Белые тюльпаны

Всё было хорошо ровно до тех пор, пока одним утром Вилбур не проснулся, с болью выкашливая из своих лёгких длинный и покрытый кровью зелёный лист. — Только не снова, — прохрипел он, рассматривая молодой лист тюльпана с тревогой, переходящей в подозрение. Он слишком хорошо знал этот цветок. Молодой человек осознавал себя достаточно влюбчивым, поэтому ханахаки в слабых проявлениях по отношению к его друзьям преследовало его постоянно, и Вилбур привык. Ему даже было интересно, какой цветок он выкашляет завтра. Несколько раз, особенно в юности, серьезные влюбленности проходили немного тяжелее и ему бывало плохо, но год назад он действительно чуть не умер из-за белых тюльпанов. Другой особенностью его организма было различие проявлений ханахаки, когда он шутил с друзьями и когда чувства были более глубокими. Влюбленность в друзей вспыхивала на раз и быстро угасала, поэтому после событий он сразу выплевывал цветок(или несколько). Он знал любимые цветы всех своих друзей, с которыми общался чаще всего. Так, после прогулки, когда никто больше не смог прийти, и совместной игры в geoguesser с Джорджем, Вилбур кашляет мать-и-мачехой — красивый цветок, хотя листья достаточно неприятные: широкие. После шуточных подкатов к Дриму парень вытаскивает из легких бархатный бутон розы на царапающем горло стебле. Пообщавшись с Ники, Вилбур почти задыхается розоватыми маргаритками, но это не больно, это приятно, и цветы щекочат ему носоглотку, поэтому парень расчихивает их какое-то время по квартире — пока не закончатся. Любимые цветы Томми меняются часто(за этим интересно следить), но неприятнее всего было избавляться от одуванчиков, Вилбур хорошо запомнил. Сейчас же Томми нравится декоративный лук, и музыканту это кажется забавным. И Вилбур любит все цветы, как и всех своих друзей, ненавидит только тюльпаны. До них он ненавидел лилии, но после написания "ycgma" прошло несколько лет, а рыжие в черную крапинку цветы вытеснили шуточные песни про e-girl и белые тюльпаны. Цветы, растущие на основе более глубоких чувств, в отличие от дружеской влюбленности, гораздо болезненнее. Они захватывают днище твоих легких, пуская корни, растут одновременно вниз и вверх, но очень медленно, постепенно уменьшая объем вдыхаемого воздуха. Отдельные стебельки растут быстрее, и именно они першат в горле, именно из-за них ты задыхаешься в первый раз, именно их ты выкашливаешь первыми. Вилбур успел забыть, каково это, поэтому на легкое недомогание и першение в горле последние дни не обращал внимания: "Просто простуда". А сейчас кровяной листок лежал у него в руках, и на одеяле краснели откашлянные капли крови, и Вилбур не знал, с кем ему так повезло. Он ненавидит вид белых тюльпанов, он испытывает неприязнь ко всем остальным возможным оттенкам. Он пытается не думать об исчезнувшем из его жизни еще год назад человеке, что заблокирован во всех соцсетях, но картинки с бараньей упертостью лезут в голову, и ощущение паники, закручивающееся между лёгкими в сердце, то растёт, то падает. Это не может быть он, чувства прошли, Вилбур отпустил их, сильно постарался и справился с этим, но при виде длинных листьев в кровавой пленочке в его душе возникает страх, потому что парень боится пережить прошлогодний кошмар еще раз. Даже будет точнее "не пережить". "Это может быть любой цвет: розовый, желтый, красный, оранжевый, просто любой! Почему сразу белый?" — пытается успокоить его здравый смысл. Вилбур начинает больше общаться с друзьями, пытаясь забить мысли, подавить тревогу, но только начинает сильнее закашливаться при них, и из носа идёт кровь. Их забота приятна, и парень был бы счастлив задохнуться маргаритками или мать-и-мачехой, но к сожалению следующим утром давится только растущими и уплотняющимися зелеными листьями. Он несколько минут до тошноты выкашливает два листа на пол и пытается отдышаться, словно собака, открытым ртом, пока из его уголка тонкой ниточкой на пол капает смешанная с вязкой, словно кисель, слюной кровь. — А что, если всё-таки белый? — отвечает Вилбур здравому смыслу, и тот ломается. После недавно прошедших ежемесячных соревнований парень начинает чаще общаться с Грианом, с которым был в команде, и сейчас, когда никто из его компании не помогает, Вилбур пишет знакомому чуть больше, чем раньше, архитектору, лишь бы отвлечься от растущей боли в груди. Примитивное "Привет, как дела, каким проектом занят?" помогает завязать лёгкий разговор, который растягивается на несколько часов, а Вил, лёжа в кровати, и не замечает, что дышит легче и глубже, чем за всю последнюю неделю, и боль действительно прячется на дне лёгких, не донимая хозяина остаток дня. Вечером в беседе его тегают друзья, спрашивая про самочувствие, когда музыкант бродит по магазину под домом, напевая приятный мотив себе под нос, а, стоя на кассе, отвечает им, что чувствует себя лучше. Но утро превращается в ад, потому что Вилбур просыпается от недостатка кислорода в горящих легких. Он пытается кашлять и дышать одновременно, но только давится. Ужас сдавливает плечи, замораживает, Вил не чувствует ничего, кроме спазмов в горле и жгучей боли в лёгких. Несколько попыток спустя он наконец откашливает мешающееся дерьмо и обессиленно падает на бок. Дыхание восстанавливается медленно, а растения, как бы Вилбур не пытался, мешают вдохнуть полной грудью. Он проводит ослабевшей рукой под глазами и чувствует мокрую от слёз кожу. Приподнимается на локте, слабо встряхивает головой, чтобы прийти в себя, и размытым взглядом смотрит на цветной комочек, липкого красного в котором очень много. Вилбур садится прямее, трёт глаза и берёт в руки цветок. Цветок? Тонкий небольшой стебель, крепкий маленький бутон, покрытый кровью. Парень держит его в всё ещё слабых ладонях и не может вспомнить, что только что чувствовал. Единственное, что помнит — было плохо. Очень. — Из-за такого малыша? — едва слышно шепчет он с некоторой