Искры

— Господи, за что мне такое наказание?.. Два психа, помешанных на патриархате и сексизме, и во главе ограбления… У Профессора, что ли, фетиш на эго-маньяков? Какого хрена?.. — недовольное бурчание ненадолго разбавило ночную тишину капеллы и диалог двух тихих голосов, когда она поднесла к губам сигарету, вежливо предложенную напарником. — Ты о чём? — за его вопросом последовало несколько щелчков старой зажигалки, слабое пламя которой так и норовил сдуть ветер, иногда врываясь в помещение через щели старой оконной рамы. — Бл**ь…       Очередная попытка поджечь кончики их сигарет успехом так и не увенчалась, и фальшивомонетчице пришлось взять ситуацию в свои руки. Постоянные щелчки замученной зажигалки потихоньку стали раздражать обоих и вынуждали сварщика каждый раз тихо материться себе под нос. Он стирал большой палец о колёсико и получал в ответ лишь мелкие искры, а затем мягко улыбался, когда слышал негромкий смешок напарницы.       Тогда Найроби со снисходительной улыбкой прикрыла крепкий кулак Боготы ладонью и тихо усмехнулась, когда появившийся слабый огонёк всё же смог решить их маленькую проблему. Защищённое женской рукой пламя, наконец, позволило двум грабителям снять напряжение, стоило тонким нитям серого дыма окутать пространство у каменного подоконника. — Не делай вид, что не понимаешь о чём я. У тебя на лице написано, что тебе стыдно за всю ту хрень, которую Палермо только что орал на весь монастырь, когда трогал себя за яйца, — наконец, выпустив дым, съязвила она. — Мне не стыдно — скорее смешно, — хохотнул мужчина, мысленно вернувшись в тот момент, когда на почве личной ссоры Денвера и Стокгольма решили повздорить и остальные грабители. Вспомнив, чем завершилась перепалка, зрителем которой ему довелось побывать, он сделал ещё одну затяжку, загадочно улыбнувшись и взглянув в окно. — Не каждую ночь увидишь в коридоре друга с ладонью на причиндалах, в которого ещё и твои тапки летят.       На это она ответила негромкой ироничной усмешкой.       Оперевшись о каменную стену, фальшивомонетчица согнула левую ногу и слегка нагнулась к стопе, чем приковала к себе заинтересованный взгляд сварщика. Делая вид, что лишь подкуривает во второй раз, он украдкой поднял глаза на её изящное бедро, освещаемое лунной дорожкой, просочившейся из окна, а затем поймал себя не на тех мыслях и смущённо опустил голову. Так бесстыдно любоваться её телом, скрытым одним лишь шёлковым халатиком и нижним бельём, она в жизни ему не позволит.       Его карие глаза снова удостоили Найроби внимания, как только она выпрямилась, держа в руке левую тапку, которой огрела нового руководителя налёта полчаса назад. — Твой друг ещё и умудрился каким-то образом прорвать в ней дырку. — Зато теперь мы знаем, на что он первым делом потратит свою долю «выручки», когда выберемся из Банка Испании, — пошутил мужчина и, забыв о неловкой ситуации, они оба тихо рассмеялись, вновь коснувшись губами фильтров сигарет.       Подобным образом грабители проводили уже не первую ночь марта, когда в самое тихое и тёмное время суток сон уступал бодрости, вынуждая найти способ как-то отвлечься от мыслей или воспоминаний в одиночестве.       Найроби это место приглянулось с самых первых дней пребывания в монастыре — неприметный уголок в конце коридора с потрясающим пейзажем за окном оказался хорошим убежищем для её грусти. Это место разделяло с ней переживания из-за ограбления. Эти стены видели её слёзы, когда она скучала по Акселю и корила себя за грубейшие ошибки юности. Они же слышали её горький плач, когда надежда стать матерью во второй раз оборвалась вместе с чувствами к Хельсинки. Тут некому было жалеть её и сочувствовать ей: только молчаливый прохладный ветер, немой лунный свет, забытая пачка сигарет и стеклянная пепельница, что до этого момента ждали лишь одного грабителя.       