Красный песок

— Лёва, останься, побудь со мной. Через час нам выезжать на встречу с союзниками. У Палестинского канцлера вырос на меня гнилой зуб. Хочу убрать его с дороги. Ты видел его кислую мину на последнем съезде? Он мне так противен, этот трусливый ханжа… Ты слушаешь, Лёва? Шура говорил и другие вещи, наверняка важные, но для Лёвы не было вещей важнее, чем приказ остаться. Он млел и цвёл от одной мысли подольше побыть с Верховным лидером, слушая его голос и глядя, как быстрые пальцы путаются в длинных волосах. Была у Шуры такая очаровательная и рассеянная привычка. Едва ли он сам знал о ней, а Лёва заметил и тихо гордился этим. Его поражал и мучительно привлекал этот странный человек, который до обеда мог подписывать пустые бумажки, а потом с лицом миссионера наблюдал за расстрелами, стоя на металлической сетке над беснующимися мутантами. Шура прекрасно разбирался ровно как в истории и литературе, так в военном деле и кулинарии. Лёва ни разу не застал его за бездельем. Казалось, он просто не умел отдыхать, как все остальные люди. Он запойно читал или выпускал обоймы на стрельбище, просчитывал стратегии, или обламывал клыки толпам оппонентов на мировых сборищах, или просто пёк булочки на кухне. Когда Лёва впервые застал его за этим занятием, то не поверил собственным глазам. Его личный ночной кошмар, его мрачный гестапо, ежедневно отправляющий на смерть десятки людей, стоял с руками в муке по локоть и тихо напевал старое R&B. — Я устал от заседаний, — раздражённо сказал ему Шура, когда он удивлённо уставился из-за плеча на происходящее. — Ты любишь с корицей или с изюмом? Они жили по всему миру и нигде не задерживались дольше двух недель. Шура встречался с приспешниками партии в грязных подворотнях, сомнительных клубах и роскошных особняках, где чайная ложка стоила больше, чем вся Лёвина жизнь. Лёву притягивало и втайне восхищало его умение заводить знакомства и давить на любого босса своим авторитетом так, словно это он, Шура, был властелином мира. Но ведь Лёва без зазрения совести называл его так про себя, и в его голове это звучало гордо и почти нежно… Ему нравилось просыпаться в новом городе, стране, номере отеля, на складе или в багажнике джипа, и повсюду следовать за своим покровителем незримой тенью с рукой на верном Глоке. Лёва до конца не мог поверить в реальность своей новой жизни, но день за днём она приносила ему новые приключения, и он научился благодарить её за все неожиданные повороты. Шуру боготворили, ему поклонялись, его ненавидели и обожали в равной степени сильно, и никого он не мог оставить равнодушным. Лёва с трепетом осознал, что под контролем Верховного лидера оказались вооружённые силы союзников-НАТО, что люди бросались за него под пули и шли на мутантов с голыми руками. Я понимаю, почему они идут за тобой, — думал он, подолгу наблюдая за Верховным лидером из-под прикрытых век. — Ты для них — символ новой эпохи, вестник перемен и железный кулак. Они боятся тебя так сильно, что влюбляются! Тебе стоит лишь взглянуть на них — и они падают к твоим ногам. Виновник греховных мыслей в этот момент сидел в кресле, укутавшись в плед, и дремал над очередной книгой про средневековые пытки. Лёва знал, что Шура выучил страницы наизусть, и теперь просто создаёт видимость устрашения. Он нигде не расставался со своей верной