, — сказал Куроко, когда взял билеты на автобус до Канагавы и обратно, а потом слушал, как Рёта плакал почти три минуты. Куроко хотел устроить для Кисе романтическое свидание, выбрал интересное мероприятие, собирался купить ему что-то милое и угостить. Обратный билет был уже на вечер и теперь неизвестно, когда представится следующая возможность — сезон вот-вот начнётся, а с ним и регулярные тренировки. — Я расстроен, но мы можем простыть, если промокнем. Ярмарка всё равно под открытым небом. От места, на котором их застаёт непогода, до дома Кисе не так близко, поэтому промокнуть они всё-таки успевают. Рёта вваливается внутрь и тут же начинает суетиться, а Куроко педантично ставит обувь на край коврика, чтобы не испачкать пол и не помешать домочадцам, если они вдруг вернутся раньше вечера. — Курокоччи, ты похож на промокшего воробья, — смеётся Рёта, хотя на нём самом нет ни одного сухого места. Куроко пропускает мимо ушей этот, как он думает, насмешливый комплимент, и обнимает себя руками — холодно. — Могу я воспользоваться вашей ванной? — Ну, конечно, Курокоччи! Иди грейся, я принесу тебе полотенце и что-нибудь из одежды. Обещаю, что не буду подглядывать! Приближаясь к двери, на которую ему указывает Рёта, Куроко слышит, как тот всерьёз, сам с собой, рассуждает о проблемах разницы в размерах. «Может, взять спортивный костюм сестры», — раздаётся приглушённо, и Куроко спешит закрыть за собой дверь. Куроко аккуратно складывает мокрую насквозь одежду и, дрожа, забирается в ванну. Пальцы уже почти онемели от холода, но стоит горячей воде хлынуть сверху, как Тэцуя постепенно расслабляется. Он всего лишь хотел согреться, не более, но взгляд сам по себе упирается в единственную интересную точку — подвесную полку с шампунями. Куроко становится любопытно, какой из них принадлежит Рёте-куну, а затем он наугад щёлкает колпачком одного из гелей. — Сладко, — думает Куроко, но втягивает носом аромат ещё раз. Это точно гель Кисе. Куроко узнаёт, хотя этот запах практически полностью развеивается, пока Рёта добирается до Токио. Тэцуя прикрывает глаза — они обнимаются достаточно часто, чтобы чувствовать аромат друг друга, поэтому он не ошибается. Куроко думает, что этот фруктово-ягодный запах очень подходит Рёте. Он яркий, запоминающийся, но не приторный. Вызывает мысли о лете. Вот и Рёта — обнимая, утыкаясь носом в его плечо, Куроко чувствует солнце и тепло. Умиротворение, но в то же время — определённое беспокойство, щекочущее где-то под кожей. Куроко знает, что это, но они не хотели торопиться. Куроко не хотел. А сейчас он стоит в ванне в доме Кисе и размышляет, насколько странным будет воспользоваться гелем Рёты-куна и пахнуть как он. От мыслей отвлекает щелчок дверной ручки. Куроко, опомнившись, поспешно закрывает гель и ставит его обратно на полку. — Я не подсматриваю, честно! — громче чем нужно кричит Кисе. Когда Куроко выглядывает из-за занавески, упирается взглядом в спину Рёты-куна. Он правда не смотрит в сторону ванны, а кладёт одежду и полотенце на тумбочку. Его рука тянется к чужим сырым вещам, когда Куроко вдруг произносит: — Ты же тоже замёрз. — Да! Но ванна у нас одна и сейчас она занята Курокоччи, не могу же я прогнать тебя, чтобы помыться самому. Куроко смотрит на то, как одежда Кисе липнет к нему и сейчас, дома, это должно быть ощущается даже хуже, чем на улице. Ему бы не хотелось доставлять Кисе проблемы. Нужно выбраться и позволить Рёте-куну отогреться или… — Ты мог бы присоединиться. Рёта-кун замирает на мгновение, а затем поворачивается так резко, что ещё немного и того гляди свернул бы себе голову. Он смотрит широко раскрытыми глазами и густо краснеет. — Курокоччи, ты предлагаешь… Прямо с тобой?! Без