Часть 1
17 июля 2021 г. в 08:01
Утро начинается с первым лучом солнца, пробивающимся сквозь жалюзи скромного гостиничного номера. Тихонько чирикает будильник, несмотря на несусветную рань Джексон сразу же подскакивает с постели и радостно разминается посреди разбросанных с вечера вещей. Это утро последнее здесь, уже через пару часов, после финального осмотра медсестрой, его отпустят глотнуть сеульского воздуха. На почти свободу.
Раскалённый воздух забивается в нос чем-то густым и вязким, заполняет плотно лёгкие, влажно липнет к идеально выбритым щекам. Жарко. Душно. Но Джексон и этому рад после четырнадцати дней заточения в четырёх стенах. Обливающийся потом в своей белой футболке менеджер смотрит удивлённо на наглаженный плотный костюм Джексона, но ничего не говорит. Грузит только его трещащие по швам сумки в багажник и быстро проговаривает предстоящий маршрут. Джексон кивает всем этим А, Б и С, дорисовывает на воображаемой карте ещё пару-тройку букв и разваливается на заднем сидении машины с планшетом: пока они будут кататься по всему городу, можно и почту разобрать. Хотя бы одну.
В пункте А Джексон тусуется дольше всего: неспешно вышагивает в своем очень деловом костюме с очень деловым видом, то жмёт руки, то отвешивает вежливые поклоны. Правда немного выходит из образа большого босса, когда за прозрачной дверью одной из студий узнаёт вихрастый затылок Ёндже, но и тут быстро берёт себя в руки. У них уже есть договоренность на завтрашний вечер, можно и потерпеть ещё немного, а уж потом он поприветствует его как следует.
Дальше по маршруту обмен любезностями с потенциальной жертвой на коллаб, и короткая запись партии для дуэта, счастливая жертва которого — он сам. Где-то между двумя этими остановками Джексон теряет пиджак, и внешний вид его из очень делового становится просто деловым. И немного уже пропотевшим. Пиджак жалко, Джексону он нравился (в кои-то веки сам покупал, а не получил в качестве промо), но не возвращаться же за ним. Менеджер за рулём бухтит, машина плавно входит в очередной поворот, Джексон с удивлением обнаруживает себя листающим твиттер и бесконечные смайлики в групповом чате, а не рабочие файлы.
За окном ползут знакомые пейзажи. Джексон никогда не назовёт их родными, но чувство радости от его с ними воссоединения всё равно тянет уголки губ в разные стороны. Он не дома, но его здесь всегда ждут тоже, сюда тоже хочется возвращаться. Джексон делает пару максимально пафосных селфи и постит их в сториз с многозначительным «СКОРО». Он сам не до конца уверен, что именно будет скоро, но что-то будет точно, и что-то из этого точно скоро. Кому надо — додумает.
Запись его куска будущей песни, которая планировалась короткой, растягивается. Не потому, что у них не получается прийти к чему-то конкретному. Скорее просто необходимость потрепаться ни о чём берёт верх. Джексон с досадой понимает, что его корейский всё-таки просел, слова подзабылись, и говорить так быстро, как он привык, уже не выходит. Да ну ничего, пройдёт пара дней, и всё самое нужное снова заполнит опустевшие ячейки его памяти, как бывает это всегда.
Менеджер беспокойно топчется по чужой студии и угрожающе хмурится, по его плану они должны были уехать до того, как весь Сеул рванёт по домам из стеклянных офисов, а теперь они застряли тут, а потом обязательно застрянут ещё где-то. Джексон ощущает прожигающий его спину взгляд и ёжится. Виноват-виноват, но его же здесь ждут, как иначе?
Под многословные обещания добраться до следующей точки маршрута в целости и сохранности Джексону удаётся отправить менеджера вместе со всеми своими вещами в их с Бойтоем квартиру. Душа жаждет почти свободы и приключений, Джексон засиделся, заскучал. Хочется сделать что-то такое, что можно сделать только находясь не дома. Купить в первой попавшейся забегаловке кимпаб и слопать его вместе со всем рисом внутри. Пройтись пешком по плавящимся от жары улицам без охраны и остаться почти не узнанным. Арендовать машину и самому сесть за руль впервые за вечность.
Заблудиться по дороге и встрять в грандиозную пробку с отказавшим вдруг кондиционером.