шайкой. Вместе с Лёвой их насчитывалось пять человек, но Лёва не спешил затёсываться в её ряды и везде держался в непреклонном одиночестве. Шура окружил себя первоклассными специалистами, лучшими убийцами и шпионами с мировыми именами, которые были верны ему до последнего мозга костей и при этом умудрялись шутить про отрезанные пальцы за «семейным завтраком». Между собой они называли его именно так, а Лёва первое время таращился на летающие ножи и на Шуру, который обращал на это внимания не больше, чем на мух. Обычно они рассаживались в строгом порядке, Верховный лидер во главе стола, Лёва по правую руку от него, Макс — всегда строго напротив. Их взгляды часто пересекались, и тогда Лёва одаривал его невинной улыбкой и разводил плечами. Он знал, что Макс по-прежнему питает к нему то, о чём посторонним рассказывать не принято. Но Лёва получил должность серого кардинала и для остальных моментально стал персоной non-grata. Никто не пытался заговаривать с ним о прошлом, никто не пытался положить на него глаз, словно тень Верховного лидера навсегда спрятала его от остального мира. Работать ему не мешали, и Лёва быстро привык. К тому же, у Макса всегда был Боря, чтобы выпустить пар. На этот раз они остановились в чудесном домике в горах Швейцарии. Боря со знанием дела намекнул, что они пережидают здесь нагрянувший шторм, но погода стояла великолепная, подкрадывалась осень, и леса были залиты золотыми и багряными красками. По утрам над землёй висел молочный туман, и Лёва подолгу мог бродить вдоль линии берега, рыбачил или просто смотрел в спокойную воду. Шуру он практически не видел, тот дни и ночи проводил в своём кабинете, швырял в стену телефоны и часто курил на крыльце, закутавшись в длинный кардиган. Лёва не решался тревожить его без крайней необходимости, но частенько наблюдал из подвернувшегося укрытия, когда думал, что его не видят. Лёва стоял перед маленьким озером и зачарованно трогал воду пальцами ног. Его страстно тянуло окунуться, плавки остались дома, но вокруг не было ни души, только звенящая горная синева и тишина, только лес и высокое небо. Лёва воровато огляделся, быстро скинул с себя скудные шмотки и с фырканьем погрузился в прозрачную воду, поднимая тучи брызг и улыбаясь собственной беспечности. Он вдруг ощутил тихое и непредвзятое счастье и испугался этого чувства. Лёва слишком давно не чувствовал себя счастливым. — Парни сказали, что тебя можно найти здесь, — раздался сзади смешок. — Не думал, что всё так буквально. Лёва в ужасе обернулся и увидел у самой кромки воды Верховного лидера. Шура стоял, невозмутимо выдыхая в стылый воздух дым от сигареты и смотрел на него с осуждающим снисхождением. — Вылезай оттуда, у нас много работы, — безапелляционно заявил он, а Лёва почувствовал приближающуюся панику. Он послушно подплыл к берегу, но остался в воде по пояс, не решаясь ступить дальше. — Это не может подождать? — жалобно спросил он, чувствуя, как потоки воды стекают по волосам и щекочут тело. Шура непонимающе склонил голову набок и потряс в воздухе махровым полотенцем. — Лёва? Мы творим грёбаную историю. Лёва стыдливо опустил глаза вниз. Вода была жутко холодной… Ничего было не поделать, и он, скрипя зубами и алея, как маков цвет, выбрался на камни и сжался в самого себя, проклиная всё на свете. Верховный лидер подошёл к нему, развёл руки, и