одежды?! Голыми?! — Куроко привык к экспрессивности Рёты-куна, поэтому позволяет ему вдоволь накричаться, а сам смотрит серьёзно. Он не собирается повторять несколько раз. Кисе читает это в его взгляде, прекращает удивляться и пытается одновременно снять с себя одежду и подойди к ванне, из-за чего едва не падает, запутавшись в собственных ногах. Куроко скрывается за занавеской, не желая наблюдать за этим зрелищем, и смотрит на свои голые ноги. Сердце бьётся так быстро, что это даже неприятно — волнение скручивает всё в животе и вызывает желание забрать предложение обратно. Это так опрометчиво и глупо, но в то же время — нормально? Куроко знает, что волнуется только потому, что им ни разу не доводилось видеть друг друга голыми. Разве что в раздевалке в Тейко, но Куроко никогда даже ради любопытства не позволял себе опустить взгляд и рассматривать кого-то. Это же невежливо. Занавеска приоткрывается и через мгновение Куроко видит ноги Кисе. Тэцуя закрывает глаза и открывает только тогда, когда поднимает голову, чтобы взглянуть Рёте-куну в лицо. Они так и стоят друг напротив друга несколько минут. Молчит даже Кисе, который всегда найдёт, что сказать. Он заглядывает в глаза Куроко так, словно пытается в них что-то разглядеть. Тэцуя считает Кисе очень красивым — по любым стандартам и понятиям. У него привлекательные черты лица, выразительные скулы и глаза медового цвета. Кисе делает много глупых вещей, говорит ещё больше, но он очень нравится Куроко. За искренность, иногда даже чрезмерную, и открытость. За лёгкость, за которой скрывается решительность и проницательность. Рёта-кун всегда так внимателен к Куроко, даже когда он, поддаваясь собственному плохому характеру, дразнит и отталкивает. И пусть Тэцуя далеко не сразу согласился на чувства Кисе, считая их шуткой и издёвкой, сейчас он испытывает к нему взаимную симпатию. Всегда испытывал, обычную, человеческую. А сейчас Кисе всё чаще хочется касаться, говорить с ним, видеться. — Курокоччи, если тебе некомфортно, я… Куроко останавливает его, покачивая головой. Нет, не некомфортно. Просто немного неловко, но желанно. Под кожей опять ощущается эта щекотка. Именно она не позволяет замереть и стоять изваянием, заставляет протянуть руку и коснуться кончиками пальцев чужой груди. Рёта-кун резко выдыхает, но ничего не произносит и не делает. Куроко рад, что Кисе не портит момент и не смущает ещё больше, поэтому набирается смелости и ведёт рукой ниже. Чувствует пальцами мышцы живота, обводит пупок и только тогда переводит взгляд вниз. Конечно, Куроко не боялся, физиологически они одинаковые. Он стеснялся и смущался, потому что никогда не видел никого голым вот так вот, никогда не показывал себя. Не какому-нибудь врачу, а человеку, который ему нравится. Куроко не знает куда деть руки, можно ли ему и хочет ли он потрогать Кисе где-то ещё или так и остановиться несмело на животе. — Курокоччи, — голос Рёты почему-то тише и проникновеннее, чем обычно. Куроко заворожено смотрит вверх, чтобы увидеть выражение его глаз (это кажется таким важным), как вдруг их окатывает холодной водой. Кисе закрывает Куроко собой, прижимаясь и жалуясь, что они истратили всю горячую воду и снова замёрзли. Тэцуя неловко жмётся щекой к груди Рёты, поражаясь тому, как ощущается прикосновение кожи к коже — и ему совсем нет дела до холодной воды. *** — Знаешь, Курокоччи, ты можешь остаться с ночевкой, завтра же выходной. У нас есть гостевой футон, в который лягу я, а ты будешь спать в моей кровати. И я потом смогу чувствовать твой запах на своей подушке, — Рёта расставляет на журнальном столике наспех заваренный чай и сладости, какие нашёл. Куроко наблюдает за ним, чувствуя, как глаза вот-вот закроются. Бег до дома, резкий