She told me you don’t love me and I thought so too

С тех пор дни становятся длиннее и утомительнее, так как его матери приходится бегать по делам, пока Рождество все ближе и ближе. И чаще всего она тащит Вильгельма вместе с собой. — Почему я снова должен идти с тобой в ратушу? — спрашивает Вильгельм и поправляет свое длинное пальто. Он мерзнет в такую холодную декабрьскую погоду. — Потому что тебе нужно знать, как выглядит ответственность. Когда-нибудь ты и сам будешь заниматься всем этим. — говорит она, идя впереди Вильгельма на несколько шагов. Он вздыхает. Он предпочел бы остаться в замке и читать или заняться еще чем-нибудь, кроме стояния на морозе. Его вторник начался не очень хорошо. — Что ж, как вы знаете, в эту пятницу будет сочельник и я хочу, чтобы к завтрашнему вечеру тут были развешены рождественские огни. — говорит Королева трем сотрудникам замка. — Да, ваше Величество. — щебечут они в один голос. Потом они уходят. Вильгельм идет к лестнице. — Вильгельм. Не забудь, что у нас рождественский ужин в пять часов в пятницу. — кричит ему вслед мать. — Ага. — бормочет Вильгельм и быстро поднимается по лестнице в свою комнату. Он плюхается на кровать и достает телефон. Он пролистывает Instagram, просматривает огромное количество фотографий своих друзей, которые лепят пряничных человечков или пряничные домики. Он натыкается как минимум на несколько фотографий четырех своих друзей из старой школы, а также фотографии Фелис, Сары и Симона. Все они выглядели счастливыми. Фелис печет печенье с отцом и радостно ему улыбается. Сара и Симон пекут что-то вместе с их мамой, Аюбом и Рош. Вильгельм смотрит на фотографию, где Симон и Сара держат тарелку с украшенными имбирными человечками и рождественскими имбирными деревьями. Он хотел бы быть там, печь восхитительные пряники с Симоном. Когда ему было одиннадцать, он вместе с Эриком пек пряничных человечков. Но теперь он не мог сделать даже этого. Печь что-то в одиночестве было бы неинтересно. Он лайкает фотографию и выходит из приложения. Потом встает. Он действительно не помнит, как проводил свое время дома раньше. Потому что в Хиллерска его распорядок дня был ясен и чаще всего одинаков. Он просыпался, шел на тренировку, завтракал, ходил на занятия, потом может быть тренировка по гребле, или он делал домашку, а под конец дня остается очень мало свободного времени. По выходным он тренируется, учится и высыпается, пока у него есть возможность, восполняя свои часы недосыпа за всю неделю. Или они устраивают вечеринку в школе. Но в конце концов приятно не думать и ничего не делать. Вообще Вильгельму нравится Хиллерска больше, чем его Замок. Странно думать, что несколько месяцев назад у него было что-то, ради чего он мог бы вернуться сюда. Но он полюбил школу. Она была далеко от дома, и он должен был быть там один. Ему очень нравилась библиотека и тренажерный зал, а также ощущение деревянного пола под пальцами ног, когда он ходил на цыпочках ночью по комнате. Ему нравится, когда Симон рядом с ним в течение дня. На самом деле ему даже немного нравятся утренние пробежки, когда он может встряхнуться. Дни до пятницы тянутся удручающе медленно, но в конце концов Вильгельм просыпается и наступает канун Рождества. Сейчас десять часов, Вильгельм решает пока не вставать с кровати. Это не помогает дню протечь быстрее, и Вильгельм каждую минуту ждет приближение ночи. Он ждет ночь, потому что именно тогда он разговаривает с Симоном. Он сидит на своей кровати, свернувшись клубком, хихикая, прямо как школьница, и старается, чтобы Малин не услышала его. Судя по всему, Рождество — это важный праздник в семье Симона. К нему пришла бабушка, и они все вместе ужинают: он, его мама, Сара и их бабушка. Симон всю неделю готовил все. Он прибирался и выпекал что-то. Но по итогу в конце дня он всегда звонил Вильгельму. Вильгельм сам ему не звонит, потому что не хочет полностью жить по графику Симона. Он не хочет мешать или торопить его с его делами. Вот