Проще простого

— Она меня не любит. — Тогда и ты не люби? Вписки цепляют разношерстностью: в центре кухни пару бедных студентов мутят отвертку на небольшом табурете; дверная ручка от санузла подает признаки жизни; просторная из-за отсутствия лишней мебели комната вмещает несколько компаний человек, занимающиеся собственным развлечением с помощью каких-то несложных настолок и подпеванием льющихся из телевизора хитов; в углу подпирает диван немолодой мужчина, лениво перебирающий струны в неизвестной композиции; смазливые выпускники курят на балконе, переминаясь с ноги на ногу от продирающего стылого ветра. И всех присутствующих объединяет одиночество. Алкоголь везде и всюду: в раскинутых по углам ящиках поблескивают стеклянные бутылки; любые более-менее устойчивые поверхности нагружены белыми стаканчиками с загадочным содержимым; по неровному полу комнат раскинулись разнообразные жидкости, местами засыхающие липкими островами. В какой-то момент и во мне алкоголь волнами бился о сознание. Нетвердо двумя пальцами держу гнутую когда-то чистую ложку и вяло ковыряю салатницу, восседая на скрипучем деревянном подоконнике. Порывы серого ветра вбивают холодное стекло в лоб, сотрясая последние мозги. Нарастающий за спиной шум заставляет обернуться. В крохотной кухне разгораются дискуссии по смешиванию напитков, кто-то вспоминает о мясе в духовке, резким потоком врывается сигаретный дым, смешавшись с едким запахом горелого. Непроизвольно сглатываю подступившую к горлу слюну и осторожно спускаюсь с подоконника, сгибаясь в торсе. По общим очертанием узнаю дверь в санузел и дергаю ручку, но безрезультатно. Выдавливаю из себя обещание украсить всё вокруг внутренним содержимым и дверь поддается. На плечо наваливается светлая макушка женщины и тут же исчезает в распространяющемся вонючем тумане. Стоит мне упасть на колени перед пожелтевшим унитазом, как масса из остатков пищи и слизи дерет горло. Сразу подняться не получается из-за одолевающей слабости и спазмах, поэтому держу голову ладонями, упираясь локтями в унитаз. От холодной и горькой воды сводит зубы. После быстрого полоскания набираю в сомкнутые ладони той же холодной воды и выплескиваю на лицо, интенсивно втирая в кожу. Затем несколько раз провожу влажными пальцами по спутанным волосам, больно задевая колтуны. Неуверенно поворачиваюсь и направляюсь к выходу, как спотыкаюсь об торчащие длинные ноги, обтянутые в чем-то испачканные джинсы. Киваю на приветствие в виде вялого движения руки. На ватных ногах оседаю у изголовья ванны, голова вжимается в сложенные на борту руки. — Ты как? — Не могу понять. — Что дала? — Не знаю. — Ну, — поворачиваю кран от раковины в сторону на его головой и давлю на винт. Слабая струя воды обтекает по большому лбу и кривому носу, почти не касаясь тонких губ. — Стояк у тебя каменный. Пытаясь не шевелиться, он косит глаза вниз. — Блять, — силой сжимает веки, искажая физиономию. Теперь по морщинам у глаз и линии губ пеленой стекает вода. В подбородке она собирается вновь в струю и разбивается о широкую грудь, вздымающиеся под тонкой тканью футболки. — Подрочить? — А поможет? — Разве мы так не делаем в любой непонятной ситуации? Гладкий затылок глухо прикладывается к грязной эмали, по струей воды беспощадно намокает рукав футболки. Чуть ощутимое прикосновение задевает мою щетинистую скулу, затем рука обессиленно падает обратно. Последние капли падали на его лицо куда-то между лбом и носом. Так уж получилось, что я знаком с этим человеком. Не знаю его имени, возраста и чем занимается по жизни. Но