Не гоняйся за счастьем: оно всегда находится в тебе самом. Пифагор
Любящие родители, здоровое и красивое тело, та самая работа, о которой мечтал, ежедневное общение со сверстниками, прекрасные финансовые возможности, да такие, что на любую вещь на витрине можно ткнуть пальцем и получить её тут же, и любимый друг детства — верная собака. Люди вроде называют это идеальной жизнью, не так ли? У Чимина есть это всё. Что же ещё нужно для счастья? Любовь. Начищенные до блеска чёрные туфли мелькают на ступенях то тут, то там. Чимин, поднявшись, отворяет огромные двери и проходит в такой же огромный зал, отделанный в светлых тонах. В глазах — блеск, на губах — искренняя улыбка. Пак пытается запечатлеть каждую секунду этого момента, отложить глубоко-глубоко в памяти, чтобы, вспоминая, каждый раз шли слёзы радости, которой краёв не видно было б. Омега подходит к высокому мужчине, одетому не менее шикарно, чем он сам, и вздыхает от восхищения. Мужчина, альфа, разворачивается к нему лицом и ярко-ярко улыбается, разбавляя воздух вокруг счастьем лучшего сорта. — Чимин... Ты прекрасен. Чимин прекрасен. Чимин будет вечно помнить об этом. Так сказал его жених. Значит Чимин прекрасен. — А сейчас, — в красном обтягивающем платье девушка встаёт из-за стола, начиная речь, — я хочу пожелать нашим голубкам вечной любви и семейного благополучия. — Все гости поднимают свои бокалы, ещё, ещё, наполняя банкетный зал громкими криками и бесконечными поздравлениями молодожёнам, сливающимися в один непонятный гул. Горько! Чимин своему настоящему счастью в глаза смотрит, в чужом взгляде своё отражение находит. Его любимый***
7 лет спустя.
Столовая погружается в мрак в присутствии альфы, хоть и все лампочки горят. Юнги пьяной походкой вмиг оказывается рядом с мужем, вперившись взглядом, который не предвещает ничего хорошего. Он резко хватает Чимина за волосы, и омега вскрикивает от неожиданной боли, вцепившись в руки альфы, шипя от неприятных ощущений. Юн дёргает волосы омеги назад, заставляет смотреть глаза в глаза. И Чим смотрит, надеясь на объяснение от мужа, но у того в глазах искры от непонятно откуда взявшейся злости, неприязни. Именно неприязни. Юнги противно от Чимина. Былой нежности след простыл. — Посмотри, на кого ты похож. Отброс в нарядах от лучших брендов, и не больше, — Юн говорит и дёргает, дёргает волосы омеги в разные стороны. У Чимина влага в уголках глаз собирается, но он мысленно тут же себе пощёчину даёт. Не плакать. Только не при Юнги. Нужно только дождаться, когда он уйдёт, и можно будет рыдать, рыдать в подушку всю ночь. Сейчас нужно терпеть. — Тебе не нравится, как я выгляжу? — тихо и невнятно бормочет Чимин. Юнги второй рукой грубо хватает за подбородок, плавя губы***
Прошло три часа, а уснуть у омеги не получается. Щека всё ещё пылает огнём в том месте, куда его альфа ударил. Предательски пылает, напоминая об инциденте, не даёт забыть Чимину и спокойно заснуть. Паку необходим свежий воздух. Срочно. Парень водит по воздуху пальцем, собирая на тёмном небе звёзды в фигуры, только ему известные. Он не вытирал слёзы, те засохли и теперь неприятно щиплют кожу. Чимин садится на один из двух плетённых стульев с правой стороны стеклянного столика, закидывая ногу на ногу, и улыбается чему-то. Затем делает серьёзное лицо, поворачиваясь к воздуху с другой стороны столика. Совсем по-детски. — Знаете, Пак Чимин, это большая честь встретить такого прекрасного омегу. Каждый раз, когда вижу вас, сердце замирает. Вы шикарно выглядите сегодня. Встаёт и садится с левой стороны. Улыбается. — Ох, господин Мун, вы мне льстите. У меня огромные синяки под глазами, а ещё вот тут, смотрите. — Чим закатывает рукава толстовки, оголяя кожу на предплечье. Кожу, покрытую разноцветными гематомами. Снова пересаживается. — Господин Пак, я не вижу никаких синяков. У вас прекрасная кожа, прекрасное