Дерьмо случается, думает Джексон, обливаясь потом в своём уже вообще ни разу не деловом костюме, и расстёгивает пуговицы рубашки до самого пояса. Прилипшая к кожаному сидению задница щиплет и чешется. Машина греется как проклятая, Джексон проклинает сам себя. А ведь мог бы уже плескаться в ванне с армадой уточек. Телефон поддакивает ему на соседнем кресле оповещениями о новых входящих. На исходе часа звонит менеджер, Джексон трубку не берёт, в конце концов он за рулём, пусть и движется со скоростью улитки по асфальту. Знать, что он заблудился, менеджеру вовсе не обязательно. Не первый раз заблудился же, вырулит как-нибудь. Если не сварится заживо.
Разругавшись в пух и прах с навигатором (не с собой же ругаться, в самом деле), Джексон находит тот самый нужный съезд, который пропускает в семи случаях из десяти, и бодро катится в пригород. Его не то чтобы ждут сегодня в тех краях, но чувствует себя там Джексон почти как дома. Почти свободным. (Почти несвободным).
Ебеня ебенями. Хоть и элитные. Разные, но все равно неуловимо похожие дома плывут в горячем воздухе, когда Джексон едет мимо них до самого конца квартала. Жарко невозможно. До нужной двери Джексон уже не то доходит, не то доползает на последнем дыхании. У него даже трусы уже насквозь мокрые.
Джексон никак не извещал о своём пришествии, и только сейчас в его перегревшуюся голову приходит разумная мысль, что его ведь и правда не ждут сегодня. Они же условились на завтра и точка. Когда Джексон возвращается в Сеул, всегда почему-то забывает, что они все теперь совсем взрослые. Со своей жизнью. Со своими графиками и извилистыми маршрутами. Наверное поэтому в дверь он не стучит, а вопросительно скребётся. Не требует впустить, а скорее спрашивает разрешение войти. Он так, помнится, в общаге скрёбся, надеясь, что для него внутри всегда запертой комнаты найдётся немного места.
По ту сторону сначала цокают коготками по полу маленькие лапки, а только потом раздаётся шлёпанье босых ступней и смешное сюсюканье. Дверь открывается, являя зевающего Джебома с кошкой на руках. Джексону стыдно, потому что не помнит которая эта из оставшихся хвостатых. Джебом никак не выражает своё удивление, только скептически осматривает ботинки и плотные чёрные брюки Джексона и отходит немного в сторону, давая пройти. У порога выставлены гостевые тапки, Джебом подпинывает их ему поближе и ушлепывает внутрь квартиры, напоминая походя, что дверь в ванную вторая справа.
Уже в ванной Джексон понимает, что они с костюмом стали одним потным целым: рубашка прилипла к мокрой спине, а брюки намертво приклеились к заднице. Отгороженный стеклом душ манит даже больше ванны, вот-вот готовый расплавиться Джексон подлезает под лейку душа как есть и выкручивает вентиль до конца. Хрен с ним с костюмом. Чуть тёплая вода обрушивается на затылок, остужает гудящую колоколом голову и ласково гладит по обтянутым рубашкой плечам. Хо-ро-шо. Джексон блаженно стонет и упирается лбом в стену, ничто в этом мире не сдвинет его с места.
У вошедшего Джебома в руках аккуратно сложенная стопка одежды. Он оставляет её на опущенной крышке унитаза и никак не комментирует тот факт, что Джексон завалился в его душ прямо в костюме. И даже в носках. Не потеряй Джексон пиджак, он бы наверняка и в нём залез. (Но это не точно, пиджак ему всё же нравился). Джебом что-то спрашивает, но ничего не слышно из-за шума воды, Джексон вслепую шарит рукой в поисках вентилей, убавляет напор и тяжело приваливается к стене спиной. Мокрая чёлка “стекла” на глаза, и Джексон пятернёй зачёсывает её назад. Джебом опирается плечом о стекло и безмолвно наблюдает за происходящим безобразием. Он растрёпанный и немного опухший, как пить дать только поднялся с постели. Небось опять спать лёг тогда, когда Джексон уже паковал в отеле вещи.