Лёву окутала мягкая ткань, в которой захотелось утонуть. От полотенца пахло Шуриным парфюмом. — А если бы ты заболел? — фыркнул Шура и с силой потёр его плечи, не обращая внимания на то, какими глазами на него таращится Лёва. — К-куда летим? — пролепетал он, поспешно забирая полотенце себе и заматываясь в него, как фараон. Шура помрачнел. …Берлин встретил их холодным моросящим дождём и пронизывающим ветром. Вещи и часть охраны остались в очередном доме с бункером, к которым Лёва уже начал привыкать, как к воскресным поездкам с семьёй на ярмарку. Побродить по городу ему не удалось. Они ехали в Гумбольдтский форум в единодушном молчании. Шура был напряжён и не скрывал этого, часто выглядывая в окно и изучая дорогу. Лёва ненавидел конгрессы. Он вынужден был стоять за плечом у своего покровителя и беспомощно наблюдать, как тому приходится сражаться с человеческой глупостью. Лёва желал бы видеть половину всех политиков на гильотине, а другой преподать таким образом урок, но всё, что он мог — это молчать и убивать взглядом. Последнее получалось особенно хорошо. Он сам не заметил, как сторона Верховного лидера стала для него необходимой и единственно правильной. Лёва, всю жизнь сторонившийся политики, внезапно увидел настоящие цвета флагов, понял цели, осознал средства. Невозможно было слушать вкрадчивый Шурин голос и сопротивляться. Он обволакивал, как мёд, и раскрывал глазам истину. Очень скоро Лёва осознал, как эффективны и точны его методы. Шура действовал, словно хирургический скальпель, словно лазер, выжигающий опухоли подчистую. Он не боялся замарать руки или покрыть чернотой имя — тысяча здесь, чтобы спасти две тысячи там. Обыкновенная математика, немного убийственного шарма и лучшие в мире специалисты по смертям. Если бы только все срочные саммиты заканчивались срочно! Лёва устал смотреть на часы и обсчитал шагами всё пространство холла с колоннами и барельефами. Разбиралась новая стратегия мирового развития, много слов, мало дела. Лёва молча препарировал каждого политика, возвращался глазами к экрану, на котором перебинтованные монстры рвали полицейских и друг друга. Показывали события двухлетней давности, намеренно, чтобы снизить градус паники, но каждый из присутствующих знал, как близко они к тотальному кризису. Шура руководствовался теми мерами, которые в сообществе ООН давно были признаны нацистскими, но за долгие годы борьбы они не смогли подобраться к нему ни на шаг. Шура был тенью, сегодня есть, завтра как не бывало. Несогласных он убирал так же быстро, как находил новых союзников. В каждом уголке мира знали его имя, хранили алые флаги с золотой змеёй и мрачно верили в скорый переворот. Лёва знал, что только Верховному лидеру под силу сжечь старый режим и на его костях выстроить новый, идеальный, в котором не будет несогласных, не будет мутантов, не будет революций. Шурина военная машина сработает так, как задумано, и сметёт всех ненужных с земли. …Когда всё, наконец, закончилось, Шура устало опустился в высокое кресло и выматерился, до скрипа сжимая кулаки. — Я могу помочь? — спросил Лёва, сунувшись ему через плечо. — Да, уйди. И закрой за собой дверь. Задетый внезапной грубостью, Лёва вздёрнул голову и послушно устремился прочь, но на выходе его догнал голос Верховного лидера. — Внизу тебя ждёт Боря. Ему есть, что тебе показать.

