***
Проснулся он в той же позе, что засыпал. На своей кровати и во вчерашней одежде. Боль аукнулась в правом виске, но исчезла с первым же дуновением утренней прохлады — будто бы ничего и не было. Дышалось на удивление свободно. Рэй с опаской приоткрыл глаза, но и за этим не последовало болезненных ощущений. Он заметил светлое полотенце возле подушки — оно было сложено слишком аккуратно, чтобы предположить, что просто упало во сне, а значит, Флетчер сидел тут, пока Рэй не уснул. Как минимум. Это тревожило — Флетчер наверняка успел сделать что-то, что потом доставит Рэю проблемы — и, по какой-то немыслимо иррациональной причине, грело душу. Из прозрачной полудрёмы Рэя выдернул звонок Микки. На тумбочке возле телефона Рэй заметил стакан воды и пару целых блистеров, а под ними бумажку, которую подцепил пальцами и, чуть щурясь, прочитал — неразборчивым, вычурно-круглым почерком там значилось «с тебя коробка ибупрофена, любовь моя, и я ничего не видел», а рядом был пририсован букет сердечек. Ниже была приписка: «п.с. если бы ты только знал, какой ты очаровательный, когда спишь, Раймундо». И загадочное многоточие. Рэй снова улёгся. Микки переживал, почему он не звонил так долго, справлялся о его самочувствии, ссылаясь на то, как отвратительно он выглядел вечером, и звучал очень взволнованным. Стараясь не делать резких движений, Рэй включил громкую связь и положил телефон возле себя — уверил босса, что пребывает в добром здравии, объяснил про приступ. Про Флетчера умолчал. Лежал с закрытыми глазами, наслаждаясь покоем, пока Микки рассказывал, что его выпишут в конце недели — это значило, что Рэю предстоит сделать всё возможное, чтобы ничей любопытный нос об этом не пронюхал. Пообещав вечером навестить, Рэй повесил трубку. Живот приятно свело от голода — Смит вспомнил, как мучительно вчера не мог даже думать о еде, и поклялся отныне ценить каждый кусочек сочного стейка, каждый глоток крепкого горячего кофе, потому что не было в мире ничего, что могло бы порадовать его сейчас больше, чем эти две вещи. Собравшись с мыслями, Рэй наконец поднялся с кровати и с удовольствием принял душ, смывая остатки гнетущей усталости. Даже рубашку потом надевать не стал — было так приятно не ощущать никакой тяжести на плечах. Чайник был полон со вчерашнего дня, и Смит поставил его на плиту. Затем полез в шкафчик за кружкой и нашел там ещё записку — желтый стикер был приклеен к стенке изнутри. И вот не лень же ему было тут ползать, паразиту. Протирая бороду полотенцем, накинутым на плечи, Рэй прочитал: «п.п.с. Оставил у тебя на столе пару интересных бумажек. В качестве аванса забрал ту дорогущую бутылку односолодового скотча. Где ты их только берёшь?» Цокнув языком, Рэй обернуся — на обеденном столе действительно лежала враскорячку флетчеровская папка. Нет, однажды Рэй со всей ясностью донесёт до него глубину концепции личного пространства. Но не сейчас. Всё-таки, благодарность Рэю была не чужда. В общем и целом, шестьдесят тысяч долларов одной бутылкой были приемлемой ценой за собранную информацию и гасильник неуёмной болтливости Флетчера. Положа руку на сердце, детектив он был неплохой: знал, где поразнюхать, умело копал и докапывался. Тем более, та бутылка Рэю была подарена. Тем более, он всё равно не пил такой скотч. Итак, у Рэя бывали плохие дни — плохие с размахом. Хорошие? С лихвой компенсировали ранние трындецы. А вот дни, когда Рэй был просто себе человеком, со своими тяготами и слабостями, человеком, банально нуждающимся в помощи, выпадали исключительно на масштабные астрологические аномалии. Ну. Хотелось так думать. Потому что такие дни всё же бывали, и — что поделать. Чаще, чем Рэй показывал.Часть 1
21 июля 2021 г. в 20:23
Плохие дни у Рэя бывали чаще, чем он показывал. Не то чтобы регулярно, конечно, выдавались даже хорошие месяца, но если уж в понедельник что-то шло наперкосяк — начиная с опоздания из-за трафика, вылетевших пробок на одной из ферм или не покрывающегося законом косяка невнимательного сотрудника — к концу недели это превращалось в трындец государственного масштаба. Без преувеличений.