тело, прекрасное лицо. Вы прекрасны. Омега трёт рукой по зеркалу, трёт, трёт. Потому что грязное. И плевать, что слуги начистили его до блеска. Оно грязное из-за отражения. Чимин смотрит и горькие слёзы по новому кругу скатываются по щекам, собираясь на подбородке. Потому что это не он в этом дурацком зеркале, потому что Пак Чимин не может выглядеть вот так. На лице не только синяки под глазами, но и впалые щёки, истерзанные губы, покрытые кровавыми корками. Парень судорожно снимает толстовку и с ужасом ахает. Некрасивыми бутонами, — следами от избиений, — покрыта некрасивого цвета кожа по всему телу. Нет былого сияния и упругости. Чимину бы хоть на человека быть похожим. Он ледяной водой окатывает лицо. И ещё, ещё. Но они не смываются. Будь прокляты эти синяки, эти некрасивые синяки, но они не смываются. Чим беззвучно кричит, оседая на пол. Кричит, не потому что больно (хотя ещё как больно), а потому что в голове его образ. Образ любимого человека. Юнги, замахиваясь на него, всю ярость выплёскивает, а Чимин, дурак, влюблёнными глазами в ответ смотрит. Любит ведь. И прощает. Омега понимает, что так нельзя. Его должны любить, оберегать, каждый сантиметр на его коже поцелуями покрывать. Вечно шептать на ухо "ты прекрасен". Но любит ведь. Чимин сидит у изножья кровати, теребя ткань штанины. Плакать омеге больше не хочется. Больше вообще ничего не хочется. Не видеть бы только Мин Юнги. Но Чим любит ведь.***
Пак делает небольшой глоток американо, не отвлекаясь от экрана своего смартфона. Он пролистывает ленту в Инстаграмме и проверяет другие социальные сети, наслаждаясь тихой утренней обстановкой и таким же тихим обществом, состоящим из главного дворецкого и двух слуг, помогающих обычно по кухне. — Мне кажется, или ты что-то хочешь сказать? — вскидывает бровь хозяин, не поворачивая голову к бете. — М-мой господин, прошу простить мне мою дерзость, но вчера... — дворецкий на миг запинается, пытаясь подобрать нужные слова, — ваш муж, он... — Вам не стоит лезть в это, — говорит-отрезает Пак. — Да, конечно. — И замолкает. Господин точно дал знать, что сам разберётся, и если слуги будут пытаться всячески помочь, то это только для них хуже будет. У главного входа громко хлопает дверь. А вот и главный хозяин дома. Пришла смерть Чимина в чистом виде. Получите-распишитесь. Юнги проходит вглубь дома и уже собирается подняться наверх по лестнице, как заворачивает в сторону столовой. Омега заметно напрягается. Он отставляет чашку с горьким напитком на стол и встаёт. Все присутствующие, включая самого Чимина, легко кланяются, приветствуя Мина. Слуги замирают в позе поклона, а Пак выпрямляется, своей смерти в глаза смотрит, но вместо смерти любовь свою видит. — Доброе утро. — Улыбнись, — невнятно бросает Юн. У него растрёпаны волосы, две верхние пуговицы расстёгнуты, рубашка сползла с одного плеча, ремень наспех застёгнут небрежно. От него воняет алкоголем и... другими омегами. — Что? — Улыбнись, — громче повторяет, — твой любимый муж вернулся. Противно улыбаться человеку, который ещё прошлой ночью по лицу ударил. Только не сейчас. Ещё недостаточно времени прошло. Чимин ещё собрать себя по кускам, нарезанным лично мужем, не успел. Но Чимину приходится, поэтому на его лице мучительно медленно и тяжело уголки губ вверх тянутся. Юнги оценивающие смотрит пару секунд, затем морщится, словно перед ним заживо человека разделали, и не его омега сейчас ему***