***

Лёва оказался на улице, рассерженный и уязвлённый в самую суть. Он привык, что заказчики обращались с ним, как с трофейным ружьём, пряча от друзей и угрожая врагам, но никогда ещё ему не было так нелепо и обидно. Холодный ветер остудил его больную голову. Лёва покрутил в пальцах верный нож, обвёл глазами вечернюю площадь, мосты, улицы. Зачем он так со мной? Я всё делаю для него, я исполняю каждую прихоть! «А чего ты хотел? — откликнулся внутренний голос. — Не в содержантки нанимался, знай своё место». Лёва не хотел никого видеть. Он устало опустился на ступени крыльца и уставился в ночь, наполненную шумом машин, мельтешением поздних прохожих и хрипом рации по периметру. Дворец охраняли, как последнее казино, и Лёва почувствовал себя брошенным и ненужным. Его взгляд, медленно переползающий по светящимся окнам, вдруг замер, зацепив на соседней крыше знакомый блеск линзы.

***

Лёва крался по старому, побитому дождём и солнцем шиферу, осторожно, боясь спугнуть добычу. Холодное предчувствие тисками сковывало его грудь и камнем тянуло в животе. Лёва редко ошибался, но сейчас он мечтал сослаться на обман замыленного зрения. Он обошёл всю крышу, держа наготове заряженный Глок. Ничего, только ветер шуршит камушками, и протяжно гудят машины внизу. Лёва стиснул зубы и опустился на край парапета, цепко оглядывая периметр. Одна из досок на чёрном ходу была отодвинута, открывая за собой ступени в темноту. Лёва по-кошачьи прокрался ко входу и неслышно отодвинул доски, открывая достаточную щель, чтобы пролезть. На чердаке было темно и душно. Глаза быстро привыкли к полумраку, различив нагромождения мешков и балок, поддерживающих шифер. Сбоку метнулась юркая тень. Лёва проскользнул к узкому окну и выругался, наткнувшись пальцами на ледяной металл. Винтовка — тяжелая OM 50 Nemesis с прицельным наведением — полетела вниз и с отвратительным грохотом смялась о ступени подъезда. — Стой на месте, сука! — проорал Лёва и тут же ушёл с линии огня. Чужие выстрелы злобно вгрызлись в стену, выбивая из неё кирпичную крошку. Лёва мысленно посчитал, а затем кинулся в темноту, выпустив впереди себя короткую очередь. Сейчас он не думал и полностью отдался инстинктам. Разбираться кто виноват, он будет потом. Сейчас Лёву до жара в груди подстегивал страх не за свою жизнь. Он выбрался обратно на крышу за вражеским снайпером. Он уже видел его — крупного и замотанного в бинты человека, который бежал ему наперерез, намереваясь добраться до пожарной лестницы. Лёва повалил его на грубый шифер у самого края, но не рассчитал разницу в весе и сам оказался прижатым лопатками. Незажившее плечо мигом взвыло, напомнив о недавней ране. Лёва сжал зубы и встретился глазами с чужими — яростными, абсолютно безумными. — Вы все сдохнете, все! — прохрипел человек, и Лёва с омерзением увернулся от окровавленных бинтов, свисавших с его шеи. — Ты первый. Но Лёву вдруг вздёрнули на ноги и свесили головой вниз с края. Он отчаянно заскрёб ногами и руками, пытаясь освободиться, а мир вокруг опасно закачался. От противника полыхало форменным сумасшествием, Лёва задыхался от пальцев, сжавшихся у его горла… — Шура, пора ехать, — заметил Звонок, открывая перед ним двери машины. Верховный лидер помедлил и ещё раз оглянулся, поджав губы. — Он появится, будь уверен, — заметил водитель с мягкой улыбкой. За долгие годы службы он выучил все повадки босса наизусть. Сейчас Шура откровенно нервничал, хотя всеми силами старался это скрыть. Шура сделал было шаг к машине, но вдруг замер и выхватил пистолет, целясь выше головы. Звонок дёрнулся, с открытым ртом наблюдая, как с крыши соседнего здания сорвалось чёрное тело и с ужасающей силой ударилось о машину охраны, выбив из неё двери и стекла. Тут же вокруг взвыли сирены, закричали люди, Звонок рывком прижал Шуру спиной к укрытию, но Верховный лидер вывернулся из хватки и, не обращая внимания на протесты, вышел на дорогу, всматриваясь наверх. Там, сжимая в пальцах блестящий Глок, лежал на животе Лёва. В груди мёртвого снайпера зияла страшная дыра, из которой торчали ошмётки бинтов и окровавленной плоти.

***

Лёва прочесал город с методичностью запрограммированного терминатора. Следов не было, как и свидетелей. Он облазил все ближайшие крыши, разнёс головы подвернувшимся мутантам и провёл много часов, наблюдая за мельтешением людской толпы далеко внизу. На городской ратуше было холодно, ночь постепенно перетекала в рассвет. Страх отступил, возвращая ему холодный профессионализм, но и только. Нападавший был один, и Лёва прекрасно знал, откуда он пришёл, но открыто Республика своей позиции так и не показала, предпочитая прикрываться гуманностью и сопереживанием заражённым. Все обвинения обратились бы против судей. Мир власти погряз во лжи, с которой смирились и приняли, как должное. — Ты откроешь им глаза, — пробормотал Лёва в светлеющее небо и посмотрел на просыпающийся внизу мегаполис. — И им придётся тебе поверить.