В такие дни Рэй уже просыпался с плохим предчувствием. Разруливать-то это приходилось ему, и, желательно, до того, как Микки узнает. Нет, Микки, конечно, всегда знал, но была разница между его доверительным безразличием и укоризненной досадой, если Рэй вдруг не справлялся, и, о, последнее било по нервным клеткам сильнее, чем само наличие какой-угодно проблемы.
Так вот, у Рэя бывали плохие дни, но этот, после длительных прелюдий в виде проблем дочки лорда, сплетни на пятой странице «Дейли Принт» и поломавшейся стиральной машины, финальным трындецом отымел Смита с особой жестокостью. Может, кто-то порчу навёл. Или Луна была в заднице. В любом случае, на них с Микки напали — покушение было откровенным, скучным и совсем не профессиональным, но такой наглости никто не ожидал. Это же моветон бросаться с ножами вот так, в открытую, средь бела дня, но потому никто и срегаировать не успел, что ни один уважающий себя недоброжелатель так никогда не напал бы.
Рэй отделался рассечённой бровью да парой царапин, а вот Микки с глубоким ножевым всё не пускали домой из больницы. Пирсон держался бодро, в конце концов, лет десять назад им со Смитом ножевые подавали на ужин каждые выходные, но смотрел он непроницаемо, вёл себя более, чем сдержанно — короче, не давал ни одного повода расслабленно выдохнуть.
Рэй не был ни в чём виноват. Объективно. Предположить такой поворот событий можно было разве что с бурной фантазией Флетчера, приправленной пирсоновской травкой, поэтому о перестраховке не могло быть и речи. А уж винить себя в том, что повезло больше, потому что никто не всадил нож глубоко, было по меньшей мере глупо, но без этого Рэй не мог. То, что он не подставился сам, не сумел среагировать, не защитил босса, как подобает — не выполнил свою главную задачу — было далеко не самыми ободрительными мыслями. И точно не способствовало здоровому сну, которого у Рэя за последние дни было в целом немного.
Ещё когда врачи латали Микки, Рэй почувствовал, как легко коснулась лба ноющая боль — он только крепче жмурился, заморгав. А вот к вечеру третьего дня, пока Рэй сочинял письмо лорду Маклафлину, объясняя, почему Пирсоны не смогут присутствовать на званном ужине послезавтра, боль появилась снова и была уже не просто заметной — напрягающей.
И вот. Микки отправил Рэя домой — спать и возвращать лицу нормальный цвет. Однако, шагнув на парковку, Рэй хлебнул сполна густой ночной прохлады и почувствовал себя хуже. Помноженная на усталое напряжение уличная свежесть пьяняще ударила в затылок и полилась к вискам, с издевательской нежностью стиснув их тупой неподвижной болью.
Машина только что была в чистке. Рэй доводил до белого каления своей занудной педантичностью, поэтому все полы, столы, окна, кресла и машины, которые и так поддерживались в идеальном порядке, драились дополнительно перед его появлением. Это держало смитовскую раздражительность в приемлемых рамках, но сейчас едко-химический запах в салоне совсем не добавил ему приятных ощущений. Заметив бледность и чересчур нервное моргание босса, Дэйв выкрутил до нуля звук у радио и слегка сбавил скорость. Рэй мысленно поблагодарил его за то, что он никогда не задавал лишних вопросов.
Впрочем, огоньки приборной панели били по голове не слабее звуков и запахов. Несмотря на попытки Рэя спрятаться за передним сидением, клинья света всё равно достигали его — остриём вонзались в глаза, и Рэй только шумно выдохнул, подавляя желание взвыть от бессильной злости. Сняв очки, он крепко сжал пальцами переносицу.
В темноте стало легче.
Дэйв ехал до того мягко и бесшумно, что Рэй не уловил момент, когда они свернули с городской магистрали на тихую улицу с роскошными частными домами. Вскоре, машина остановилась перед калиткой смитовского дома, и Дэйв кашлянул.
— Босс, — перехватил взгляд Рэя в зеркале заднего вида. — Ты в порядке?