Джебом протягивает руку и кивает на промокшую и отяжелевшую одежду, Джексон капризно морщится, мол, сил нет, и так сойдёт. Прохладная вода сверху приятно затекает за шиворот. Джебом непреклонен, так и стоит, протянув к нему ладонь, Джексон решает, что будет забавно, дёрни он за неё сейчас. Не ожидавший такого поворота Джебом влетает в душ, локоть его задевает кран, и под аккомпанемент отборного корейского мата (Джексон обнаруживает, что эту лексику прекрасно помнит) сверху на них обрушивается поток ледяной воды. Джексон верещит и подхватывает скользящего по кафелю Джебома, чтобы ненароком не убился.
Белая майка на Джебоме промокает за секунду, домашние шорты облепляют его бёдра, сонный взгляд сразу же проясняется. Холодный душ неизменно бодрит. Джексон хихикает и закручивает кран, пока похожий на большого кота Джебом раздражённо фырчит и отплевывается от попавшей в рот воды. Он обзывает его отбитым придурком, но довольно жмурится, когда Джексон в качестве тысячи извинений целует его за ухом. Намокшая одежда не скрывает результат регулярных страданий Джебома в спортивном зале, Джексон самолично убеждается в упругости и твёрдости всего, что, если верить последним журнальным фоткам, должно быть твёрдым и упругим. В кои-то веки обошлись без идиотской ретуши и дорисовываний лишних кубиков там, где они вовсе не нужны.
Вытаскивать Джексона из мокрого костюма приходится в четыре руки, тяжёлая ткань не поддаётся, и где-то между вторым кое-как расстёгнутым манжетом и очередным поцелуем, Джебом со смешком предлагает сходить за ножницами и вырезать уже Джексона из костюма, чтобы не мучиться. Сам Джексон с майкой Джебома расправился в два счёта и уже успел попробовать на вкус кожу его ключиц. Джебом со вздохом просит его уже замереть на месте и не вертеться, деловито стаскивает с него рубашку и, аккуратно свернув, оставляет её рядом с тапками на полу. Ремень Джексон стягивает сам и тоже швыряет его в общую кучу. Брюки застревают на середине ягодиц и ни в какую не поддаются, Джебом ржёт над нелепо дёргающимся Джексоном и тут же глухо охает, когда его вжимает спиной в запотевшее стекло душевой.
Джебом плавится в руках Джексона, как сам Джексон плавился в машине со сломанным кондиционером: дыхание его становится прерывистым, а взгляд расфокусированным, над верхней губой выступает солёная испарина. Хочется притереться кожей к коже, но так, как сейчас, тоже неплохо, есть что-то такое пикантное в их обоюдной не совсем раздетости. Исключительно хорошо становится, когда Джебом просовывает ладонь ему за пояс приспущенных брюк и сжимает пальцы. Перед зажмуренными глазами вспыхивают цветные фейерверки, Джексон стонет и тут же сжимает зубы. Местные соседи обладают отменным слухом и абсолютно не имеют чувства такта.
Джебом шепчет ему в горящее ухо что-то такое дурацкое и смущающее, трётся носом о щёку и касается невесомо губами виска. Джексон протестующие мычит, когда тот отстраняется, неловко целует куда-то под челюстью и протискивает колено ему между бёдер. Он чувствует, что Джебом соскучился так же сильно, как и сам Джексон, и нет никаких причин останавливаться на достигнутом.
Причина настойчиво трезвонит в домофон. Прежде чем выскользнуть из душа, Джебом врубает мстительно холодную воду и, подхватив одно из двух полотенец с крючка, быстро улепётывает в сторону входной двери. После него на кафеле остаются мокрые следы.
Служба доставки, угадывает Джексон, подслушав обрывки чужого разговора. Джебом успел заказать еды. Успел вытащить для него второе полотенце (красное) и поставить в стаканчик на раковине запечатанную зубную щётку (зелёную). Успел выудить откуда-то из недр гардеробной гостевые тапочки.
Они условились на завтра, но Джексона очевидно ждали здесь уже сегодня. Содрав с себя остатки одежды, Джексон как может аккуратно складывает её поверх рубашки, обтирается наскоро полотенцем и влезает в тапки. Из кухни пахнет чем-то вкусненьким. Джексон натягивает оставленные специально для него трусы и чувствует себя почти как дома. Почти свободным.
(Почти несвободным).