перепад температуры, тепло от одежды Кисе — всё это усыпляет. Шнурок на штанах приходится максимально затянуть и завязать несколько раз, а рукава кофты — подвернуть. Рёта выше и физически больше, его одежда на Куроко висит, и сначала это даже раздражает. Затем он видит, каким взглядом осматривает его Кисе, и думает, что, возможно, всё не так плохо. У Куроко есть около трёх часов до автобуса, но предложение остаться кажется очень заманчивым. Он сонно протягивает руку за чашкой, потирает глаза, борется с желанием свернуться на чужом диване и поспать. Куроко уютно рядом с Рётой, даже если он то и дело комментирует случайный фильм по телевизору. Кисе часто поглядывает на него и прикасается — забирает чашку из рук, пытается заправить уже высохшую и непослушно торчащую прядку волос. Куроко уютно, и это чувство обволакивает целиком. Тэцуя спускается ещё чуть ниже по спинке дивана, пытается устроиться на подлокотнике, когда вдруг Кисе хватает его ноги и укладывает себе на колени. — Курокоччи, поспи если хочешь. Я разбужу тебя. Куроко знает, что Кисе действует из лучших побуждений, но с каждым движением пальцев, легонько гладящих его по щиколотке, сон, наоборот, рассеивается. Полминуты — и Тэцуя смотрит на Рёту-куна уже совсем не квёлым взглядом. Поджимает пальцы ног и осторожно ёрзает, не находя себе места. Кисе не пристаёт, не трогает выше икр, но тепло от его прикосновений распространяется по всему телу, превращается в жар, срывает спокойный ритм сердца. Из головы не уходит образ голого Рёты. Раньше Куроко себе его только представлял, но сегодня смог рассмотреть всё в деталях. Тэцуя приоткрывает рот, чтобы что-то сказать, но лишь вздыхает, когда пальцы Кисе очерчивают очередной завиток на щиколотке. Рёта-кун тут же смотрит с любопытством и прежде, чем он осознает, поймёт происходящее с Куроко, тот садится, хватает его за плечи и тянет на себя. Им приходится немного повозиться, чтобы найти удобное положение на узком диване. Кисе устраивается между ног Куроко, пытается упереться руками то в спинку, то в подлокотник, чтобы не придавить его всем весом. Целует, бессистемно трогает там, где получится, вжимается бёдрами. Не осталось и следа ни от сонного морока, ни от застенчивой беспокойной щекотки под кожей. Вот теперь он горит и чувствует, как электричество змеёй струится по венам каждый раз, стоит руке Кисе случайно дотронуться голой кожи. Куроко тихо и неожиданно для себя стонет, когда зубы Рёты на пробу смыкаются на ключице, а затем стыдливо прикусывает губу. — Рёта-кун, я больше не хочу ждать, — произносит он между поцелуями и удивлённо восклицает, когда диван из-под спины исчезает, сменяясь чуть ли не неизвестностью. Кисе удерживает его на руках поразительно легко. В другой ситуации Куроко было бы обидно, но сейчас он держится ногами и руками, целует лицо и смеётся вместе с Кисе, когда тот случайно толкает стол и издаёт не самое пристойное из ругательств. Кисе бережно укладывает Куроко на кровать, а сам исчезает из зоны видимости. Тэцуя умудряется снять с себя кофту, но пальцы не хотят справляться с тем самым шнурком, который помогал держать слишком большие штаны на бёдрах. — Рёта-кун, я не могу, — честно признаётся Куроко, кажется, запутав шнурок ещё больше. — А я не могу поверить, что вижу тебя таким, Курокоччи, — Куроко не знает, откуда у Кисе хватает сил дразнить в такой момент и уж тем более справиться с завязками. Тэцуя упирается стопой в чужой живот, не желая мириться с шуточками (и ему ужасно стыдно, он не хочет знать каким «таким» его видит Рёта-кун). Кисе сам снимает с него штаны и трусы, держит за ноги, целует стопы, поражаясь открытию — кто же знал, что они у Куроко такие чувствительные. — Рёта-кун… не зли