— Да, Дэйв, всё хорошо, — Смит вернул на нос очки и открыл дверцу машины. — Доброй ночи.
Оставив за спиной слепяще-яркие фары и желтые пятна фонарей, Рэй с облегчением погрузился в ночную тишину своего двора. Тут он мог передвигаться даже с закрытыми глазами — очертания кустов и прочей зелени всё равно казались болезненно-резкими, а так Рэя приятно окутало лиственным шорохом и далёким городским гулом. Рокот двигателя плавно затихал, и головная боль притупилась.
Но затем идиллию разрезал громкий скрежет знакомого голоса:
— Р-рэймондо, свет очей моих! Почему так поздно? Я, между прочим, тебя тут весь вечер жду.
Рэй тихо выругался. В груди заклокотало раздражение, а на языке уже вовсю горчил привкус табачного дыма. Что ж. Видимо, всё же Луна. Вызвала всплеск гормонов и привела этого паразита на смитовское крыльцо — он ведь однажды целый час затирал Рэю о том, как сильно поддается влиянию всякой астрологической брехни.
— Катись отсюда, Флетчер.
— Нет, Рэй, не так, — детектив покачал головой. — Ты должен был учтиво спросить, не замёрз ли я, пригласить меня в дом и предложить мне что-нибудь выпить. А ты!.. кстати, мне нравится этот пластырь на лбу. Сглаживает суровость бороды и придаёт молодёжный флёр твоему грозному бандитскому виду, класс. Тебе идёт.
Он затянулся, и Рэй зацепился взглядом за огонек на кончике сигареты, который броско горел в прохладном мраке и рыжим очертил нос и оправу флетчеровских рей-бенов. Правый висок смяло глубокой болью — Смит моргнул, поправил очки. Хотелось морщиться и скулить, но при Флетчере нельзя было позволить такую роскошь, пропади он пропадом со своими внезапными появлениями.
— И обрати внимание, дорогой, я даже не пытался пролезть внутрь — хотя мог, ты знаешь.
— Да ни хрена ты не мог.
Потесненный хозяином дома, Флетчер быстро шагнул с крыльца на газон и беспечно продолжил:
— Ладно тебе бычиться, Рэймонд, у меня есть интересные сведения о ваших новых потенциальных покупателях. Обещаю, тебе понравится. Так давай же плеснем виски и потолкуем по душам этим холодным осенним вечером?
— А давай ты свалишь к херам?
Ключ в двери провернулся и застрял — дверная ручка, сколько ни дёргай, не поддавалась. Рыкнув со сдавленной злостью, Рэй выдернул ключ, затем вставил в дверь снова и, моргнув, принялся крутить в другую сторону. Гадкий запах дыма забивался в нос, наполняя голову густой, колючей болью, связка ключей звенела слишком громко.
А вот Флетчер внезапно притих.
— Рэй? — в его голосе звучала будто бы настороженность. — Ты в порядке, Рэй?
Дверь наконец открылась. Смит обернулся и ткнул во Флетчера пальцем:
— Полезешь в дом — пристрелю к чёрту.
Рэй захлопнул дверь до того, как Флетчер ответил — детектив растерянно замер на лужайке перед крыльцом. А где же оценивающий с головы до ног взгляд? Разоблачающие вопросы? Замысловатые оскорбления? Хоть капелька интереса?
Обугленный конец сигареты куснул за пальцы, и Флетчер, будто кот, подскочил, зашипел, размахивая обожженной рукой. Наверное, за окурок, втоптанный в шов между брусчаток, Рэй открутит ему голову, но явно не сегодня — смитовская манера элегантно посылать Флетчера в зад дала уж слишком большую брешь. А Флетчер, как известно, был не в меру любопытен и то, что Рэй не запер дверь, потому что слишком спешил ретироваться, тоже заметил.
Он тихо вошёл в дом. В прихожей было темно, только бледная полоса света из открытой двери упала на вешалку, и Флетчер заметил, что сегодняшнее пальто Рэя не висит среди прочих. Ни одна лампочка не горела и в коридоре, ведущем к гостиной и кухне — Флетчер повозился с сумкой, выискивая телефон, и включил фонарик. Страх ненароком обо что-то споткнуться и нарушить благодатный смитовский фен-шуй был слишком велик, поэтому Флетчер по коридору двинулся осторожно, светя перед собой.