нежностью, которая присуща всем атакованным этой болезнью любви. Иная характеристика ханахаки: чем человек старше, тем хуже он его переносит. С абсолютным отсутствием мыслей после пережитого припадка Вилбур, не задумываясь, частично смазывает с бутона сгусток своей крови. Лепестки выглядят розовыми, но парень понимает, то от крови — тюльпан белый. Тюльпан белый. Осознание накатывает волной тошноты, сердце падает, а Вилбура мутит, и он едва успевает добежать до туалета — его рвёт вчерашним ужином, а когда тот заканчивается, и желудочным соком, смешанным с кровью из легких. Сидя на холодном кафеле, облокотившись на унитаз, дрожа от озноба и вдыхая пары полупереваренной еды и крови, парень чувствует свое бешено бьющееся сердце и жалеет, что оно просто не остановилось. — Господи, блять, блять, блять, блять, — на грани истерики начинает шептать Вилбур, — это не может быть Шлатт, это не должен быть Шлатт, — всхлипывает он, и слёзы сами по себе начинают течь из глаз. Главная проблема больных ханахаки в том, что человек не знает, на кого направлены его чувства. Он может думать о чём угодно, предполагать самые разные варианты, но в итоге это только взаимная работа гормонов и самой болезни. Человек может быть прав, а может и ошибаться. Чуть больше года назад Вилбур познакомился с Шлаттом — так Джон просил называть себя, по фамилии. Они быстро подружились, так как сошлись характерами, и много времени проводили вместе. Из-за этого Вил не знал, что происходит с его легкими, верно зарастающими зеленой плотной травой и молодыми цветами. Когда впервые за неделю их общение ненадолго прервалось, через день музыканта ждал сильнейший приступ. Он кашлял минут двадцать без остановки до темноты в слезящихся глазах. Как итог, пять листов и два бутона. В тот момент он почему-то сразу понял, что это цветы Шлатта, и что ханахаки проявилось из-за него. Он продолжал поддерживать с ним связь, развивая их дружбу с тихой надеждой, что чувства окажутся взаимны, хотя каждое утро его преследовал кашель и покрытые кровью тюльпаны. Приступы были не такими сильными, как первый, но тяжелыми, высасывающими жизненные силы. Вилбур кашлял и смотрел с надеждой в будущее. По его подбородку текла дорожка крови, но он улыбался через боль. Смертельно бледный и худой, потому что болезнь отнимала аппетит, Вилбур продолжал общаться с Шлаттом, а тот всё чаще шутил, что у него нет лишних денег скинуться на похороны. Парень поддерживал в себе жизнь постоянным общением с Шлаттом, отгородившись от всех остальных из-за нехватки времени и сил. Затем приступы начали приходить и в вечер. Дыхание Вилбура стало частым и мелким, и слышно было, как лёгкие свистят. Он начинает незаметно дышать через рот, чтобы кислорода поступало чуть больше, и горло начинает болеть сильнее. Отчаявшись, он пробует курить, но давится дымом сильнее, чем тюльпанами и сразу прекращает. — Тебе нравятся белые тюльпаны? — в один день он резко спрашивает Шлатта. После очередной прогулки они решили постоять на набережной. — Белые тюльпаны? М, да, они приятные. Нравятся больше, чем какие-либо другие цветы. — парень метает быстрый взгляд на болезненно выглядящего музыканта и быстро складывает два и два. — Хах, это замечательно, — облокотившись на перила, усмехается Вилбур и замолкает — восстанавливает дыхание после смешка. — Знаешь, а я тут... Недавно начал ими кашлять. Он не выглядит на "недавно". — О, правда? — почти искренне удивляется причина ханахаки. — Сочувствую. Ничем не могу помочь. — Ох, да ладно тебе, Шлатт, — свистяще вздыхает Вилбур, — Разве я тебе не нравлюсь? Хоть немного, — его лёгкая интонация обречённо падает в конце. Дует прохладный ветер, Шлатт задумывается. — Нет, — безразлично отвечает он, смотря на Вилбура, и у того будто бы крошится мир. — Что?.. — Мне всё равно, — бросает Шлатт и, развернувшись, уходит. — Прощай, Вилбур. — Стой!.. — хочет броситься следом музыкант, но вместо этого заходится кровавым кашлем и, соскользнув с ограждения руками, падает на землю, теряя сознание. Вилбур просыпается в больнице под капельницей. В вене катетер, во всём теле слабость, в горле зарождается кашель, и парень хрипло вздыхает. На тумбочке рядом быстро находится телефон, и Вил заходит в соцсеть. Вилбур: Шлатт Вилбур: Послушай джишлатт: отъебись. Пользователь джишлатт ограничил доступ к своей странице. Вилбуру кажется, что в проветриваемой палате резко закончился воздух, и ему кроме того, что некуда вдохнуть — просто нечего. Уши закладывает, учащается писк пульсометра. Парень не замечает падения телефона на пол. Когда Шлатт кинул Вилбура, тот слег в кому под аппарат ИВЛ. Врачи вытаскивали из него цветы, пичкали гормонами для стабилизации чувств(ему потом рассказали). Друзья не сразу узнали о происходящем. Вилу повезло, и он выжил и вышел из комы. Долгие несколько месяцев психотерапии, блокировка и удаление Шлатта отовсюду, курс таблеток. В конце концов цветы в лёгких закончились, и эмоции пришли в норму, хотя белые тюльпаны стали ассоциироваться с самыми ужасными событиями в его жизни. Эти цветы чуть не убили его тогда, а сейчас? — Почему эти ёбаные чувства вернулись?! — спрашивает Вилбур сам себя тем же днём на кухне над нетронутым остывающим чаем уже практически ночью. Перед ним лежит телефон с открытой соцсетью, вкладка с диалогами. В закрепленных висит беседа друзей, и он сомневается, стоит ли туда что-либо писать. Стоит ли говорить, что у него возобновилось прошлогоднее дерьмо? О, Вил бы не хотел, чтобы его жалели. Это отвратительно, он понял это за период депрессии после комы. За окном темнеет синее небо, сгущаются краски домов, в чужих окнах загорается свет. Собственный жёлтый кухонный свет мозолит глаза, и Вилбур трёт их. Из тёмного окна на него смотрит слабое мрачное отражение, покачивая головой одновременно с ним, и парень знает, что вскоре перестанет общаться с друзьями опять. Иначе при общении они быстро поймут, что что-то не