меня… — произносит Тэцуя, пытаясь на локтях отползти дальше от края, чтобы было удобнее. Кисе смеётся и снова устраивается так же, как на диване, но на этот раз всё совсем, совсем, иначе, потому что ни на одном из них не осталось одежды. Куроко всегда был человеком, который показывает мало эмоций, кажется скучным и спокойным. Но на самом деле порой чувств у него было так много, что он взрывался — злился, плакал или не мог остановить смех. Сейчас Тэцуя тоже тонет в ощущениях, но они не имеют ничего общего со всеми эмоциями, испытанными до. Словно все чувства разом смешались и пытались вырваться из груди наружу. Шорохи, влажные поцелуи и прикосновения, собственное дыхание — Куроко всё слышит, но не может сосредоточится на этом. Он думает только о том, как ему хочется видеть Рёту, касаться его, чувствовать, вдыхать фруктово-ягодный аромат и тихонько плакать в плечо, потому что всё это н е в ы н о с и м о. Мозг мало что регистрирует, но Тэцуя заставляет себя сфокусировать взгляд, даже если голова слегка скользит по подушке при каждом толчке. Куроко ласково гладит Кисе по щекам и думает, случайно произносит вслух какой, какой же он прекрасный. Тэцуя так счастлив, что однажды прекратил отталкивать Рёту, а позволил ему стать частью себя. *** Куроко едва приоткрывает глаза, с ленивым любопытством изучая комнату, которую раньше видел лишь на экране телефона. Рёта-кун лежит головой на его животе, удерживает рукой за бедро, не позволяя даже шелохнуться. Куроко немного тяжеловато, но в то же время — это очень приятно. Лежать так, обнимаясь и не думая абсолютно ни о чём. Тэцуя скользит невнимательным взглядом по рабочему столу и шкафу, задерживается на прикроватной тумбе. Он не задавал никаких вопросов до, потому что приоритеты были совсем другими. Но теперь, когда возбуждение схлынуло, когда сознание работало, пусть и медленно, Куроко было интересно. Он точно помнил, как пытался снять с себя штаны, а в это время Кисе где-то расстёгивал молнию, хотя застёжек на его одежде не было. Куроко едва приподнимается на локтях под недовольное слабое хныканье Рёты-куна, и видит висящую на спинке стула открытую сумку. — Рёта-кун, я должен у тебя кое-что спросить, — Куроко собственный голос кажется каким-то не таким, но он всё валит на усталость. Кисе хмыкает, давая знать, что слушает. — Часто ты возишь всё это в школьной сумке? Рёта возится, даже не думая убирать голову с чужого живота, но направление взгляда Куроко всё же отслеживает. Тэцуя смотрит на тумбу, где они оставили бардак. — Каждый раз, когда мы планировали с тобой встретиться. Надеялся, что мне повезёт, — произносит довольный собой Кисе, за что получает слабый шлепок по затылку. — Ты извращенец, Рёта-кун. Кисе тут же жалуется на жестокое обращение, припоминает что ещё пятнадцать минут назад Куроко вёл себя совсем не так, а был послушным и ласковым. За это Кисе получает шлепок уже по плечу, но не успевает пожаловаться, как Куроко уже гладит его по волосам. Тэцуя прикрывает глаза, позволяя себе снова провалиться в полудрёму, пока не вспоминает о времени. — Мне нужно позвонить домой и сказать, что я останусь у тебя. — Курокоччи-и-и, — тянет Кисе довольно, обнимает ещё крепче и звонко целует в живот, а затем переползает выше, чтобы взять телефон. — Познакомлю тебя со своей семьей. Только не смей поддаваться на уговоры моих сестёр, они точно предложат тебе что-нибудь странное! И нам больше необязательно брать гостевой футон, ведь так? Куроко закрывает Кисе рот ладонью, потому что уже набирает номер мамы. Пока дожидается ответа, очаровано наблюдает за счастливым блеском в глазах Кисе. Чувствует пальцами поцелуй и часто-часто кивает, пытаясь скрыть улыбку — футон им правда не понадобится.