На кухне зашумела вода. Ну нет, Рэй был с придурью, и Флетчеру очень хотелось, чтобы мыть посуду первым делом по возвращении домой, да ещё и в кромешной тьме, оказалось просто новым смитовским фетишом — детективу не нравились другие догадки.
Вода перестала шуметь. Рэй как раз отпивал из стакана, когда Флетчер, остановившись в проходе перед кухней, направил луч фонарика ему в лицо.
— Что случилось, Рэй?
— Свет, Флетчер! — Смит так резко поставил стакан на стол, что Флетчер мигом опустил телефон в пол. — Да чтоб тебя.
Очки Рэя смешно перекосились поверх прижатой к векам ладони. Вспышка от чертова фонарика чересчур медленно затухала перед глазами, а боль теперь открыто пульсировала во лбу и висках. Отвращение к Флетчеру забурлило сильнее, и Рэя подбодрила мысль о том, чтобы свернуть ему шею прямо сейчас, голыми руками, а потом закопать во дворе под розами. Хотя, они такие привередливые к удобрениям… На деле же, Смит был будто парализован — одно неудачное движение могло усугубить пока ещё терпимую боль. Рэй едва пересилил себя, чтобы повернуть голову, когда уловил, как быстрым шагом незваный гость переместился ему за спину, к окну.
Хотелось предупредить, что Флетчер рисукет лишиться рук, если дотронется хоть до чего-то в этом доме, а за неимением рук ему придётся выдумывать новые развлечения для своих одиноких вечеров, но сил, чтобы выдавить хоть слово, Рэй не нашел и разве что многозначительно засопел.
А затем почувствовал, как щек прохладно коснулся уличный воздух, и вдохнул глубже.
Флетчер сделал пару шагов от окна, шумно роясь в своей сумке, и наконец щёлкнул ячейкой блистера. Подойдя ближе, негромко произнёс:
— На, выпей.
— Засунь свои советы…
— Тебе пять лет или ты просто тупой? Я сказал, выпей сраную таблетку, Рэймонд.
Вообще-то, отдавать ему приказы имел право один только Микки. Но Флетчер звучал внезапно сердито, твёрдо и на полтона громче, что вынудило Рэя всё же приподнять руку от глаз, дабы из-под сощуренных век взглянуть на его протянутую ладонь.
— Что это?
— Ибупрофен, мой дорогой, — уже привычным, нагло-заискивающим тоном отозвался Флетчер, и в его голосе послышалась улыбка. — Мне, конечно, очень льстит тот факт, что ты опасаешься меня, как достойного противника, но, поверь, сегодня я тебя травить не планировал. Могу показать ежедневник.
Как бы там ни было, отказываться от ибупрофена было бы верхом идиотизма. А то, что у болтливого засранца с собой были таблетки от головной боли, казалось чем-то настолько само собой разумеющимся, что Рэй, недолго ломаясь, сунул белую капсулу в рот, поспешил запить и сразу поморщился — больше одного глотка Рэй сделать не смог из-за подкатившей к горлу тошноты.
Через силу сглотнув, он едва слышно выходнул «спасибо».
— Снимай очки и пальто, — скомандовал Флетчер. — Тебе нужно лечь, Рэй.
— Я в порядке, — Смит почувствовал очередной позыв тошноты, но очки всё-таки снял. Цепкая боль в переносице заметно ослабла, и он решился заговорить снова. — Уходи, Флетчер.
— Уже-уже, солнце моё, — голос детектива вдруг раздался сзади, а затем его пальцы опустились Рэю на плечи, осторожно захватывая ткань пальто.
Противиться Смит не стал, но и помогать тоже. Неубедительно повёл плечом в знак недовольства. В любой другой ситуации, он бы уже три секунды как оторвал бы Флетчеру руки, да и не только Флетчеру — любому, кто посмел бы дотронуться до него и не был при этом Пирсоном — однако сейчас Рэй стоял, замерев, пытаясь ровно дышать и не провоцировать тошноту. Старался сосредоточиться на гулком, беспокойном биении своего сердца. Чуть заторможенно высвободился из рукавов, когда Флетчер взял его за локоть.