мы уже трахались. Это было всего пару раз, но в престранных обстоятельствах: ночном парке на далекой скамейке за кустами, после моей отработанной смены в подворотне, в общественном туалете торгового центра и тому подобное. Но внезапность, место и время еще не так странно, как абсолютное отсутствие какого-либо удивления и вопросов к друг другу. Вот и сейчас спустя больше года с последней встречи совершенно не удивляет распластавшиеся долговязое тело в узкой ванной. Еле приподнимая крепкое туловище, стараюсь усадить. Бритая голова влажно прилипла под челюстью. Осторожно вытягиваю одну руку вперед, переминаясь на корточках, а другой крепко держу мокрое плечо. Мягко массирую жесткую джинсу, сдавливающую теплые яички. На шее застывает полуулыбка. Пальцы, увлеченно перебирая податливые семенники, намеренно скребут и царапают ткань. Согретая от трения ладонь блуждает по всей длине выпирающего бугра, задерживаясь и сжимаясь у ремня. Пряжка непослушно путается от движений рук хозяина, но позже все же ослабляет хватку. Наконец опуская собачку застежки, ныряю ладонью под грубую ткань и растираю уже мокрые трусы. Несколькими пальцами вдавливаю ткань у основания и провожу до горячей головки. Мочка уха теряется в чужом рту между горячим языком и острыми зубами. Резинка трусов податливо следует движениям, показывая и скрывая головку. Рука резко дергается от внезапной боли. — Чего буянишь? — неприятный холод обволакивает влажное и пульсирующее ухо. Хочется обратно в тепло. — Помнишь, когда ты кончил от одного поцелуя? — Это было давно и неправда. Хочешь, чтобы я тебя так и оставил? Тогда молчи. Встаю на колени, прижимаясь к бортикам ванны. Обхватываю ладонями оголенный член и начинаю с силой надрачивать, размазывая по всей длине выступающие капли. При особенно грубых движениях стесненные ноги вздрагивают, а из открытого рта вырываются мычащие звуки. Адамово яблоко трепещет в напряжении от сильно запрокинутой головы, из-под мокрых ресниц неясные зрачки смотрят куда-то поверх. Дрочить становится неудобно, когда неповоротливое туловище наваливается на вытянутые руки и стремится выше. Скомканные кудри больно тянут затылок вниз, отрастающая щетина тонет в смачных дорожках слюны, артерия гулко пульсирует в жарком вакууме. Приближаюсь к горячим губам, ладонями смазывая вязкой жидкостью лишенные неровностей скулы, и с вдохом открываю рот. Толстая спинка языка сразу заполняет собой десна, настойчиво давит на трепетное и пьяное тельце моего. Рывок с последующим стуком застает врасплох, выбивая воздух из-под легких, и дурманящий поцелуй углубляется. Грудь больно вжимается в края ванны, шея ноет под неестественным углом, а в глазах темнеет от удара затылком об умывальник. Мокро. Перегоняем похожую на пену слюну, которая пузырями стекает по подбородкам и высыхает прозрачной оболочкой, неаккуратно цепляемся зубами и мнем губы. Уголок моих губ лопается и поцелуй приобретает новые оттенки, усиливая жажду. Толстые, изогнутые ногти царапают нежную кожу за ушами и стягивают волосы. Его покрасневшее лицо отстраняется, но лишь чтобы спуститься к сырому воротнику моей рубашки. Парой пальцев ковыряет верхние пуговицы, расстегивая, и примыкает губами чуть выше ключицы. Надключичная ямка полыхает, затем на шее выступают мурашки от внезапно накатывающего холода. Кажется, что этот человек вот-вот так и уснет с улыбкой на устах, непринужденно оперившись на эмалированную поверхность ванны, если бы не ремонтина. — Залезай ко мне. — Как ты это себе представляешь? Здесь тесно. Я уже согласился, на самом