Несмотря на свою склонность отдаляться ото всех и по привычке разделять одиночество с бутылкой пива, Богота оказался совсем не против поделиться любимым местечком с напарницей. Ещё пять лет назад он приходил сюда по той же причине, что и она, чему несказанно удивился, когда однажды ночью застал её тут. Энергичную и жизнерадостную женщину, которой она была днём, с паршивым настроением и огромным желанием выпустить накопившийся пар вместе с дымом…       Сначала, правда, он был готов к тому, что она извинится и тут же уйдёт, не желая видеть его после занятий и совместных трапез, но тогда Найроби попросила прощения лишь за то, что воспользовалась его пепельницей и стрельнула из оставленной пачки одну сигарету…       А вышло так, что на одной сигарете она не остановилась…       Поначалу их перекур отличался абсолютной тишиной и продолжительностью в считанные минуты. Первые пару ночей они не разговаривали, смотрели в окно и изредка переглядывались, вместе убивая лёгкие серым дымом в полном молчании. А потом маленький диалог из дежурного вопроса «Тоже не спится?» стал началом нескольких часов беседы, во время которых им удавалось и выговориться о наболевшем, и узнать друг друга получше. Ночное время суток и этот уголок оказались их единственной возможностью расслабляться и сближаться вне подготовки к изнурительной работе в хранилище Банка Испании. — А нам, видимо, нужно будет с долгами разобраться, — усмехнулась фальшивомонетчица, скинув пепел одним щелчком пальца. — Я за один месяц выкурила у тебя две пачки, пока мы тут болтали. — Да хоть десять — мне не жалко. Мои запасы в твоём распоряжении, когда нужно, босс…       Стоило ему закончить, как под его мягкой бородой Найроби разглядела смущённую улыбку, что тут же вызвала неподдельный интерес, который буквально читался у неё в глазах. Богота сразу понял, что это было сказано слишком громко. Он будто не предлагал, а скорее навязывал свою помощь, которую фальшивомонетчица наверняка уже воспринимала за очередную попытку ухаживать за ней, чтобы поскорее затащить в постель — в принципе, как и любое его неосторожное действие или слово в её сторону — несмотря на то, что это уже давно было не так.       Он прокашлялся и, пряча стыдливые глаза, продолжил курить под пытливым взглядом девушки. Она же продолжила беседу: — Не ожидала от тебя такой щедрости: раздаёшь всем курево, как советы и подзатыльники Матиасу. — Повторюсь: «когда нужно», — отвлёкшись, отметил Богота, уловив в её голосе сарказм и потушив кончик сигареты в пепельнице. — Не припомню, чтобы я когда-нибудь занимался благотворительностью и психологией, но, когда кому-то из друзей нужна помощь, мне не сложно поддержать. — Под поддержкой ты имеешь ввиду и беседу, и совместный перекур? — снисходительная улыбка появилась на лице Найроби, и он кивнул в ответ, на автомате протянув ей пачку спасительного табака.       Наблюдая за тем, как сварщик поджигает вторую за этот вечер сигарету, она поднесла свою к губам и медленно выдохнула дым, не отводя задумчивого взгляда от своего напарника. Подобная философия совместного расслабления, по которой Богота старался поддержать близких, ей была не совсем понятна, хотя, надо дать должное, она и имела место быть. В последнее время сигареты справлялись с её горем лучше любого успокоительного, пусть до приезда сюда она и старалась избавиться от дурной привычки, что больше наносит вреда, чем приносит пользы. И почему-то её всё не покидала мысль о том, что дело вовсе не в сигаретах, а в том, кто ей их предлагал, точно так же убивая никотином негативные эмоции или просто отдыхая после изнурительных тренировок…       Почувствовав на себе взгляд чёрных, как ночь, глаз, мужчина поднял голову и вновь встретился с ними один-на-один. Найроби и бровью не повела, продолжив изучать его взглядом, будто все ответы на интересующие её вопросы были написаны у него на лбу, и всё так же медленно касалась губами фильтра своей недокуренной сигареты. Но как-то нарушать это молчание она не спешила, а лишь всё так же смело смотрела на смущённого Боготу и удивлялась тому, какими абсолютно разными они становились, стоило им оказаться тут наедине под покровом ночи.       