почему он никогда не звонит. Но Вильгельм всегда рядом с телефоном, чтобы взять трубку. — У меня мука в волосах. — пожаловался Симон, когда они разговаривали в среду. Затем он начал рассказывать Вильгельму историю о мучной битве между ним и Рош. Вильгельм смеялся и слушал Симона, цепляясь за каждое его слово, будто бы от этого зависела его жизнь. Симон также объяснял все эти Рождественские штучки вчера, когда они разговаривали и сказал, что вероятнее всего не сможет поговорить с ним следующим вечером. — Почему? — Вильгельм нахмурился и сел прямо. — Ну, моя бабушка, вероятно, захочет услышать все о школе и, эм, про видео. — сказал Симон, немного смущаясь. — Хорошо. — согласился Вильгельм. — Я мог бы позвонить тебе. Но скорее всего только не раньше полуночи. — предложил он. — Да, хорошо. — сказал Вильгельм, зная, что будет ждать его звонка. Вильгельм встает с постели. Он улыбается и одевается. Затем он отправляется на пробежку по местам около Замка. Он возвращается и принимает душ, плюхается на кровать в полотенце и открывает свой телефон. Он видит пару новых сообщений. «Счастливого рождества, Вильгельм» говорится в тексте Фелис, вместе с прикрепленной Рождественской фотографией ее семьи. Вильгельм быстро печатает ей ответ, а потом переходит к следующему сообщению. Оно было от его ближайшего друга из старой школы. «Хей, чел, я знаю, что ты вернулся домой на рождественские каникулы. Сегодня вечером мы устраиваем вечеринку у Эдвина, недалеко от меня, если хочешь, то приходи». Вильгельм какое-то время думает насчет этого, но потом отказывается. Он быстро печатает, что не сможет прийти, так как будет со своей семьей. Затем он проверяет третье и последнее сообщение. Оно от Симона. «С рождеством, Вилле :)» написано там. Сообщение было отправлено пока Вильгельм был на пробежке, видимо тогда Симон и проснулся. Он печатает и отправляет «Веселого Рождества, Симон». Наконец, в пять часов вечера Вильгельм спускается вниз в красном костюме и зеленом галстуке-бабочке. Он подумал, что эти цвета хорошо подойдут для Рождества. Он идет в столовую. — Доброго вечера, Вильгельм. — приветствует его мать. — Доброго. — отвечает он и садится. — Добрый вечер, сын. — улыбается его отец и Вильгельм с улыбкой кивает ему. Все это выглядит так же, как выглядело в глазах прошлых Вильгельмов множество раз и до этого. Вот только тут нет Эрика. Из-за этого в животе у Вильгельма образовывается какая-то неприятная, скручивающаяся и жгучая пустота. Вильгельм ест так быстро, как только может, желая побыстрее убраться оттуда. — Вильгельм, манеры за столом! — ругает его мать. Так что он начинает есть медленно, только на минуту, чтобы потом снова начать торопиться, — Вильгельм! — повторяет она вновь, но уже гораздо строже. — Эрику не нужно было повторять все дважды. — Ну, я не Эрик, не так ли? — отвечает Вильгельм и кладет вилку. — Нет, ты явно не он. Это заставляет меня задумываться над тем, подходишь ли ты на роль Короля. — холодным и отстраненным голосом говорит Королева. — Давайте не будем ссориться, дорогая, почему бы тебе не успокоиться и… — пытается отец Вильгельма. — Нет, она права. Я безответственный и не занимаюсь никакими делами Короля. Я совершенно безнадежен и не могу выполнять своих обязанностей, а еще я влюблен в парня. Так что да, я не Эрик. — Вильгельм сжимает руки в кулаки, впиваясь ногтями в собственную кожу, пытаясь не выдать дрожь в голосе, когда он смотрит на мать, выявляя ее реакцию. — Прекрати нести ерунду, Вильгельм. Ты не влюблен в него. — заявляет она так, будто бы это ее дело. — Что ты вообще черт возьми знаешь о любви, ха? — терпение Вильгельма закончилось. Эрик встал бы на его сторону. Он всегда так делал. Когда он съедал печенье, к которому нельзя было прикасаться, Эрик брал всю вину на себя и говорил, что это был не Вильгельм, хотя это была такая мелочь. Или, когда Вильгельм впервые попал в беду в старой школе, а Эрик вытащил его из нее. Но его сейчас нет. И ему приходится