деле. — Надеюсь, что ты не изменил привычке таскать собой резинку. Стою на согнутых ногах, расстегиваю рубашку до конца и скидывая на ледяной пол. Далее следуют штаны, трусы. В руке держу серебряный квадратик презерватива. Кидаю его вниз на широкую грудь. Неприятно от контакта оголенной кожи с холодной облезлой эмалью. Ноги тихо щелкнули из-за непривычной позы, грубая ткань чужих джинсов вдавливается в кожу, сдирая короткие волосы. Шершавые ладони невесомо касаются оголенных коленей. Придавленный ягодицами член дразнит, едва касаясь мошонки смазанной головкой. — Ещё и холодно. Искажая лицо в ухмылке и не открывая до конца глаз, тянет руку к крану, чтобы дернуть поплавок. Появившиеся струи тепло-горячей воды еле задевают мои плечо и макушку, растекаясь по плитке пола. — Это значительно меняет дело, да. — Я же стараюсь. — Плохо стараешься. Поддаюсь вперед и щелкаю поплавок обратно. Затем отодвигаю кран к раковине и кручу винт до упора. Надрывающиеся трубы и бьющая о умывальник вода давит на уши. Неуклюже задеваю мыло и какие-то принадлежности, похожие на зубные щетки с бритвами, из-за чего они звонко попадали. Но полупустой бутыль геля я смог поймать, отчаянно пытаюсь выдавить что-нибудь на ладонь, вбирая ноздрями “арктический ветер”. Колени вдавливаются между стенками ванны и длинными сдвинутыми ногами, шлепком цепляюсь за грязную влажную стену. Леденящий гель на пальцах заставляет вздыхать, анус сжимает и выталкивает при проникновении. Фалангой давлю, пока не обдает жаром. Недоуменно смотрю, как мой член стал игрушкой для проказливых рук. Почему-то подумал, что мужчина подо мной похож на кота. Сфинкса. Безволосый череп, острые скулы, заметные светлые глаза. Если приглядеться, то можно отметить небольшую лопоухость и пару пересекающих лоб морщин. Растягиваю кольцо мышц “ножницами” и слабо толкаюсь в ритм. Глаза закрываются от томящего удовольствия, когда чужие горячие губы смыкаются на розовой головке. Уже три пальца зычно хлюпают, наращиваю темп. Обволакивающий вакуум и грубый язык внезапно сменяются полной расслабленностью. Опорная рука сильнее напрягается, как только клейкими пальцами сдавливаю блестящий череп. Влажный рот податливо насаживается на всю длину плоти, что позволяет толкаться до гортани. Пот, сырость и слюна сияют на красных щеках. Не рассчитывав силы, откидываю ладонью немеющее лицо слишком сильно, что лысый затылок глухо ударяется о стену, небольшой кусок серой штукатурки осыпается на футболку. Сперма источником бьет чужие грудь, шею, челюсть. Глаза напротив скрываются за морщинами и складками при попытках одновременно откашляться и дышать. Ягодицами падаю на лежащие колени, рыщу руками по бокам в поисках блестящего квадратика. Скользкими пальцами рву обертку и прокатываю презерватив по всей длине подрагивающего члена. С хлопком сажусь до основания, царапая кожу всякой хренью в виде ширинки и пуговицы. Шипим. Слабо прогибаюсь в пояснице и двигаюсь еле-еле вперед-назад. Не передать словами ощущения, когда его член во мне. Вжимаюсь до самых яиц. Белые вмятины царапин от ногтей жмут и давят на бедра. Воздух выбивается вместе с проникающими толчками. Дрожащими руками держусь за края ванной, сильнее оседая в ритм. Как же это больно. Кольцо мышц зудит и сжимается, но толстое основание члена растягивает, облегчает. И сжимается. Растягивает. Сжимается. Растягивает. Снова. Горячая плоть заполняет, но.. пустота выводит из себя, заставляет биться сильнее. Торс немного сгибается из-за ощущений спазма ниже живота. Сползаю с члена, когда широкая ладонь