так, они увидят его состояние, он уже схватил один приступ перед ними. Парень уходит из кухни, так и не тронув чай. Утренний кашель становится привычным, но хотя бы сегодня снова только листья. Парень проводит ещё час в кровати, отдыхая и думая о лучшей погоде для прогулки. Его мысли прерывает уведомление о новом сообщении в соцсети, и Вилбур тянется за телефоном, который лежит на столе в метре от кровати. Со стороны это даже странно, потому что легче встать и подойти, но музыкант старательно висит над полом, упираясь в край кровати одной рукой, пока вторая поддевает телефон ближе к углу стола. Вилбур делает рывок, хватая гаджет, но слабая конечность его не удерживает, и он грохается на пол. Рука с телефоном, на которую он упал, болит вместе с ребрами, будто сломанные, в то время как ноги лежат на кровати, покрытые одеялом. Парня даже устраивает его нынешнее положение, так что он просто включает телефон и видит на экране блокировки уведомление из соцсети. Граин: Мне показалось логичным спросить у тебя через день, занят ли ты каким-нибудь проектом сейчас? В момент на заблокированном экране появляется новое сообщение, заменяя предыдущее. Граин: Кстати доброе утро, надеюсь не разбудил Вилбур старается незамедлительно вскочить, путаясь ногами в одеяле чуть больше, и торопливо идёт на кухню, по пути открывая диалог. Сажа: Всё окей я недавно встал Сажа: По идее я сейчас пишу песню но у меня небольшой творческий кризис так что Сажа: Особо не занят Вилбур не глядя выпивает холодный вечерний чай и морщится от его сильной сладости(сколько ложек он замешал вчера, не обращая внимания?), хотя сладкая вода приятно обволакивает сухое из-за ханахаки горло. Сажа: И да доброе утро Граин: Оу, творческий кризис это грустно Граин: У самого такое бывает, так что понимаю Граин: Я в такие моменты обычно отвлекаюсь от строительства на что-нибудь другое или ищу вдохновение Граин: Но самое главное — даю себе отдохнуть и восполнить силы Вилбур перечитывает последние сообщения Гриана несколько раз. В принципе он так и делал, не впервой, да и причиной кризиса сейчас стало ханахаки, но совет архитектора воспринимается иначе, чем его такие же собственные знания. Сажа: Звучит классно спасибо Граин: Не за что, обращайся! Вилбуру кажется, что он слышит голос Гриана в этих словах. Он откладывает телефон и оглядывает кухню. Вчера здесь он почти ненавидел себя, друзей и весь мир. Сейчас мысль встретиться с ними кажется хорошей, и плевать, если ему станет плохо. — Надо позавтракать. День теплый и солнечный, небо чистое — какая погода может быть лучше? Вилбур зовет друзей в парк, и они устраивают легкий пикник. Все наслаждаются сегодняшним днём, даже музыкант, хотя немного покашливая. И пока Томми отбирал у Таббо мороженое, потому что своё уже съел, а Джек и Джордж играли в крестики-нолики, к Вилбуру подсаживается Ники с вопросом о его самочувствии. Цветы будто слышат, и парень начинает мгновенно кашлять даже сильнее, чем в течение всего дня, но отмахивается от вопроса. Возмущение Ники прерывает звук сообщения, и Вил просит девушку подождать, доставая свой телефон. Граин: [Фотография] Вилбур с улыбкой заходит в соцсеть и сразу переходит в диалог с Грианом. На фотографии стенд с афишей каких-то событий где-то в центральном районе, судя по окружающей архитектуре. На рамке стенда сидит сине-жёлтый ара, и музыкант приближает фотографию, чтобы рассмотреть птицу, а затем список событий в ближайшем будущем. Вилбур видит название известного театра. Приходит другое сообщение. Граин: Я подумал, тебе может быть интересно Сажа: Ты прав сломанная гитара звучит действительно интересно Вилбур не врёт. Сажа: Классный попугай на фото Сажа: Твой? Граин: Да, ты прав Сажа: Как зовут? Граин: Пески Вил, кажется, забывает о Ники, погружаясь в переписку. Сажа: ...Времени? Граин: Пх, нет, ударение на е Музыкант усмехается вслух. — Вилбур, я ещё здесь? — привлекает его внимание девушка. — А? Ники? Ох, прости, я отвлекся. Сажа: Ладно пЕски так пЕски Сажа: Прости я сейчас немного занят Граин: Окей Диалог прекращается, и Вилбур убирает телефон. — Хей, ты улыбаешься, — замечает Ники, — кто это был? Конечно, если хочешь сказать, — тут же примирительно поднимает руки девушка. — Почему нет? — глубоко вдыхает Вилбур, и тюльпаны в лёгких почти не мешают. — Это Гриан, архитектор из Хермитграда. Общаемся с последнего чемпионата, так как были в одной команде. — Вау, это здорово! — почти хлопает Ники. — Я очень рада за тебя, Вилбур. — О чём ты? — не понимает он. — Мне кажется, — влезает в диалог Томми с отобранным эскимо, — что недостаточно продолжать общаться с человеком только потому, что ты был с ним в одной команде. Мы с Туббо же не общаемся с Виспом. Да, Туббо? — кричит подросток вопрос другу, сидящему на другой стороне клетчатого пледа. — Я с тобой тоже больше не общаюсь, придурок, — отвечает он, не поворачиваясь. — Да ладно тебе, это же всего лишь эскимо! — Том даже встает на ноги. — Оно было последним! — Таббо всё же поворачивается полубоком. — Хей, Джек, можно с тобой сыграть? — А может лучше в мафию всем вместе? — со страдающей интонацией спрашивает он, ногой отодвигая в сторону довольного Джорджа тетрадку, на открытой странице которой красовалось полей двенадцать, половина из которых была перечеркнута по диагонали. Кажется, кто-то устал проигрывать. — Я за, и я ведущий! — отзывается Вилбур первым. Вечером, уже лежа в кровати и листая галерею телефона, пополнившуюся фотографиями, Вилбур замечает сохраненную фотку стенда с афишей и задумывается. Он прекрасно понимает, что ничего не будет делать со своим ханахаки и любителем проклятых белых тюльпанов Шлаттом, так как это дерьмо бессмысленно и должно было остановиться год назад. Он не хочет проходить избавляющую от гормональной зависимости вместе с ханахаки терапию, чтобы не стать бесчувственным бревном до конца своей долгой бессмысленной не жизни — существования. Он