***
Пройдёт ещё много лет, но больницы навсегда останутся больницами. Здесь люди обретают надежду также часто, как её и теряют. Кажется, в этом отделении плач звучит всегда. По крайней мере, всё то время, что Сяоши сюда приходит. Каждый раз, стоя у двери нужной палаты, все его нутро разрывается на: «Я боюсь, что как только очнёшься, ты начнёшь меня ненавидеть.» И «Пожалуйста, очнись скорее, я скучаю… Очень сильно. Мне нужно очень многое рассказать тебе, Лу Гуан.» Проходят уже третьи сутки с той ночи. Цяо Лин арестовали за попытку убийства, но пока идут разбирательства, и всё слишком запутано, чтобы выносить приговор. В ателье слишком тихо. Чэн Сяоши как никто другой знает, насколько разной бывает тишина. И некоторые её проявления он любит. Ночная тишина, прерываемая тихим сопением Лу Гуана, является привычной и умиротворяющей, до того, как её заменила другая тишина, Чэн Сяоши не представлял, насколько ценной она была. Теперь там живёт мёртвая тишина, кажется, даже птицы стараются облететь ателье стороной. Это второй раз на памяти Сяоши, когда такая обречённость витает в воздухе. Первый раз был, когда пропали его родители. Теперь наступил второй с «пропажей» Лу Гуана. Эта мёртвая тишина ощущается одиночеством. Чэн Сяоши открывает дверь в палату и понимает. Со вчерашнего дня не изменилось ничего. Он пытается приободрить себя мыслями о том, что хотя бы ничего не ухудшилось, но это не помогает. Он вспоминает слова доктора: «Чем больше времени, тем меньше шансов.» Это пугает. – Привет, Лу Гуан, – он пытается звучать как всегда, но каждый, кто его увидел бы сейчас, сказал: «Он на грани отчаянья.» – Я вчера случайно сжёг кастрюлю, не спрашивай как, просто так получилось, – он усмехается. – По делу Цяо Лин мне всё ещё ничего не известно, но как только узнаю что-нибудь, сразу тебе расскажу. Его глаза, несмотря на улыбку, щиплет. – Помнишь котят около чайной? Они все уже нашли свой дом, я вчера помог хозяевам с этим. Мне даже захотелось взять одного, хотя животных у меня не было никогда. Слеза бежит вниз по щеке. За ней ещё одна. И ещё. – Я скучаю, Лу Гуан. Ты, может, и не поверишь мне, но я правда скучаю. И мне жаль, что я тебя не слушался, я и представить не мог, что всё так обернётся, – он шмыгает носом. – Извини, эти сопли последнее время вообще покоя не дают, – он уже тянется за салфетками, как слышит сиплое: – В произошедшем нет твоей вины. Чэн Сяоши резко оборачивается. – Ты проснулся, Лу Гуан! – он хочет обнять его, но вспомнив о той ране, не делает этого. – Как себя чувствуешь? Я должен позвать врача, – он уже встаёт и собирается уйти, как его руки легко касаются, без слов прося остаться. – Ты не виноват в том, что случилось, – повторяет Лу Гуан, и видно насколько тяжело ему сейчас говорить. – Я должен был отговорить тебя в самом начале, но… – он сильно кашляет, кажется, сейчас он отхаркает кровь, но этого не происходит. – Тише, тише, Лу Гуан, – Чэн Сяоши даже не пытается скрыть волнения. – Сейчас я позову врача, а потом мы с тобой вдоволь наговоримся. Лу Гуан кивает.***
Врач говорит, что всё в порядке и что Гуан идёт на поправку. С шеи Сяоши спадает один камень, и дышать становиться чуть легче. Но остаётся ещё слишком много, чтобы вздохнуть свободно, не потонув в реке собственных мыслей и домыслов. Заходить в палату всё ещё страшно, но Лу Гуан не высказывает осуждения, которого ожидал Чэн Сяоши. Но всё же между ними появилось напряжение, от которого Сяоши хочет взвыть. На первый взгляд кажется, что Гуан равнодушен ко всему случившемуся, ведь его лицо как всегда почти не выражает эмоций. Но Чэн Сяоши видит, что Лу Гуан слишком задумчив. Какая мерзкая ситуация. Но на неё нельзя закрыть глаза. Ведь то