Что-то неприятно сдавливает грудь, вдохи даются с трудом. Чимин вроде нашёл в себе силы закончить с завтраком и сейчас направляется в спальню. По звукам, доносящимся со второго этажа, и по снующим туда-сюда по особняку слугам он понимает, что Юнги собирается на работу, а значит спальня будет свободна. Спальня, в которой витает его запах. Запах, который ненавистен, но Пак в нём своё успокоение находит, так природа решила. Древесина ему сейчас жизненно необходима. Омега поднимается по лестнице, по которой тут же спускается Мин, за ним — дворецкий и другие слуги. — Блять, — Юнги останавливается у низа лестницы и вдыхает глубже воздух, — я же просил проветрить весь дом. Почему мне приходится до сих пор вдыхать тошнотворный запах малины? — Он поворачивается к дворецкому, даже не смотря в сторону источника запаха, что стоит в жалких метрах и зубы до скрежета сжимает. — Сейчас же займусь этим, господин, — чеканит Сокджин, не смея поднять взгляд на хозяина особняка. — Так-то лучше, — бросает на ходу и скрывается за массивными деревянными дверьми, служащими главным входом в особняк. Чимин выдыхает и продолжает подниматься в спальню. — Принесите мне подавители. И как можно больше, — просит он бету и остальных слуг, что остались внутри дома. — А мне нравится запах хозяина. Бесконечно бы наслаждалась им, — шепчет одна из слуг на ухо дворецкому, тихо и беззаботно хихикая вслед за словами. Сокджин шикает на неё, поднеся палец ко рту, и кидает короткий взгляд на Пака. Тот останавливается на несколько секунд, чувствуя, как от этих слов что-то тёплое и приятное разливается по телу. Но вновь продолжает идти наверх, принимая плавный поворот лестницы. Плевать, что думают другие, пока любимый муж не прекращает гадостные вещи милейшему омеге говорить. Своему омеге.***
"Хэй, дружище, давно не виделись. Хочу встретиться сегодня через часик. Что думаешь?" Чимин третий раз перечитывает смс от Чонгука. "В главном парке города. Жду тебя :)" Чимин нажимает на кнопку "отправить", надеясь на лучшее окончание этого дня. Надежда теплится в душе омеги, когда он встречается с давним другом-альфой, когда гуляет с ним по парку, обсуждая прошлое и настоящее, когда охотно смеётся на шутки Чонгука, когда прощается с ним, благодаря за чудесную прогулку, и даже тогда, когда после насыщенного дня и горячего душа Чимин ложится на широкую кровать в позе звезды, вдыхает запах чистого постельного белья и ощущает кожей прохладный ветерок. Но недолго длилось прекрасное. Пак не замечает, как его альфа возвращается домой. А сейчас поздно думать об этом. Дверь в спальню открывается, впуская свет из коридора и запах алкоголя. Юнги выпил в который раз. У этого альфы отлично получается поддерживать баланс между распитием недешёвых спиртных напитков в адекватном количестве и алкоголизмом. Пьяным Юн может творить с Чимой не самые приятные вещи. Чимин сваливает ужасное поведение мужа на алкоголь. Но тот потрясающе осознаёт все свои действия в реальном времени, и Пак знает об этом. Знает, но принимать не хочет или не может. Альфа с грохотом заваливается на кровать, по пути снимая с себя одежду и кидая её на пол. Сердце Чимина совершает поездку по американским горкам. Да потому что страшно. Потому что до одури страшно находиться рядом с таким мужем. Лёгкий тремор рук достигает свою цель, но Пак старательно пытается успокоить себя изнутри. Он закрывает глаза, притворяясь спящим, но ведь Юнги плевать. — Малыш, я скучал, — пьяно мямлит альфа, разворачивая парня к себе. Омега подавляет в себе тошноту и распахивает удивлённо глаза, переспрашивая тихим: — Что? — Удели мне своё внимание, — чуть громче говорит Юн и тянется к кромке пижамных шорт омеги. — Юнги, — Чимин впивается своей рукой в руку мужа, которой он уже собирается раздеть замученного супруга. — Пожалуйста...