Она из независимой и сильной стальной леди превращалась в потрёпанную жизнью девчонку. Он — казанова и наглец — становился чувствительным и понимающим собеседником. Две личности, которые оба прятали от всего мира, словно свою ахиллесову пяту, чтобы лишний раз не разочароваться и чтобы никто не мог сделать больно. Две личности, которые находили друг-друга лишь в тёмное время суток и делили пачку сигарет, забывая обо всём… До этого момента… — Ты в порядке? — мужчина подал голос, стоило ей отвести от него взгляд и напряжённо посмотреть в окно. — Не знаю, — в ответ Найроби пожала плечами и тяжело выдохнула, оперевшись локтями о каменный подоконник. — Ограбление уже послезавтра. Не могу настроиться, хотя это не первый раз… Тебе никогда не бывало страшно, когда ты шёл на грабежи с Берлином, Палермо и Марселем? — Бывало, конечно. Как и всем нам… — сварщик убрал руки за спину и подошёл к напарнице, не отрывая взгляда от ночного тосканского пейзажа. — Если мы, считай, преступники со стажем, это не значит, что мы не боимся. У многих из нас есть, что терять, ради чего мы, порой, и идём на подобные авантюры. Вы идёте за вашим другом, Мартин — за планом и ради мести за Андреса, Марсель и я — за ним. Когда идёшь с близкими тебе людьми или ради них на грабёж, который может оказаться твоим билетом в один конец, страх за себя и за друзей тут, как никогда, кстати… — Поэтому предпочитаешь курить с близкими, а не ломать им сигареты?..       Он уже хотел уточнить вопрос и поинтересоваться, причём тут сигареты, как она опередила его, продолжив: — Ты не останавливаешь дорогих тебе людей, а идёшь с ними хоть на край света. Вот и куришь вместе с ними, вместо того, чтобы отобрать сигарету и напомнить, что курить вредно, как это бывает во всех сопливых драмах.       Она попала в самую точку, и тень скромной, но весьма довольной улыбки коснулась губ Боготы, пусть он пытался скрыть это, опустив взгляд. Найроби тогда повернулась к нему лицом и мягко улыбнулась в ответ, в глубине души осознавая, что её обрадовала даже не столько собственная догадка, сколько её значение для напарника… И для неё самой…       За те два месяца, что они были знакомы, девушка успела изумиться его мастерству, когда речь заходила о сварке, поразиться навыкам в дайвинге и его упрямству и настойчивости, удивиться его невозмутимости в любой ситуации и наглости, переходящей днём любые границы. И лишь та его сторона, которая ей открывалась по ночам, безмерно восхищала её, побуждая узнавать мужчину получше и работать с ним в команде с бóльшим удовольствием, нежели раньше.       Он не просто профессионал. Он — преданный делу и команде человек, готовый всегда подставить плечо и протянуть руку помощи, когда дела плохи. Так он без задней мысли согласился на ограбление ради друзей, поддержал Денвера, когда парень начал испытывать страх перед ответственностью за свою семью, так он помогал и ей каждый раз, когда она приходила сюда, чтобы избавиться от тревожных мыслей и расслабиться. И что-то ей подсказывало, что на него можно рассчитывать и во время ограбления… — Чёрт… — словно заразившись от него робостью, она на секунду отвела взгляд. — Знаешь, я бы ещё поспорила, что Профессор умеет выбирать нам главных на операцию, но вот с тобой он точно не промахнулся. Таких членов команды, как ты, ещё нужно поискать… — Ты преувеличиваешь, — улыбка и тёплый взгляд на миг снова украсили лицо мужчины. — Это просто принцип нормальных взаимоотношений между людьми. Не важно: родные, друзья, коллеги или незнакомцы… Ты так удивляешься, потому что бóльшую часть своей жизни сталкивалась с теми, для кого априори не существует понятий «поддержка» и «помощь». А человеческое отношение друг-к-другу никогда не должно вызывать удивление. Оно просто обязано быть, и всё…       Она ответила не сразу, прокручивая в голове горькие, но правдивые слова напарника, и в знак согласия кивнула. Теперь в самую точку попал он, хоть ей и не хотелось этого признавать или пытаться как-то оспорить его точку зрения, вновь копаясь в своём прошлом… — Ты прав, но меня скорее удивляет слышать это от тебя. — В каком смысле?.. — Богота удивлённо покосился на неё и кинул сигарету в пепельницу. — Странно слышать подобное от друга Палермо и бывшего напарника Берлина, — по-доброму ухмыльнулась Найроби, и серый дым, покинувший её губы, тут же растворился в дуновении ветра; кончик её докуренной сигареты тоже оказался в пепельнице. — Не находишь?       