существо ясно дало понять, чем может обернуться эта «игра»… Сейчас Чэн Сяоши сидит напротив Лу Гуана и не знает, о чём говорить. Вроде бы так много всего, что они должны обсудить, но в горле будто застрявший камень не даёт словам прозвучать. Этот камень – это и страх, и неопределённость, и стыд. Чэн Сяоши не может заставить себя поднять глаза. Он бы прибрался, но в палате чисто; он бы сбегал в магазин, но у Лу Гуана есть все необходимое; он бы просто не приходил, но тогда его собственная совесть сожрёт его. – Ты слишком много думаешь, Чэн Сяоши, – тишину прерывает Гуан, его тон кажется слишком серьёзным, что хочется нервно рассмеяться. – Говорит тот, у кого шестерёнки в голове даже ночью скрипят, – Сяоши пытается пошутить, но сейчас это выглядит как никогда жалко. – Врачи тебя скоро выпишут, и… – Не пытайся уходить от темы. Ты грузишь себя виной за произошедшее? «Всегда смотрит в корень,» – мелькает мысль. – Тебя скоро выпишут, тебе не нужно докупить каких-либо лекарств? – Чэн Сяоши! – Лу Гуан начинает злиться. За всё их знакомство Сяоши видел Гуана в гневе лишь один раз и то, он не имел никакого отношения к тому конфликту, поэтому «насладиться» этим зрелищем он не мог. И сейчас он понимает – хорошо, что не мог. – Хорошо-хорошо, – Сяоши поднимает руки в жесте «сдаюсь». Улыбка рассеивается на его лице, уступая место усталости. – Нам действительно нельзя это замалчивать, прости, – грустная усмешка привычкой слетает с губ. – Тебе не нужно просить прощения… – Но я виноват! Если бы я с самого начала слушал тебя… – Не думай об «если бы», сейчас нам нужно… – Как я могу не думать об этом, когда ты в больнице, а Цяо Лин почти за решёткой!? – Сяоши почти срывается на крик. – Я должен был сразу делать всё по команде, а не вестись на поводу у собственных чувств, – он пытается подавить всхлип, но безуспешно. – В какой-то момент мне показалось, что я действительно могу обеспечить всем счастливый конец. На его плечо опускается ладонь, Лу Гуан пытается успокоить его поглаживаниями, но Чэн Сяоши всё равно трясёт. – Твоей вины нет ни в смерти Эммы, ни в моей ране, ни в аресте Цяо Лин. Время беспощадно, и если что-то должно случиться, оно случится. Есть много вещей, которые хочется изменить, но последствия зачастую куда сложнее и того не стоят. – Вот именно! Из-за меня эти последствия и появились… – Ты не хотел ничего плохого, и ты не убивал простых людей. – Но… – Никаких «но», сейчас нам нужно сконцентрироваться на этом как на очередном заказе, не поддаваясь эмоциям. Отсыпайся, пока я здесь, как только меня выпишут отсюда, отдыхать будет некогда. Эти слова отчего-то вызывают у Чэн Сяоши улыбку. – Я надеюсь, ты хотя бы приберёшься к моей выписке, – говорит Гуан, и напряжение уже чувствуется не так остро. – Ты за кого меня держишь, я уже от скуки раза два прибрался, ты такой чистоты там никогда не видел! Лу Гуан легко смеётся. – Тогда я должен скорее выбраться отсюда, чтобы увидеть это чудо – уборку руками Чэн Сяоши. – Эй, вообще-то мы с тобой всегда по очереди убираемся. – Да ну, – взгляд Лу Гуана так и говорит: «Кого ты пытаешься тут обмануть.» – Я почему-то помню всё совершенно по-другому. – Ладно-ладно, увидишь всё в лучшем виде, – кажется, на его щеках выступает лёгких стыдливый румянец. В палате опять тишина. Но уже не такая напряжённая. Чэн Сяоши что-то обдумывает в своей голове, но его лицо уже не похоже мрачную тучу. Сделав глубокий вдох, и сказав про себя: «Была не была,» – Сяоши обнимает Гуана. Его не отталкивают и обнимают в ответ. – Хоть ты и тихий сам по себе, и иногда я даже забывал, что у меня есть сосед, без тебя там слишком одиноко, – тихо говорит Чэн Сяоши. – Потерпи ещё пару дней, скоро я вернусь домой.