заново читает название спектакля "Сломанная гитара", который будет через несколько дней, и думает, что хочет провести остаток жизни, если ему не повезет, по возможности жизнерадостно и энергично, действительно наслаждаясь происходящим. Вилбур вновь рассматривает попугая — "Пески", вспоминает парень — и осознаёт, что общение с Грианом удивительно хорошо отвлекает от тюльпанов, настолько хорошо, что они становятся практически незаметны. Он также вспоминает, что их диалог немного резко оборвался, и хоть на часах полпервого ночи, решает зайти в соцсеть и написать. Около никнейма Гриана серый кружок "оффлайна". Сажа: Кстати спасибо за афишу я действительно хочу сходить на сломанную гитару Граин: О, нет проблем И после внезапного ответа серый кружок загорается зелёным. Сажа: Ты не спишь? Прости если разбудил Граин: Всё в порядке, я ещё не ложился Сажа: 0_о почему? Граин: Пх Граин: Работа архитектором обязывает Сажа: Я тебя не отвлекаю? Граин: Нет, я как раз взял перерыв на кофе Сажа: И когда собираешься спать? Граин: Думаю до часа управиться Вил вспоминает, что сегодня утром Гриан писал ему ещё в девять утра и "звучал" достаточно бодрым. Сколько он вообще спит? Сажа: Даже стало интересно сколько кофе ты пьёшь Граин: Лучше не считать Граин: Честно Сажа: Ахахах Сажа: А во сколько архитекторы обычно просыпаются? Граин: На самом деле зависит от дня Граин: Иногда я могу встать и в 10, иногда и в 5 Граин: А так обычно в 7 Сажа: Ого Сажа: Рано Внутренне Вилбур немного переживает за собеседника и даже отворачивается от экрана, но телефон вибрирует, возвращая парня в диалог. Граин: Так когда ты собираешься на "гитару"? Сажа: А Он проматывает диалог до фотографии и пишет ответ. Сажа: В среду наверно Сажа: Сегодня же воскресенье? Гриан: По часам уже понедельник Сажа: Точно Сажа: Вообще не слежу за днями недели Граин: Пх Граин: Тогда тебе напомнить? Сажа: Наверно Сажа: Если тебе не сложно? Граин: Ничуть Граин: Я сам думал сходить Граин: Не откажешься от компании? Удивленный, Вилбур даже садится в кровати и какое-то время молчит. Сажа: Я не против, давай Сажа: Вместе интереснее Граин: Тогда замечательно Граин: Ещё спишемся Сажа: Агп Музыкант чувствует себя сонным, хотя внутри разливается приятное чувство от назначенного похода в театр. Он просматривает последние сообщения и замечает в одном из своих запятую. — Ого, я вспомнил про пунктуацию, — усмехается Вилбур, зевает и, положив телефон на пол, заворачивается в одеяло, легко дыша. Понедельник и вторник проходят на удивление легко, Вилбур забывает, что должен откашливать цветы и задыхаться. Небольшой лист утром и неприятное першение в течение дня — всё, что его преследует. Утром в среду ему пишет Гриан, напоминая про театр, хотя музыкант всё прекрасно помнил, и они договариваются встретиться за полчаса до начала на остановке рядом с ближайшей к театру станцией метро. И кажется, всё должно быть прекрасно, но, когда Вилбур чистит зубы, его лёгкие вспоминают о существовании цветов и неожиданно решают вытеснить всё, что успело накопиться за последние несколько дней. Первое, что он чувствует — невозможность вдохнуть. Нос работает, воздух гуляет, но в лёгких Вилбура пусто. Он вдыхает через рот и резко давится зубной пастой, сильно кашляя. Сплевывает в раковину пасту, смешанную с кровью, не замечая этого, и вновь делает попытку дышать — ничего. А лёгкие начинают гореть и сжиматься, и Вилбуру снова страшно, так как он успел отвыкнуть. Он замирает над раковиной в оцепенении и почти не видит себя в зеркале — взгляд расфокусировался. Спазм сдавливает горло, и парень надрывисто кашляет и давится отсутствием кислорода, сжимая в руках край раковины. Внезапный глоток воздуха выводит из транса, и изо рта Вилбура вываливаются два окровавленных тюльпана. Его мышцы ослабли от кашля, плечи дрожат как ненормальные, и музыкант упирается в раковину локтями. Надеется, что всё закончилось и включает воду, чей шум заполняет комнату, но новый приступ кашля чуть не разрывает горло. Казалось бы, куда больше, куда сильнее, куда больнее? Видимо, было куда. Ноги в миг превращаются в бумажные, и Вилбур падает на колени, продолжая задыхаться сухим режущим кашлем, приваливается плечом к стене. На пол падает цветок, и изо рта начинает капать кровь, но кашель не прекращается, хотя у парня не остается сил. Живот пронзает боль, и он сгибается вполовину, собственный кашель превращается в рефлекторные попытки организма избавиться от гадости, мешающей дышать, над головой шумит вода. На пол падают ещё цветы, красные капли превращаются в тонкий вязкий ручеёк, локти Вилбура на кафеле, вспотевший лоб на сложенных ладонях, кашель продолжается, вода шумит. Вдруг кашель обрывается, но дыхание по-прежнему не работает, и кислород, схваченный между выпавшими цветами, в лёгких кончается, мышцы схватывает холодный потный ужас, и Вилбур думает, что сейчас умрёт. Он неосознанно скребет руками горло, и в его голове слабым огнем зажигается идея. Парень быстрее мысли засовывает пальцы себе в рот и пихает их дальше к горлу, пока не нащупывает слипшиеся, но мягкие лепестки. Давится рвотным рефлексом, но тянет цветок на себя, а затем вытаскивает его за найденный на ощупь стебель вместе с возобновившемся кашлем. И воздух возвращается в лёгкие. Вилбур дышит часто и мелко, но слабо, словно в лихорадке. Он падает на кафельный пол без сил, чувствуя, как из глаз начинают идти слезы от слабости и пережитого стресса. Резко в нос бьет отвратительная смесь металлически-соленого запаха крови и нежно-сладкого тюльпана, и парень закрывает рот и нос рукой, чувствуя, что его сейчас вырвет, но ничего не происходит. Сквозь шум воды до его ушей доносится звук уведомления с телефона, лежащего на полке над раковиной, но Вилбур продолжает лежать, пока окончательно не восстанавливает дыхание. Встав, он умывается, полоскает рот и липкие руки от крови и выключает воду. В зеркале напротив смертельно