Улыбка

      Мягкий желтый свет просачивался сквозь окна поезда, бегущего по двум узким железным ниточкам рельс. Кто-то впереди открыл форточку, и свистящий поток ветра ворвался в уютный вагон, принося с собой громкий стук колес и скрип вагонов. Там, в огромном внешнем мире, за пределами капсулы поезда, проносились лоснящиеся золотые поля спелой пшеницы, звонкие голубые ручьи, едва слышные среди шелеста колосьев, и редкие красно-бурые осенние рощи на несколько мгновений заслоняли великолепие равнин Листопадного края. Там, за огромными, простирающимися далеко-далеко нивами громоздились высокие темно-серые склоны и треугольные скалистые горные вершины, за которые закатывался ванильно-желтый солнечный диск, свет которого мягко рассеивался в полупрозрачном воздухе.       Свет, живой и нежный, струился по едва заметно поблескивающим вершинам вниз, к полям, и минуя их, пробивался в теплый и душный вагон поезда, подсвечивая пылинки в воздухе и играя на лакированной деревянной отделке. Свет, такой теплый и живой, согревал голые коленки прислонившейся к окну девочки, задумчиво смотрящей куда-то далеко-далеко вперед, будто бы желая обогнать поезд. Порывы влетающего ветра колыхали ее легкие и пушистые золотистые волосы, длиной чуть ниже подбородка.       Мир казался ей невероятно большим и красивым, необъятным и прекрасным. Она выросла в далеких краях, где всегда было темно и сыро, и люди улыбались, возвращаясь домой изнуренными, и всегда говорили: там, в далеких-далеких краях, есть голубые небеса и зеленые луга, синие моря и белые пески, розовые рощи и оранжевые фрукты, и она, Ками, обязательно их увидит.       Она не понимала.       Однажды в ее далекий край прибыл грохочущий черный поезд, окутанный густым белым дымом. В нем приехали люди в незнакомой одежде, со смуглыми лицами и коротко остриженными волосами. Они говорили на незнакомом языке, приятном и мелодичном, но делали это так же резко и громко, как грохотал их черный поезд.       Они уезжали. Ее одели в красивое белое платье, такое большое, что она не чувствовала его объема. Она смотрела на поезд, перед ней стояли иноземцы; обернувшись, она увидела людей. Люди смотрели на нее, и на их лицах была легкая улыбка, а руки сложены в знаке надежды — пальцы одной из рук обхватывают кулак у груди. Взгляд их указывал на иноземцев. Она вновь посмотрела на поезд, и на спины незнакомых людей, обернутые в черные плащи.       Она не боялась. Вернее, чувство страха ей было незнакомо. Она вспомнила одного из иноземцев: он был немного похож на людей, он был немного похож на нее саму. Она называла его Белым. Белый был чуть ниже других, чуть менее громоздок и мускулист, обыкновение выражение его лица было чуть менее угрюмым и озабоченным, его чуть более светлые волосы были чуточку длиннее — так, что выбивались из-под высокой черной шляпы. Белый был добрым. Он любил людей.       Она подошла к Белому сзади и взялась за его теплую руку в толстой белой перчатке. Он посмотрел на нее с высоты своего роста, облаченный в черное, и сердито спросил что-то. Она не понимала. Единственное слово, которое она знала — «я».       — Я — Ками, — сказала она, и ткнула себя пальцем.       Белый улыбнулся. Он указал на себя.       Она не помнила его имени.       Они долго ехали на поезде. Она стояла у единственного маленького окошечка и смотрела на мир там, за пределами поезда. Он накрывал ее своим тяжелым черным плащом, и ей было теплее.       Когда они отправлялись, она видела людей. Они вставали, распрямляли свои согнутые спины, поднимали к груди тонкие белые руки и улыбались той еле заметной, призрачной улыбкой, что была самой искренней и прекрасной.       Наконец, они приехали. Белый взял ее за руку. Они вышли на станцию. Вокруг было других много иноземцев в цветных одеждах, с коричневыми лицами и короткими темными волосами. Они улыбались и махали руками, что-то кричали на их языке. Они говорили не так, как Белый.       Она увидела голубое небо. Яркое-яркое. Она увидела зеленую листву на незнакомых деревьях. Густую-густую. Она увидела улыбающихся цветных людей. Да, это были люди. Добрые-добрые.       