справляться со своей хладнокровной матерью в одиночку. Он должен следовать ее ожиданиям. А это чертовски отстойно. — Я знаю, я тоже влюблялась и не раз. И я знаю, что кажется, будто ты собираешься провести с ней остаток своей жизни, но в реальности все устроено не так. — она не кричит, но ее голос звучит хрипло и ядовито. — С ним! Это он, ты не понимаешь? Ты не можешь исправить меня, заставляя трахать девушек. — Вильгельм кричит. Довольно иронично, что такая небольшая ссора теперь перешла к этому. — Вильгельм, не кричи так, — говорит Король. — Он не любит тебя, Вильгельм. Никто, как он, никогда не будет достаточно хорош и никогда не будет заслуживать тебя. Ты следующий король. Ты должен соответствовать моему уровню. — это может быть правдой. Симон никогда не говорил ему открыто, что любит его. Однако Вильгельм сказал ему это. «Я люблю тебя», прошептал Вильгельм, когда обнимал Симона на прощание перед рождественскими каникулами. Немного подождав, с надеждой на что-то, он отстранился, а затем: «Я надеюсь, что ты хорошо проведешь Рождество», Симон не ответил ему. И Вильгельм чувствовал себя дураком, до сих пор чувствует. — Он достаточно хорош для меня. Он даже лучше, чем очень хорош. — говорит Вильгельм. Он больше не кричит, слова его матери слишком задели его сердце. Вместо этого его голос тих, но полон подавленных чувств, таких как гнев, безнадежность и ощущение того, что он так сильно потерян, что это причиняет ему невероятную боль. Потом наступает тишина. — Ты позор Королевской семьи. Эрик был бы разочарован тобой. — слова Королевы рассекают воздух, глубоко врезаясь в душу Вильгельма. — Ну все, Кристина. Не будь так сурова с ним. — пытается разрядить конфликт отец Вильгельма. Но Вильгельм не слышит, что говорит его мать, потому что он уже находится за дверью. По пути наверх он достает телефон. «Хей, приглашение все еще в силе?» он посылает Джексону сообщение, смотря на Малин. Пройти мимо нее не составит труда. Он делал это уже огромное количество раз, когда был в Хиллерска и сможет сделать это и сейчас. «Да чел, конечно», отвечают ему и скидывают адрес. Это в десяти минутах ходьбы от Замка, если он срежет через два двора. Что он и готов сделать, ведь на улице кромешная тьма. «Я буду через пять минут», набирает он, прежде чем зайти в свою комнату, чтобы переодеться. Затем он выходит на балкон и спускается по пожарной лестнице. Так просто. Он выбирает быстрый путь, проходя через дворы в темноте. На одном из дворов собака, поэтому он быстро перебегает подальше от нее. Он должен не забыть про нее, когда будет возвращаться. Когда он добирается до дома Эдвина, вечеринка уже в самом разгаре. «Это хорошо», думает Вильгельм. По крайней мере все будут слишком пьяны, чтобы вспомнить, что он был тут. Входя, Вильгельм хватает красный пластиковый стаканчик с чем-то и делает большой глоток. Вкус дешевого алкоголя щиплет язык. Домашние вечеринки совсем не похожи на те, что устраивал Август в Хиллерске. Здесь все дешевле и унылее по виду. В школе все стоило десятки крон и было вкуснее. Но Вильгельм это как-то упускает. Поэтому он просто идет дальше в дом, чтобы найти Джексона. Он находит его сидящим между двумя девушками, разговаривающим с ними с бутылкой с чем-то в своей руке. — Хей, парень. — он туманно улыбается, когда видит Вильгельма. — Привет. — отвечает Вильгельм. — Так рад тебя видеть. Сколько лет сколько зим. — Прошло три месяца. — ухмыляется Вильгельм и делает большой глоток коричневатой жидкости в своей чашке. В какой-то момент Вильгельм теряет счет времени и напитков, поэтому он правда не знает, когда половина седьмого успела перекатиться в половину одиннадцатого, а три напитка превратились в девять и два раунда пив-понга. Его разум полон запутанных мыслей. Кажется, он не смог закончить ни одно из своих дел. Кроме одного. Кроме Симона. Это его улыбка, его смех, его волосы, его губы, его глаза, его нос, его глупые рыбки, чьи имена Вильгельм мог назвать даже во