бледный мокрый незнакомец с темными от воды странными волосами и покрасневшими глазами. Из-под носа бежит тёмно-красная дорожка, и Вилбур ругается. — Блять. На телефон приходит другое уведомление, и Вил болезненно надеется, что это Гриан отменяет театр, чтобы не умирать у него на глазах, отвлекая от спектакля. Когда же он заходит в соцсеть, то видит, что уведомления — это теги из беседы друзей, на которые он отвечает, что занят сегодня. Светлое облегчение теплом разливается внутри, когда он понимает, что "Сломанная гитара" всё ещё в силе. Вилбур будто заново рождается, чувствуя прилив легкой бодрости, и решает первым делом убрать бардак в ванной, посреди которого стоит, а затем смыть с себя запах крови в душе. Завтрак дома был безнадежно пропущен из-за приступа, поэтому Вилбур завтракает только в пятнадцать часов в кафе недалеко от места встречи. Горячий латте с тремя ложками сахара и карамельным сиропом скорее напоминает раф, но такой напиток для раненого цветами горла музыканта как благословение. На столе пустая тарелка из-под чизкейка, минутная стрелка на настенных часах верно двигается к двадцати минутам, и музыкант думает, что можно идти к месту встречи, как они с Грианом договорились утром. — Хей, Вилбур? — раздается за спиной знакомый голос. Вилбур разворачивается на стуле и узнает в идущем к нему человеке Гриана. Архитектор в белой рубашке с закатанными до локтя рукавами, машет парню рукой, и хоть они договаривались о дресс-коде, Вилбур приятно удивлён и быстро замечает, как Гриану идёт этот вид. — Гриан! — опоминается Вил. — Не ожидал встретить тебя здесь. — Я тоже, — усмехаясь, архитектор садится напротив со своим кофе в руке. Другой он откидывает с лица мешающуюся русую прядь в сторону. — Тоже зашёл перекусить? "Скорее позавтракать", — мысленно замечает Вилбур и немного запинается. — Д-да, верно. Так что, где этот театр? Ты же собираешься меня довести до туда? — Ага, — кивает Гриан, — до него отсюда ещё надо дойти, поэтому мы встретились раньше. Он недалеко, правда. — Мы можем пойти сейчас и допить кофе по дороге, — предлагает Вилбур, замечая в окне быстро проезжающий мимо автобус. — Тогда пошли! Хоть пик жары недавно прошёл, на улице всё ещё жарко и душно, поэтому друзья стараются идти по тени. В какой-то момент Гриан предлагает сократить через парк, и Вилбур соглашается, так как под деревьями гораздо прохладнее. Парк музыканту кажется огромным и запутанным, и он верно следует за уверенно идущим архитектором, который будто ежедневно здесь гуляет, что знает каждую тропинку настолько хорошо. — Мне кажется, или ты очень хорошо знаешь этот парк? — усмехается Вилбур, добегая до Гриана, потому что успел отстать. Лёгкие на бег отзываются тихим недовольством, и брюнет слабо кашляет, а его сердце со страхом пропускает удар. — Не.. Кажется, — развернувшись на полушаге, отвечает собеседник. — Но знаешь, я просто хорошо знаю чертежи этого парка, так как его проектировал Кералис. — Кералис? — Тоже архитектор, но в ландшафтном дизайне разбирается гораздо лучше меня. Согласись, этот парк чудесен! — Гриан раскидывает руки, обозначая масштабы парка. — И не поспоришь, — кивает Вилбур. — А ты и ландшафты оформляешь? — Только у своего дома, — отмахивается мужчина. — Не думаю, что выглядит очень плохо, но уровень не публичный. Для друзей — скорее всего. — О, я не думаю, что у тебя может выйти что-либо плохо, — не думая, бросает музыкант, а осознав, немного вспыхивает, но Гриан этого не видит, хмыкая где-то впереди. — Кстати, мы пришли, — говорит он выйдя с тропинки в тени на широкую, освещённую солнцем дорожку между деревьями. Вилбур встает рядом с уже побледневшими щеками, и смотрит на выход из парка. Его челюсть не против поздороваться с полом. Через проспект и площадь, украшенную ансамблем фонтанов, стояло грандиозное сферическое здание со стеклянным куполом. Вокруг него перекрещивались два овальных кольца, которые также были опорой, и на их пересечении висел огромный, черный и блестящий на солнце, скрипичный ключ. — Охренеть... — не сдержался Вилбур. — И, то есть, это и есть... — "Планета Музыки", верно, — с некоторой гордостью отозвался Гриан. — Современный театр и концертный зал с несколькими залами-трансформерами и внутренними клубами по интересам. — Это вау! — Вил даже разворачивается к архитектору на момент. — Впервые вижу в принципе... — Ты не проверял, куда мы идём? — усмехается Гриан, проходя вперёд. — Нет, на самом деле. — Вообще, я участвовал в создании этого места... — бросает он между тем. — Так, нам сюда, — мужчина поворачивает направо после выхода из парка. — Подожди, — опоминается Вилбур и догоняет его, — это ТЫ спроектировал?! Серьёзно? Я.. Я просто не знал.. — Ну, вообще не только я, — замечает Гриан. Они доходят до перекрестка на углу парка и спускаются в подземный переход. — Над дизайном думали мы с Перл; фонтаны, как и парк, оформлял Кералис; со Скаром мы делали чертежи и следили за строительством, Мамбо был занят залами-трансформерами и другим техническим оформлением. Слишком большая работа для одного человека. — Но тогда, получается, что ты курировал всё это? — уточняет Вилбур. Он не спрашивает про незнакомые имена, списывая их на команду архитектора. — В целом да, но это совместная работа — я не главный, — по голосу слышно, что Гриан немного смущается. Он сразу уходит от темы. — Знаешь, на самом деле наша компания выиграла городской конкурс, так что нам доверили облагоустроить этот прямоугольник: парк, площадь и театр. Вышло неплохо, согласись? — Неплохо? — переспрашивает музыкант, когда они поднимаются по лестнице на другой стороне улицы, на краю площади с фонтанами. — Это просто чудесно! — Вилбур раскидывает руки и делает круг вокруг своей оси. — Это невероятно! Это очень круто! Гриан немного заминается, и парень спохватывается. — Я имею в виду, что вот это, — он указывает на театр, — глоток свежего воздуха для центра города. И