настойчиво, но мягко толкает потную грудь. Анус мгновенно сжался. Завороженно смотрю, как красный и набухший член мелькает перед носом, пока с длинных ног слетают джинсы и трусы. С футболкой возникли трудности, но вскоре абсолютно чистая и гладкая грудь явила себя миру. Осознание, что тело напротив совершенно без волос, смутило. Собственные короткие кудряшки на груди и пахе стыдливо сжались. Он продал душу дьяволу? Движением рук просит встать. Спина прилипает к стене, ноги непроизвольно содрогаются. Кривой нос со свистом втягивает запах, слегка теребя щетину под челюстью, а ладони уверенно ласкают ребра, впалый живот и бедра. Когда наши взгляды встретились, то спина заныла от колющей и царапающей штукатурки. Между телами и соломинку не просунуть. Страстный, совершенно дурной поцелуй рвет незаживающую рану. Пытаюсь посадить согнутую в колене ногу на его талию, мгновение - щеку дерет стена. Через пелену тупой боли чувствую тянущуюся мышцу бедра. Как во сне, смотрю на собственную ногу, закинутую на руку, опирающиеся на стену где-то под ребром. Стянутая судорогой вторая нога держится лишь на нескольких напряженных пальцах и упертом в борт дрожащем колене. Перестаю что-либо различать вокруг, кроме долбящего внутренности члена. Выдыхаю и мычу, пока глаза улавливают белый потолок, смазанный слезами. Кольцо мышц свободно пропускает толстую плоть до глубокой точки предела. Каждое проникновение звонко отдает импульсом острого облегчения. В груди резко кончается воздух, а желудок болезненно сжимается. Выпадаю. Если бы не обнимающие руки, то упал бы прямо в свою же теплую мочу. Рядом с потным виском стукнулся чужой лоб, задев тяжелым дыханием шею. Влажной спиной чувствую движение. Снимает презерватив и куда-то кладет, затем сцепляет руки на моем животе и тянет вниз. Падаем. Кажется, что-то хрустнуло.. — Теперь мы в моей моче, поздравляю. — Помоемся. Без каких-либо эмоций слежу за скатывающемся с борта ванной полным спермой презервативом. Белесная и плотная жидкость разгоняет остывающую лужу, постепенно смешиваясь. Ерзаю, пытаясь удобно улечься на расслабленном теле. Запрокидываю голову на его плечо. И засыпаю. — Он меня ненавидит. — Тогда и ты ненавидь? Полузакрытыми глазами вижу белеющие костяшки пальцев, сжатых в кулак. Указательный палец сдирает кожу на большом. — Я так много всего ненавижу, — хриплый голос еле слышен. Капли крови бесшумно падают на мои ноги, путаясь в пушке. — И так мало люблю. Тихо вникаю в словесный понос: бесчувственная и пьяная мать, насилие и издевательства, невыразимые и неизвестные боли в конечностях. — И тогда я встретил её — расправляю окровавленную ладонь, стирая подушками пальцев разводы. Не то выдох, не то смешок прямо над ухом. — Она сразу начала ко мне липнуть. Постоянно стремилась со мной поговорить, поиграть или чем-нибудь помочь. А я, конечно, игнорировал, — щеки дергаются в улыбке — Немного моя крепость одиночества устояла под осадой. — Если будешь держать всё в себе, то взорвешься. И твои останки разлетятся так, что не соберёшь обратно. Как с вазой, знаешь? — Обожаю эти твои примеры. И все же. Легко говорить, но делать.. — Весело — смейся. Грустно — плачь. Больно — кричи. Проще простого, ну? — ..на следующее лето она утонула. Шея сильно саднит. Заношу свободную руку за голову, массирую позвонки и темечко. Кончики пальцев стали влажными, а резкая боль от уха до плеча парализовала. Туманно слежу за струей густой темной крови, стекающей по некогда белой ладони. — Когда успел? Рана неприятно ноет при касании шершавого и почему-то сухого языка.