я не хорошо себя чувствую. — Я не спрашивал, — всё ещё спокойно настаивает Мин, убирая от себя руки Пака. Альфа под недовольное мычание Чимина стягивает с него шорты, под которыми у омеги оголённое тело. Оголённая душа. На какое-то мгновенье Пак думает о том, что может лучше расслабиться, позволить своему телу при таком разбитом состоянии души почувствовать ласку, эйфорию приятных чувств, отдавшись любимому человеку. Но Юнги, кажется, церемониться не собирается. Он грубо раздвигает ноги мужа в разные стороны, пропуская мимо ушей резкий тревожный вздох где-то под собой. Каким бы сейчас не выглядел Чимин — с опухшими глазами, впалыми щеками, без страстного желания, он — омега, пробуждающий в своём супруге звериные инстинкты. Даже такого Юнги его хочет, наплевав на внутреннее, да и внешнее состояние Чимы. — Остановись, пожалуйста... — Пак продолжает тихо умолять, но его просьбы летят прямо в стену, разбиваются в крошку и опадают на пол никем не услышанные. Юн продолжает раздевать омегу, срывая с него футболку и оставляя полностью обнажённым. Мин тут же припадает губами к ключицам, долго посасывает кожу, помечая Чимина как вещь. В комнате древесина перемешалась с малиной, но альфа почувствовал ещё один лишний запах. Он оторвался от тела омеги и уставился в его глаза, чувствуя, как внутри что-то закипает, а останавливать пробуждающиеся эмоции он не собирается. Чимин затих, смотря супругу прямо в глаза. — Развлекаешься с другим альфой, пока меня нет? — вдруг громко выдаёт Юн. — Что? — округляет глаза Пак. К горлу подступает паника. — Я... Юнги, я... Никогда... Юнги замахивается на мужа и одаряет того горячей звонкой пощёчиной. Чимин, находясь в каком-то трансе, замолкает, пытаясь переварить случившееся. Альфа на это время не дает, грубо сжимает его челюсть в своей ладони и вжимает Чиму в кровать. — И ты ещё смеешь просить об отдыхе? — рычит альфа, забыв об аккуратности. — Раз другого альфу удовлетворить смог, значит и меня сможешь, — говорит напоследок, а дальше молчит и только делает. Делает больно. Он подставляет член к сухой промежности, в очередной раз пропуская просьбы остановиться. Чимин упирается руками к грудь Юнги в попытках оттолкнуть от себя озверевшего супруга, но тот грубо перехватил руки Чимы и завёл их за голову, к спинке кровати, грубо сжимая. Он грубо врывается без подготовки в сухое нутро омеги, тут же набирая темп. Чимин громко вскрикнул. Пак пытается вырваться, терпя до ужаса сильную боль, но всё тщетно, альфа сильнее. Безумнее. — Шлюха. Он трахает своего омегу, получая от этого, наверное, безмерное удовольствие, пока его омега крутит головой в разные стороны, размазывая слёзы по простыням, чтобы не казаться слабым, чтобы стонущий и прикрывший от наслаждения глаза муж не видел. Он беспрестанно кричит и просит, просит Юнги остановится. Чимину больно. Кто там говорил, что физическая боль сильнее душевной? Перетерпеть физическую боль — это значит стать сильнее, мужественнее, а перетерпеть душевную — лишиться рассудка. Сойти с ума. Чимин и сходит. У него болит голова после истерик, щиплет глаза от горьких слёз, ему противно от самого себя. А думать про то, как, словно разрываясь, болит задний проход от грубых толчков Юнги, вообще не собирается. Альфа прижимается ближе, а Пак подавляет в себе рвотные позывы, почуяв на родном теле множество чужих запахов. Тяжело признавать, что не по собственной воле занимаешься сексом с альфой, для которого ты не весь мир. Мин забывается и целует безо всякой нежности и ласки губы Чимина. А Чим с желанием отвечает, потому что, что бы не произошло, он любил, любит и будет любить целовать своего мужа, на чьих губах ещё осталась прежняя сладость. После этих махинаций тело омеги расслабляется, и он начинает получать удовольствие, прижимаясь ближе, ещё ближе к альфе. Чим, потеряв контроль над собственным телом, наплевав на свою гордость, начинает громко стонать и игнорирует очередную слезу, скатившуюся по подбородку. Юнги, содрогаясь всем телом, кончает первым и выходит из омеги, а Чимину приходится доводить себя до разрядки самостоятельно, так как альфа наплевательски улёгся рядом, заинтересованный только своими ощущениями. Пак, оказавшись на свободе, ложится рядом. У обоих прерывистое дыхание, заполняющее тишину в спальне. И Чиминово: — Я люблю тебя. Остаётся без ответа.