я также пишу песни, так что это место выглядит для меня достаточно атмосферным. Знаешь, я не был внутри, но эта "Планета Музыки" уже пиздецки вдохновляет. — Вилбур слышит, как Гриан кашляет в кулак, и оборачивается. — Я понял, рад слышать, — мужчина улыбается. — Стоит ли мне заметить, что там лучше не ругаться? — Оу, прости, ты нелюбитель такого? — Нет, всё в порядке. Просто общественные места — это общественные места. Вилбур согласно кивает, и два молодых человека в рубашках с совершенно разными оттенками и фактурой волос, переговариваясь о чём-то, мимо фонтанов идут к театру. В холле музыкант ищет кассу, но Гриан показывает ему на телефоне электронный чек на два билета с QR-кодом, а на возмущение парня говорит, что без покупки их заранее, они бы просто не попали на спектакль. И после небольшой экскурсии по "Планете" Вилбур в этом убеждается, так как их места с краю одного из дальних рядов, и весь зал заполнен, но у обоих зрение в даль хорошее, так что они не жалуются. Спектакль бытовой, но необычный, и захватывает внимание Вилбура практически сразу. Актеры играют хорошо, и в отношении уличного музыканта к своей гитаре Вил узнаёт себя. Сюжет достаточно простой, и за ним легко следить, одновременно сопоставляя все провалы персонажа с лопающимися струнами на его инструменте. Музыкант упорно привязывает новые, подолгу настраивая, пока налаживает отношения, но очередной сюжетный вихрь вновь рвёт струны, и Вилбуру душевно болезненно это наблюдать. Когда же девушка уличного музыканта разбивает его гитару, ломая на две части, парень не может сдержать огорченного вздоха. Сразу же под потолком звучит перебор струн, и зрители расходятся на антракт. Выйдя из зала, Гриан задает простой вопрос, и в ответ Вилбур выдвигает ему теорию о метафоре рвущихся струн и ломающих жизнь главного персонажа событий. Архитектор поддакивает, и музыкант упоминает, что инструмент для людей его хобби — лучший друг, если не любовь, и его потеря почти равносильна потере дорогого человека. В противоположной стороне фойе буфет с шампанским, и Вилбур предлагает выпить, но Гриан с улыбкой отказывается, впервые говоря о своём чуть застуженном горле. "Может стать хуже". Парень тут же вспоминает о своём ханахаки, которое резво отзывается першением в горле, и тоже решает отказаться от пузырящегося напитка. Второй акт начинается со встречи музыканта с резчицей по дереву, и их встречи друг с другом сменяются беготней музыканта со сломанной гитарой на спине за бросившей его девушкой. Вилбур поглощен действом, забавными диалогами и харизматичными второстепенными персонажами, которые добавляют вымышленному городу только больше жизни. Все они дергают музыканта по разным мелочам, и Вилу весело, но неожиданно из его легких вырывается сильный кашель. Он чувствует его силу, но не дает ему разыграться, удерживая внутри, потому что невежливо отвлекать окружающих от спектакля. Парень закрывает рот почти двумя руками и, сгорбившись, дрожит от спазмов, пробегающих по всему телу. В его душе растёт страх: "Нет, только не сейчас, не может быть, невозможно, за что?!" Его спины кто-то аккуратно касается, и Вилбур вспоминает про Гриана. Чуть повернув голову, он видит чуть наклонившегося светловолосого, одними губами спрашивающего: "Всё в порядке?" Вилбур не уверен, видит ли в глазах архитектора тревогу. Вилбур не знает, виден ли в тёмном зале страх в его собственных глазах. Он задерживает дыхание и отнимает руку от рта, чтобы коротко взглянуть. На ладони черная клякса крови, и музыкант резко снова закрывает рот, чтобы мелко-мелко задышать через нос, лишь бы не кашлять. Легкие отзываются возмущением, Вилбур мотает головой и на слабых ногах встаёт со своего сиденья и вываливается из зала. Какое счастье, что они сидели с краю и у выхода. За спиной хлопок двери чуть задерживается, и Вилбура вновь касаются. Гриан обходит его и тянет за локоть свободной руки. — Я знаю, где уборная. Музыкант кивает и идёт следом, продолжая грохотать. Да, это уже не кашель, а грохот, напоминающий раскаты грома, но сухой и болезненный даже на слух. Гриан помогает Вилбуру добраться до мужского туалета, открывает холодную воду у крана и вежливо исчезает за дверью. В тот же момент из лёгких парня вырываются сдерживаемые грохотания и сгустки крови вперемешку с цветами. Он бы посмеялся, что это куски лёгких, но было не до смеха. Грохот лёгких заглушал воду на раз, а Вилбур продолжал стоять над раковиной и откашливаться, оперевшись предплечьями на столешницу по бокам. Силы кашлять закончились вместе с цветами(не то, что утром), и музыкант облегчённо вздохнул. Несколько стеблей с белыми бутонами, которые пытались попасть в слив, полетели в мусорку, Вилбур старательно умылся и стер с белой раковины несколько присохших пятен крови. Осушать ни руки, ни лицо не хотелось, поэтому он ими только встряхнул и вышел из уборной Там его ждал Гриан. — Ты как? — встревоженно спрашивает он. — Лучше, — честно отвечает Вилбур и убирает мокрую вьющуюся челку ближе к уху. — Почему ты не пошел досматривать спектакль? — Хей, у тебя кровь на рукаве, — замечает он вместо ответа. — Давай закатаю, как у меня? — музыкант молча протягивает руку, ожидая ответ. Гриан будто бы читает его мысль. — Оставить тебя здесь одного было бы некрасиво с моей стороны, знаешь. Кстати, на другой руке может быть тоже самое. Вилбур меняет руку. — Слушай... Мне действительно неприятно, что так получилось. Я сейчас немного болею... Ханахаки, и мне жаль, что мой приступ испортил всё это. — Хей, не неси чушь! — позитивно отзывается Гриан. — Я всё понимаю, сам сейчас тоже болею. Это нормально, и ничего не испорчено. Ну, может, твоя рубашка немного. А так, мы можем вернуться в зал и досмотреть спектакль. Сразу же по холлу разносится перебор струн. — Ох, — вздыхают они одновременно. Парни выходят из здания практически первые, теперь гораздо сильнее похожие друг на друга из-за одинаково