сне. — Чувак, ты действительно спал с тем парнем ээ… с тем… — спрашивает один из друзей Эдвина и щелкает пальцами, пытаясь вспомнить имя Симона. — Симон. — подсказывает Вильгельм. — Да, Симон! Так ты спал? — Нет. — неразборчиво говорит Вильгельм. Он будет верен своей семье. Он не разочарует их. Хотя, когда через час Вильгельм выходит из дома, он чувствует себя так, будто бы разочаровал всех. Он шарится в своих контактах и снова тыкает на номер Симона. Затем он нажимает на кнопку вызова. Звонит долго, Вильгельм шагает вперед, снова и снова то теряя, то удерживая равновесие. Наконец, Симон поднимает трубку. — Привет Вилле, я как раз шел спать, собирался позвонить тебе, — говорит Симон. — Вилле? — спрашивает он, когда Вильгельм не отвечает ему. — Я хочу, чтобы ты… я хочу услышать, как ты говоришь это. — говорит Вильгельм и пытается идти вперед. Его зрение расплывается и ему трудно различать хоть что-то. — Сказать что? Ты пьян? — Я хочу, чтобы ты сказал, что любишь меня. — говорит Вильгельм, едва не расплакавшись. — Ты пьян. — заявляет Симон. В его голосе звучит беспокойство. — Значит, ты не скажешь. — Вильгельм клянется, что чувствует, как по его лицу катятся слезы. — Бля, Вилле, я люблю тебя, конечно же я люблю, ты думаешь, что я не буду? — Симон вздыхает, и Вильгельм практически видит, как он зажмуривается и прикрывает рот рукой. — Но я просто… я не мог этого сказать. Не тогда, когда я знал, что ты собираешься уехать. Я не мог сделать этого с тобой или с собой. — Мне очень жаль. — говорит Вильгельм, заставляя слезы отступить с глаз. — Мне тоже. Я не должен был так делать, но я сделал. — говорит Симон. В его голосе звучит веселье. Затем наступает тишина, пока Вильгельм идет вперед. Или он думает, что идет вперед. — Ты собираешься в целости и сохранности добраться домой? — спрашивает Симон. — Думаю, что да. — говорит Вильгельм. Если его поймают сейчас, то его мать будет в ярости, — Как прошло Рождество? — спрашивает он, в надежде начать думать о чем-то приятном. — Было славно. — говорит Симон и продолжает рассказывать Вильгельму обо всем, что он делал в течение дня и о том, какая была еда. И снова Вильгельм цепляется за слова Симона, чуть ли не спотыкаясь. — Звучит мило, я бы хотел быть там с тобой. Хотел бы встретить твою бабушку. Поужинать с тобой. Пряничные человечки. — нечетко говорит Вильгельм. Он почти уверен, что видит Замок в конце дороги. Он не совсем уверен, где идет, потому что в этот раз он не видел собаку. — Я тоже этого хочу. — признается Симон. — Мое рождество было дерьмовым. Я поссорился с мамой из-за Эрика, и она сказала мне, что я позор Королевской семьи. Она сказала мне, что ты не любишь меня. Я тоже так подумал. — бормочет Вильгельм. — Дерьмо. — вздыхает Симон и меняет положение на кровати, — Если бы ты не жил в сорока минутах езды, я бы спустился и показал тебе, что это неправда. — смеется он. — Ты любишь меня? Она сказала, что я позор их семьи. — говорит Вильгельм и смеется, хотя по его лицу текут слезы. — Я люблю. И мне не стыдно за это. — говорит Симон, — Ты плачешь? — спрашивает он, когда Вильгельм фыркает. — Нет. Я сейчас залезу по пожарной лестнице. — говорит Вильгельм и не чувствуя инстинкта самозащиты, начитает подниматься по нему, зажимая между плечом и щекой телефон. — Только не упади. — напоминает ему Симон. Вильгельм забирается на свой балкон без каких-либо повреждений. Затем он плюхается на кровать. — Я засыпаю. — говорит Вильгельм. — Я подожду, — решает Симон. Через несколько минут он снова говорит ему, — Я люблю тебя. Так сильно. — он говорит это так тихо, что Вильгельм мог бы не услышать это. Но он слышит. И он ничего не говорит, потому что не знает, что можно сказать, — Вилле? — спрашивает Симон. Вильгельм по-прежнему молчит. — Спокойной ночи. — Симон вешает трубку. Он видимо подумал, что Вильгельм спит. — Спокойной ночи, Симон. — говорит Вильгельм теперь уже в совершенно тихой комнате. Он молится богу, чтобы вспомнил об этом утром.