Она вновь испытывала его — в этом он был уверен на сто процентов. Несвойственным ей игривым тоном она не флиртовала с ним и не делала комплимент, а, скорее, ловила на словах, будто снова стремилась поставить его на место. Она далеко не глупая, точнее, наоборот, очень даже умная женщина с тяжёлым опытом за хрупкими плечами, которая просто так уже никого не подпустит к себе. Тем более — обладателя образа Казановы и кореша Мартина и Андреса. И в этом нет её вины. Раны, связанные с доверием к людям, заживают очень долго, а изменить сложившееся первое впечатление — невозможно. Это он знал уже по собственному опыту… — Согласен, — он в привычной манере пожал плечами, словно смирялся с обстоятельствами, но глаза с надеждой смотрели на девушку. — Мне остаётся только предположить, что у хранилища Банка Испании у тебя будет возможность услышать это уже от твоего напарника… Босс…       Когда она подняла на него серьёзный взгляд, он уже было пожалел о сказанном, ругая себя за искреннюю, но неуместную фразу, которая легко могла бы стать концом всего разговора. Однако фальшивомонетчица словно пропустила её мимо ушей или, как обычно, отнеслась со снисходительностью. Тёплая ладонь осторожно легла на его предплечье, словно давая понять, что выраженная в тишину надежда оказалась не напрасной, и он ощутил, как сердце непривычно ёкнуло в груди. — Думаю, во всей этой суматохе у меня найдётся для этого минутка… Напарник… — в его же манере прошептала Найроби и нежно улыбнулась ему, окончательно побудив щёки сварщика покрыться лёгким румянцем. Пусть даже лежащая на его предплечье ладонь выражала скорее дружескую симпатию, чем намёк на что-то большее… — Спасибо.       Он опустил взгляд и с улыбкой заметил в её руке пачку сигарет, которую она возвращала ему, благодаря за компанию и все эти несколько ночей, что они проводили вместе. Оставлять себе и поддаваться искушению покурить, как раньше, ей не хотелось, и она знала, что, когда нужно, она всегда может прийти к нему. Не важно, будет ли это во время перерыва в Банке Испании или в другой раз, захочет она «выпустить пар» или просто поговорить по душам…       По их ладоням словно прошёл электрический ток, когда он протянул руку к пачке, и кончики их пальцев невесомо соприкоснулись, на мгновение задержавшись на глянцевой поверхности. Были бы грабители героями какого-то романтического фильма — этого было бы достаточно, чтобы тут же отложить пачку сигарет в сторону и, заключив друг-друга в объятия, поддаться мимолётной страсти и продолжить «разговор» уже в более интимной обстановке. Но этого не произошло. И, наверное, никогда не произойдёт… Уж им обоим точно сейчас не до этого…       Её непривычно мягкое «спокойной ночи», сказанное почти что шёпотом, стало точкой в их беседе. Часы Профессора показали три часа около сорока минут назад, а им тоже нужен отдых для заключительной тренировки перед грабежом века, и, не дожидаясь ответа, Найроби направилась в их с Хельсинки келью. Богота же остался, провожая её взглядом и решаясь сказать хоть слово в ответ. — Найроби…       Она обернулась, вопросительно вскинув бровями, и вновь поймала на себе несвойственный ему ласковый взгляд, и сварщик опять невольно замялся. — Забыл сказать… Классная пижама…       Звонкий смешок девушки негромким эхом раздался в коридоре. — Это халат и пеньюар, казанова. Не путай, — в привычной манере съязвила она на прощание. — До завтра.       Уверенным шагом сильной и обворожительной женщины Найроби продолжила путь к своей келье, а Боготе оставалось лишь с нежной улыбкой на губах наблюдать, как её фигура постепенно исчезает во тьме монастыря.       Зачарованный её глазами и потерпевший очередное фиаско он с усмешкой осознал, что наедине с ней словно утрачивал свой талант говорить красивые слова любви, которые особенно ценят женщины. Сколько бы комплиментов и ласковых назывных не раздавалось из его уст, они звучали всегда не так, а она лишь хихикала и язвила в ответ, давая понять, что его сладкими речами её не возьмёшь. И стоило ему лишь однажды застать её в этом уголке в слезах, как и в словах пропал всякий смысл.       Она осталась и пришла во второй раз, в третий, в четвёртый… И продолжала приходить едва ли не каждую ночь. Составляла ему компанию, разделяла переживания и каждый раз невольно очаровывала до беспамятства, обнажая душу за парочкой сигарет и беседой обо всём на свете…

И если бы он только знал, что эта ночь была последней, и что Найроби больше никогда не попросит его поделиться сигаретой… Он наверняка бы смог подобрать правильные слова…