закатанных рукавов. У остановки они обмениваются прощаниями, и Гриан спускается в метро, в то время как Вилбур остается наверху ждать автобус. Несмотря на два приступа, музыкант действительно доволен прошедшим днём, и он срочно залезает в беседу друзей, дабы узнать произошедшее и пропущенное им за день. Утренние приступы возобнавляются, и Вилбуру приходится привыкать к ним заново. Он снова теряет аппетит, а вечерний сильный кашель начинает предвещать и постоянные вечерние приступы. Через пару дней после спектакля Вилбуру пишет Гриан. Граин: Хей, привет Граин: Тебе не интересно узнать, чем закончилась гитара? Граин: Я просто словил спойлер, хотя после него хочется сходить еще раз Вил задумывается, но не на долго. Сажа: Не думаю что пойду в театр в ближайшее время ещё раз хах Сажа: Так что давай спойлер Граин: О кей Граин: Закончилось тем, что та резчица по дереву сделала музыканту гитару, и он выбросил старую и перестал гонятся за своей прошлой девушкой Сажа: Ого Граин: Мысли насчет метафор?) Сажа: Хм Сажа: Звучит как "отпусти старое чтобы смотреть в будущее" Граин: Звучит хорошо Сажа: Ага Вилбур чувствует, как ему с каждым днем становится хуже. В один будний без особой надежды он пишет Гриану, что хотел бы встретиться с ним в парке около своего дома. На удивление, архитектор быстро соглашается. Сажа: Хорошо, и ты не против если я возьму гитару с собой? Граин: О, будет классно послушать тебя Граин: Конечно тащи Сажа: Ну мои песни немного тупые Сажа: Но я беру заказы хах Граин: Если твои песни тупые, то мои проекты уродливые Сажа: ... Урыл Граин: Я обижусь, если ты не принесешь гитару, хотя пообещал Вилбур легко смеется дома в голос и начинает задыхаться от кашля. Впрочем, ничего нового. Встреча в парке проходит замечательно, Вилбур вспоминает, как играть, проигрывая известные песни, потому что не брал в руки гитару последний месяц, но опыт не прокашляешь, иначе почему прохожие останавливаются недалеко от их скамейки и какое-то время просто стоят? Но музыкант сразу же предполагает, что это из-за Пески, которого притащил Гриан. Как он объяснил, попугай, в отличие от его кошек, обожает гулять в незнакомых местах с новыми людьми, а на стройке даже стал полноправным членом компании "Хермитс", постоянно разнося чертежи в разные её углы. Пески, познакомившись с Вилбуром, сразу облюбовал его левое плечо, так как оно почти не двигалось. И хоть людей вокруг со временем стало много, и все они глазели на парней, попугая и в частности играющего шатена, Вилбур в какой-то момент решает сыграть что-то из личного репертуара. "Город с астматиками" отбрасывается сразу, и, выбирая между последними тремя песнями, музыкант выкидывает первую и последнюю из-за отдельных строчек и начинает играть "Internet ruined me". Даже не дойдя до середины вступления, одна из струн лопается, больно ударяя Вилбура по пальцам, и он шипит, стараясь не сматериться вслух. Встревоженный попугай перелетает на руку Гриана. — Полагаю, концерт окончен! — оповещает слушателей музыкант, в разнобой дергая оставшиеся струны. — Можно расходиться. И люди расходятся, но часть подходит к скамейке и оставляет на её краю мятые купюры или звонкую мелочь, и парень не уверен, как реагировать. Он спрашивает, только когда аллея опустела. — Какого хрена? — Ты о чём? — со смехом уточняет Гриан, балуясь с клювом Пески. — О деньгах? — Это разве плохо? — поворачивает архитектор голову. — Нет, но... Чел, я просто не привык. Для меня это не норма. — То есть, у тебя есть нормальная работа? — заметно удивлённо спрашивает Гриан. — М, не совсем, — задумывается Вилбур, оттягивая ворот своего жёлтого свитера. — Я работал в офисе года два назад, покупал акции разные, вкладывался, потом заболел ханахаки первый раз серьёзно. Возвращаться на работу потом было сложно, так что я окончательно пересел на пассивный доход. Конечно, по возможности я увеличиваю его, но в целом привык достаточно, даже комфортно. — Вау, да ты экономист, — с восхищением смотрит на него архитектор. Пески коряво повторяет "ЭкОнОмИсТ", и парни смеются. — А ты чего сегодня не на работе? Я думал, что вытащу тебя только в выходные, а ты так живо отозвался в будний день... — Я взял себе небольшой больничный, чтобы прийти в себя. Знаешь, я же из Хермитграда, но из-за работы с друзьями живу здесь, мы снимаем несколько квартир в новостройках. У них ужасный дизайн и планировка, представляешь? Вилбур, смеясь, согласно кивает. — И вот, я на время больничного собираюсь съездить домой. Знаешь, я живу не то, чтобы в городе, но в пригороде, поэтому есть возможность разбить свой небольшой нелицеприятный ландшафт, — он усмехается. — Да, я помню, ты что-то уже говорил об этом... — пытается вспомнить Вил, но его прерывают чужие крики. — Пески, нет! Стой! Уйди на одежду, Пески! Тварь крылатая! — и сине-желтый попугай лениво взлетает с запястья. Вилбур видит четыре красные точки от передних пальцев птичьих лапок на коже. Ещё две должны быть сзади. — Может, тебе стоит носить что-то с более длинным рукавом? Типа, тебе не холодно в этом? — Гриан одет в красный пуловер с рукавами три четверти, и он отмахивается от вопроса. — Нет, это моя самая удобная одежда. А Пески так поступает нечасто, так что всё в порядке. — парни одновременно встают со скамейки, и пока Гриан приглаживает попугая на своем другом запястье, Вилбур убирает гитару в футляр, до этого лежащий под скамьей. Они одновременно идут в сторону выхода из парка. — Кстати, я не говорил, но ты красиво поешь. О, и ты помнишь столько песен, это удивительно! — Хах, спасибо, — смущается Вилбур. — Я серьёзно! Ты словно напоминаешь слово незабудка. — Ну, это красивые цветы, так что мне нравится это сравнение. — Неужели? — лёгким словом Гриан продолжает тему. — М, да, они достаточно милые. Мне особенно нравятся ярко-синие незабудки, у них очень красивый оттенок. Они такие... Королевски-синие, что ли? — Знаю этот оттенок, согласен, — чуть