Таджима зашёл домой, его голова буквально не хотела работать от усталости, так как сегодня был один из самых насыщенных дней за последнее время. Учиха, пока шёл к футону, несколько раз тяжело вздохнул. Ложась, он с облегчением выдохнул, но его мысли не хотели останавливаться. Сначала он думал о Сараде, о том, откуда она появилась, стараясь припомнить, у кого были дети её возраста, что за странный наряд был на ней, как она оказалась на поле боя и где она была все это время, ведь она все же Учиха и он в этом убедился.
Потом мысли Таджимы переместились на казненного Йоая, хоть он и считал, что поступил правильно, но все же он сделал это без согласования со старейшинами, что могло вызвать возмущение онных.
Учиха потер переносицу, глубоко вдохнув вечернего воздуха, он попытался освежить мысли.
В голову снова залезла Сарада, точнее отношение его сына к ней. Во время казни Изуна больше наблюдал за ней, нежели за процессом, в котором он был свидетелем, да и во время допроса он вёл себя немного странно.
— Я, конечно, понимаю, что это его выбор, — начал рассуждать Таджима, неосознанно потирая подбородок, — но как глава клана я не могу позволить сыну встречаться с какой-то непонятной особой. Да, может, она и неплохой человек, но все же не партия для Изуны.
В своих рассуждениях Таджима не заметил, как закрыл глаза, а после и вовсе уснул, продолжая бормотать что-то непонятное себе под нос.
Во сне же у него возникла совершенно другая проблема. Учиха оказался на поле боя и сражался ожесточенней, чем обычно, ведь, помимо собственной жизни и жизней товарищей, он защищал ещё что-то неуловимое, но не менее важное. Бой был долгий и закончился только под утро, когда Таджима наконец понял, что это был сон.
Учихе потребовалось лишь пару минут, чтобы превратитсья из сонного непонятно чего в главу клана, казалось, даже складки, оставшиеся на лице после сна, разгладились, хоть это было и не так.
На выходе из дома его уже ждали.
— Таджима-сан, старейшины ждут вас, — сказал один из приближенных к главе клана.
— Неужели из-за вчерашней казни — усмехнулся Таджима.
— Не знаю.
— Так я не виноват, — продолжил он, хотя сам понимал, что немного вспылил вчера.
***
В комнате, где сидели Котецу и Цори, как и всегда стоял кумар. Входя внутрь, Таджима отметил для себя, что его глаза уже не так слезятся, да и запах уже не казался таким резким, хотя в свое время он даже поругался на старейшин по этому поводу, на что ему спокойно ответили: «привыкнешь». И действительно привык, хоть и, осознавая весь вред, он уже не закашливался от дыма, выпущенного ему прямо в лицо, и спокойно мог разговаривать в беловатой дымке.
— Таджима-сан, — немного грубовато начал Котацу, — я, конечно, понимаю, что сказал тебе действовать по своему усмотрению, но казни членов клана всегда обсуждаются и ты это знаешь.
Котацу затягивался после каждой фразы, как будто пытаясь успокоиться, и вдыхая с шумом, отчего был похож на быка.
Таджима незаметно улыбнулся, глядя на эту картину, после чего ответил:
— Та девочка оказалась членом нашего клана, а Йоай напал на неё, я считаю, что это непростительно и требует немедленного вмешательства.
Тут в разговор вмешалась Цори:
— Ты, конечно, прав, Таджима, и в этой ситуации мы всецело на твоей стороне, но все же в следующий раз не забудь про нас, когда будешь принимать столь важные решения.
Таджима кивнул, после чего вышел из дома, вдыхая свежий воздух и даже немного пьянея от него.
***
Сарада очнулась только на следующий день.
— Зато сегодня встала рано, — подбодрила сама себя Сарада, но в то же время поняла, что подобный образ жизни ни к чему хорошему не приведёт, особенно в этом времени.
*Кстати о времени, — продолжила уже про себя Учиха, — надо будет более точно определить в какой период я переместилась*
Тихое щебетание птичек на улице, смешанное с шумом веток от ветра, действовало невероятно успокаивающе на девушку, оказавшуюся в другом времени и в тех условиях, в которых, как ей казалось, она никогда не сможет жить, но теперь у неё не было выбора.
Сарада встала, стараясь никого не разбудить, и вышла из дома. Впервые после перемещения она была предоставлена сама себе и в тот момент, когда она смотрела на звездное небо, по ее щекам потекли слезы, она вспомнила про семью.