Как ни странно, ни одна пошлость не слетела с языка детектива, пока он стягивал с Рэя пальто — уложив его, сложенное, возле раковины, Флетчер опять обратился к Смиту.
— До спальни сам дойдешь?
— Ничего… не трогай.
— Торжественно клянусь, что мои руки ни к чему тут не прикоснутся в твоё отсутсвие, дорогой, — теперь голос Флетчера раздался издали: Рэй был уверен, тот уже в коридоре. — Я только посещу дамскую комнату, ты не против?
Собрав последние силы, Смит открыл глаза и повернул голову, чтобы близоруко сощуриться на тёмное пятно в проходе, которым и был детектив. Боль усилилась, и тошнота в горле лишь разрасталась, поэтому Рэй подождал, настраиваясь, чтобы прозвучать грозно. Надо же было держать марку.
— Против.
— Ты такой сексуальный, когда сердишься, Рэй. Даже сейчас. Думаю, в туалете я задержусь.
И Флетчер, ухмыльнувшись, растворился во тьме коридора.
В ванной он наконец включил свет. Ему понадобилось время, чтобы привыкнуть, после чего он залез в плетёный ящик, что стоял у подоконника. Не нужно было обладать даром дедукции, чтобы догадаться, что там хранились чистые вещи — у Рэя, известное дело, был пунктик на порядок — так что Флетчер быстро нашел там небольшое махровое полотенце пшеничного цвета и опустил его под струю холодной воды.
По правде говоря, ему было Рэя немного жаль. Флетчер не находил милым его обсессивно-компульсивное — это, вроде, должно было добавлять Смиту какой-никакой человечности, но глаз у него дёргался не только при виде беспорядка на рабочем столе. А то, что он усиленно моргал, пока жеманно вытирал салфетками пальцы после того, как распотрошил какого-то бедолагу другим в назидание, ближе к народу его точно не делало. Флетчера смитовский бандитизм не волновал, в конце концов, именно он наполнял его бумажник. Но мигрени были особым делом — мамочка Флетчера ими страдала, причём, хроническими, поэтому он хорошо знал симптомы и всегда носил с собой лекарства от головной боли и тошноты. Рэя, судя по неподготовленности, мигрени настигали нечасто. Возможно, это даже была не мигрень, но в любом случае что-то очень похожее, и Флетчер не мог оставить его без помощи. Вариться в аду этой боли детектив и врагу бы не пожелал — тем более, что с Рэем они были не совсем уж враги.
В конце концов, что бы там ни случалось, а вся эта смитовская дёрганность и даже сегодняшний приступ свидетельствовали о том, что его психика не очень-то разделяет его образ жизни. И вот как раз это делало Рэя немного более человечным.
Выжав полотенце и сложив его вдвое, Флетчер вернулся в коридор и направился в противоположную кухне сторону. Он не был уверен, где находится спальня Смита, пока не заметил дверь, что была приоткрыта, но не приглашающе, а, скорее, так, будто её не хватило сил до конца захлопнуть — Флетчер вошел. Он едва удержался от неприличного комментария и принялся осматриваться, насколько позволяла темнота. Комната была небольшая, но просторная, со вкусом обставленная дорогой мебелью в духе начала девятнадцатого века. Прозрачные занавески чуть колыхались от ветра, а у противоположной стены на широкой кровати с деревянным изголовьем расположился и сам Рэй.
— Я слышу, что ты здесь, Флетчер.
— Я принёс мокрое полотенце, — тихо, в тон ему, отозвался детектив и приблизился. У Смита уже был расстегнул жилет и развязан галстук, он лежал прямо, почти по-солдатски, разве что одну руку держал на бедре, а ладонью другой накрывал глаза.
Он слабо качнул головой в сторону, с которой на край кровати присел Флетчер. Детектив опустил полотенце ему на лоб — тяжелый холод сразу приглушил боль, и живительное успокоение полилось по лицу, но Рэй не мог сосредоточиться на своём облегчении. Он никогда бы этого не признал, но его напрягало, что Флетчер со своей исключительной проницательностью видел его насквозь. Флетчер, который был беспринципным, жадным до денег стервятником и зарабатывал именно тем, что выискивал чужие слабости, а потом вонзал в них свои кривые длинные когти и потрошил жертву, пока не удовлетворялся наибольшим чеком. Хотя, к Рэю он относился с опаской. И уважением. Знал ведь: один неверный шаг, и проблем не оберёшься.