Белый посадил ее на плечи. Он был гораздо сильнее, чем казался. Сильнее, чем люди из ее далекого родного края. Он шел по пыльным дорогам и вдоль рек, через деревни и бескрайние луга.       Однажды Белый ушел. Она осталась. Она шла по дорогам и улыбалась людям, а они улыбались ей в ответ, давали ей кров и пищу.       Ей очень нравился песок. Он был горячим, сухим и белым. Ей нравилось, когда песок засыпался ей в глаза, в нос, в рот, в уши: она переставала видеть, слышать, чувствовать и шла туда, где есть люди. Так она чувствовала себя свободной. Ей не было больно.             Вернее, она не знала, что такое боль.       Далеко-далеко, за страной песков, было синее море и лазурное небо. По ту сторону моря лежала страна сиреневых гор, розовых рощ и сочных оранжевых фруктов. В той стране жил Белый. Эта страна не для нее. Эта страна Белого.       Поезд замедлил ход, и из сплошной глади пшеничных полей стали выглядывать смуглые люди в зеленовато-голубых одеждах. Они приветственно махали руками и кричали что-то. Скоро поезд прибыл на станцию, заполненную людьми. Мальчишки в коричневых холщовых комбинезонах и кепках бежали вдоль останавливающегося поезда, стучали по окнам и окрикивали друг друга.       Она заметила одного мальчика, который не бегал. Он стоял, схватившись за покрытую белой перчаткой руку дамы в красном платье. Лицо дамы было закрыто черной шляпой с прозрачной вуалью, из-под которой виднелись светлые прямые волосы. Мальчик смотрел на поезд растерянным и безжизненным взглядом.       Поезд остановился. Скрипучие двери вагона распахнулась. В вагон зашла дама с мальчиком. Она называла даму Красной. Та была похожа на те деревья с красной листвой, что затеняли свет.       Они сели напротив. Мальчик смотрел на нее. Он бессильно протянул руку, будто хотел ее потрогать.       — Я — Ками, — сказала она, и ткнула себя пальцем.       Мальчик продолжал смотреть на нее. Наконец, он ткнул себя пальцем. Его звали Виллем.       У него были прямые светлые волосы и светло-золотистые глаза. У Красной были белые руки. Ее стройная, статная фигура выражала силу и непоколебимый характер. Красная сказала что-то мальчику. Он будто не слышал: он продолжал сидеть и смотреть на девочку с короткими золотистыми волосами, жёлтыми глазами, чистым белым лицом, в белой блузке с круглым вырезом и коричневом сарафане.       Раздался громкий, протяжный гудок, и скрипучие двери поезда начали закрываться. Красная сняла шляпу. Лицо дамы было белым и тонким, а жёлтые глаза блестели из-под прищуренных век.       Внезапным, быстрым движением рука Красной оказалась возле нее. Она боязливо прикоснулась к руке, прохладной, как осенний ветер, что залетал сквозь открытые окна. Вдруг она почувствовала что-то теплое. Она опустила взгляд и увидела алое пятно, будто частицу платья Красной.       Она улыбалась, и в ее счастливых золотистых глазах блеснуло такое большое, теплое и далекое солнце, какого не видел ни единый человек на всем белом свете и в синей тьме.       В вагон зашел еще один человек. Его шаги привлекли ее внимание, и взгляд ее устремился к пассажиру, преодолевая красно-золотое зарево. Неожиданно его лицо исказилось.       Она поняла, что то был Белый. Нет, Красный. Его страшный взгляд был точно таким же, и легкая улыбка, и развеваемый движением тронувшегося поезда плащ — таким же человеческим.       Красная, увидев его, невероятно странно улыбнулась. Мальчик повернулся и обрадовался, но только разглядев гнев Красного, опечалился.       — Не умирай, Ками! — воскликнул Красный.       Она вздрогнула. Столько лет она не слышала знакомой речи, и единственным, кто заговорил с ней, стал он — Белый, такой высокий и далекий, но любящий людей.       Она улыбалась, пока от всех ее чувств не остался грохот несущегося по золотым полям поезда, аромат дорожной пыли и темно-красная непроницаемая преграда перед глазами, и затем, будто мерцающей вспышкой промелькнув среди полного звезд неба, погасли и они.