задумчиво отзывается архитектор. — Прости за личный вопрос, но, с тем, что было в театре, ты знаешь, на кого направлено твоё ханахаки? — Ох, — Вилбур даже останавливается. — Мне не очень нравится об этом говорить. — Прости, я не настаиваю, если не хочешь, — быстро вставляет Гриан. — Да нет, всё окей... Просто год назад я чуть не умер из-за одного человека, и мы не контактируем уже год, но почему-то я снова начал кашлять его проклятыми белыми тюльпанами! — разозлившись, Вилбур не замечает, как на названии цветка вздрогнул собеседник. — Прости, что заставил вспомнить. — Ничего. Они доходят до остановки в неловкой, тяжелой тишине, даже Пески притих, что для него не свойственно. Уставшие друзья сухо попрощались, когда приехал автобус, и дома Вилбур сразу же лёг спать. На утро привычка спать на спине сделала с ним злую шутку, как и год назад — Вилбур чуть не захлебнулся собственной кровью, стоящей в горле. Следующие несколько ночей Вилбур благоразумно засыпает на животе, чтобы на утро просыпаться лицом в луже вонючей крови, вытекшей из его легких за ночь. Спасибо, что хотя бы "просыпаться". Отныне он живет от приступа до приступа, которых в день несколько штук, а вытаскивать обессиленными руками из горла лишние цветы стало очередной привычкой. Запах крови и тюльпанов — отвратительный ансамбль, но он стал неразрывно связан с Вилбуром. У парня вновь не было сил ничего делать: ни есть, ни убираться, ни мыться. Каждый день хватало сил лишь умыть испачканное кровью лицо и зависнуть на несколько часов в телефоне или просто так. Стоит ли говорить, что у его гитары до сих пор не заменена струна? Живые какое-то время назад мысли о последних жизнерадостных днях перед смертью сдохли где-то в квартире, потому что тут слишком много мух для места, в котором просто повсюду валяются окровавленные цветы и сохнут лужи крови. Конечно. Одним утром Вилбуру приходит сообщение, и он сначала даже не узнает звук уведомления. Граин: Вил! Сажа: Гриан? На душе привычно становится легче от сообщений архитектора, хотя сейчас это слабо помогает. Граин: Помнишь Граин: Я несколько раз говорил о ландшафтном дизайне у своего дома? Сажа: Ну да Граин: Не хочешь увидеть своими глазами? И Вилбуру принять это решение сложнее всего, даже сложив все предыдущие в его жизни. Он не хочет умереть у Гриана в доме, у него будут лишние проблемы. Тот будто вновь читает его мысли. Граин: Прошу скажи да Граин: Я абсолютно серьезен Сажа: Лмао ты даже забиваешь на запятые Сажа: Хорошо, я хочу увидеть твой шедевр среди ландшафтов Граин: Я рад!! Сажа: Правда мне последнее время очень хуево, и я могу даже умереть у тебя в доме........ Сажа: Ты всё ещё зовёшь меня? Граин: Пх, конечно И сердце Вилбура сжимается до приятной боли. Он приезжает к Хермитграду на комфортном междугороднем автобусе и, выйдя на остановку, охреневает от эстетичности домов в пригороде. Охреневает настолько, что совершенно не замечает рядом стоящего Гриана. В далеке, куда уезжает автобус, виднеются ещё дома, не уступающие по своей красоте, и Вилбур вспоминает, как его челюсть чуть не поздоровалась с землей, когда он только увидел "Планету Музыки". — И здесь ты живешь, хермит по имени Гриан, — в шоке уточняет музыкант. "Хермит" смеется удивительно светло и искренно. — Пошли давай, еще насмотришься. Хочу показать тебе свой дом, — тянет он Вилбура за собой, но вдруг останавливается. — У тебя ужасно тонкие запястья, — Гриан звучит слишком огорченно. — Ты вообще ешь? — Аппетит пропал... Несколько дней назад, — слабо отзывается Вилбур. — Пиздец, — подводит итог Гриан, что заставляет парня рассмеятся. — Ты чего? — Впервые слышу, чтобы ты матерился, — впервые за несколько дней улыбается музыкант. Когда Гриан показывает Вилбуру свой дом, тот сначала во все глаза, каким бы уставшим ни был, впитывает каждую деталь экстерьера сверху вниз. Вилбур истинно восхищался Грианом еще до Чемпионата, где они познакомились, но знакомство с ним точно перевернуло его мир. Он не был уверен в его личности и характере, но сейчас, спустя месяц или два их общения(они оба не участвовали в последних соревнованиях), Вилбур думает, что Гриан — лучший человек, которого он когда-либо знал. А потом взгляд Вилбура падает на газон и клумбы. Сначала в глазах рябит, и он ничего не видит, но потом схватывает отдельные части, потом куски побольше, и вот наконец перед его глазами цельная картина. Белые тюльпаны. Повсюду. Конечно, есть несколько цветных акцентов, но тюльпаны — главные в этом саду. — Белые тюльпаны, — едва слышно шепчет Вилбур, будто не он это же повторил в голове несколько раз. Он не уверен, что это значит. — Да, — подходит к нему Гриан и встает рядом. — Белые тюльпаны. Мои любимые цветы. — Н-но как? — напуганный, он поворачивается к довольному мужчине. — Вилбур, на земле живёт семь миллиардов человек. Видов растений гораздо меньше, чем людей, а цветов тем более. Одинаковый любимый цветок в нашем мире встречается у сотни людей! Вилбур молчит. — Вилбур, Вилбур, Вил, послушай, — зовёт его обратить на себя внимание Гриан. Он разворачивает его к себе лицом полностью и со значением произносит: — Я кашляю незабудками. Тень осознания пробегает по лицу парня. Вдруг по правой щеке катится слеза, и Вил мгновенно стирает её, с удивлением смотря на свои мокрые пальцы. Слезы продолжают течь из глаз, и когда Вилбур шмыгает носом, то прячет своё лицо в ладонях, а Гриан мгновенно обнимает его. Шатен оказывается чуть выше. — Послушай, Вилбур, Вил, всё хорошо, теперь всё хорошо. Просто забудь, забей на того человека, Незабудка, его нет, это не их тюльпаны, а мои, Вилбур, мои, слышишь меня? — Вилбур неудобно кивает в объятьях. — Д-да. — А помнишь спектакль, на который мы ходили? Шмыгает носом. — Помню. — Вилбур, твоя "сломанная гитара" — это белые тюльпаны. И музыкант начинает плакать лишь больше и, шмыгая забитым носом, слабо закашливается. Растения в его лёгких успокоились.