Но прямо сейчас он восседал тут, в святая святых дома Смита, на его чистом, выглаженном покрывале, ходил по его ковру своими грязными ботинками, держал своё дурацкое полотенце у него на лице и черти что себе там выдумывал, хлопая глазами по сторонам.
— Скажи честно, мой сладкий, ты там руку держишь на пистолете или пытаешься скрыть, что рад меня видеть? — прошелестел Флетчер, и Рэй вздрогнул. Отвечать он не стал, только щелкнул, открывая, кнопкой на кобуре.
В левой части лба стрельнуло жгучей болью. Рэй свёл брови, сдавленно засопел, и детектив прижал полотенце крепче — по виску Рэя побежала пара прохладных капель. Он чувствовал сильное напряжение в шее, поперёк горла у него всё держался ком тошноты, а боль распределилась теперь по краям лба. Рэй старался думать о чём-то отвлеченном, чтобы не дать подняться кислым спазмам в горле; старался выровнять дыхание, утихомирить чересчур громкие удары сердца и не фокусироваться на флетчеровском парфюме. Запах не был резкий, скорее, приторно-приятный, но до того чужеродный, что вызывал только тупую боль над бровями.
Однако, в тишине, темноте и прохладе Рэю всё-таки становилось легче. Поймать хоть мало-мальски связную длинную мысль он затруднялся, но был благодарен, что Флетчер молчал, не двигался и будто бы даже не дышал. Может, и впрямь задохнулся? Он ведь наверняка прилагал титанические усилия, чтобы держать рот на замке. Эта мысль Рэя позабавила и тут же вызвала укол боли, тонко пронзившей голову изнутри.
Он издал короткий слабый стон, и Флетчер быстро перевернул полотенце, чтобы положить Рэю на лоб другой стороной. С холодом пришла новая волна облегчения.
Детектив поменял позу — пошуршал, усаживаясь ближе; прижимаясь боком к боку не навязчиво, а успокаивающе. Стоило бы возмутиться, но каким-то магическим образом чужое тепло действительно помогало: будто обозначало в пространстве и держало в условных рамках, не давая сорваться в пучину боли. Более того, Рэй предпринял слабую и едва ли осознанную попытку зябко придвинуться ближе, потому как только на этом контрасте почувствовал, что по спине его рассыпались колючие мурашки озноба. Флетчер приобнял Смита пальцами за плечо, положил другую ладонь на компресс у него на лбу и негромко заговорил:
— Всё хорошо, Рэй, всё хорошо. Ты в безопасности, — и, честно говоря, слышать его таким искренним и заботливым было попросту дико. — Попробуй расслабиться.
Прошла очень долгая минута, прежде чем Рэй не без радости почувствовал, как отступила тошнота, и смог говорить.
— Рядом с тобой? — его голос прозвучал необычно низко и хрипло. Флетчер заулыбался.
— Ты не поверишь, любовь моя, но иногда я бываю простым человеком.
— Иногда.
— Сегодня такой день. Как и у тебя, мой сладкий, — Флетчер невесомо убрал Рэю с виска пару мокрых светлых прядок, и тот лишь неодобрительно хмыкнул в бороду. — От такого никто не застрахован. Надеюсь, твой дражайший босс не откажется дать тебе выходной? Ему стоит быть повнимательнее к своим любимым подчинённым. Ого, ладно-ладно, мой милый, не будем о Микки, не напрягайся. Сегодня мы с тобой просто люди, без имен и прочей специфики. Просто… люди. И всё хорошо. Всё спокойно. А теперь постарайся заснуть, дорогой. Обещаю, ты об этом не пожалеешь.
Рэй хотел было возразить, но слова ускользали от него — как свои, так и чужие. Он лежал, согревался, и голову его медленно и густо заполнял вакуум.
Ни одной мысли. Только тяжелая, но приятная пустота.
Убаюканный облегчающим холодом на лице, чужим присутствием и тишиной, Рэй постепенно начал терять осознанность и проваливаться в крепкий, спасительный сон.