***

— Лёвчик? Заходи! Слышал, ты отлично справился на днях и спас нашего золотого парня? — Он спас много наших парней, — подал голос из тёмного угла развалившийся на ящиках с оружием Макс. — Я зачищал ту крышу. Республиканский ублюдок расставил пушки в трёх местах. Крайняя, кстати, смотрела в твою тачку. Лёва ответил на приветствия кивком и смутился, когда все, кто был в зале, повернулись к нему и встретили одобрительным свистом и хлопками. — Я не успел узнать его связных, — сухо заметил Лёва. — Я не заслужил всего этого. — Брось. Все мы целы — и это главное. Это твой день, вечером я угощаю. — Боря компанейски ткнул его локтем в бок и похрустел шеей. — Разомнёмся? — Боря, мне начинает казаться, или у тебя к красавчику чувства? — хохотнул сбоку Яник, оторвавшийся от своего сэндвича. Кто как, а главврач приходил в тренажёрный зал поесть и собрать последние сплетни. Сидящий рядом с ним Звонок заинтересованно поднял голову и заулыбался. Только Макс нахмурился и не включился в беседу. — Бросьте, парни, отстаньте от Лёвы. Он сегодня спас день. Номинально прошли уже целые сутки, но на новой работе Лёва часто переставал замечать время. Он меньше спал, почти не ел, зато много думал и мог часами вглядываться, как дышит и ворочается город. Лёва встал напротив Бори, разминая кисти рук и шею, и приготовился к бою. Они лениво закружили на жёстких матах, выискивая слабые места друг друга и краем уха слушая разгорающийся спор. — Борян, перестань прикрывать красавчика. Пусть сам ответит, как он умудрился втюрить в себя половину местного населения. И это даже без третьего размера! — Смотри, как бы Шура не услышал, — подал голос Звонок. Лицо вездесущего врача довольно расплылось. — Красавчик, а что у тебя с боссом? На этой фразе Лёва нырнул под выброшенную руку противника и ловко заломил её тому за спину. Боря запыхтел и лягнул его в коленку, заставив распластаться на полу. Лёва на миг потерял бдительность, а через секунду уже уворачивался от кулака, нацеленному ему в грудь. Они завозились на матах, извиваясь и мутузя друг друга. Боря выигрывал ростом и комплекцией, но Лёва был юрчее и ещё не успел дать просчитать свою манеру ведения боя. Остальные наблюдали за потасовкой с интересом. — Ничего у него с боссом, — проворчал недовольно Макс, и тут уже внимание переключилось на него. — Макс, а что у тебя с красавчиком? Звонок тихонько угорал в свой бумажный стакан с кофе. Лёва извернулся из чужой хватки и вдавил Борю коленом в пол, нависнув сверху. Тот засипел, пытаясь освободиться, но быстро сдался и захлопал его по ноге, показывая, что сдаётся. — Отыграешься? — предложил Лёва, нарочито поигрывая бёдрами и бровями. Приём работал безотказно. Вот и Боря нахмурился и совершил резкий выпад, тем самым предоставив прекрасную возможность для кувырка. Лёва одним умелым движением перебросил его через себя и ступил ногой на грудь, победно глядя сверху вниз. — Ну всё, всё, красавчик! Тайм-аут! — Не называй меня красавчиком, — Лёва помог ему подняться и забрал у Звонка стакан, делая несколько жадных глотков. — Это не я, это Яник. — Это не Яник, это босс придумал! — возмутился врач, переставая жевать. Лёва клюнул на удочку, сам того не подозревая. Он медленно склонился к Янику, щуря синие глаза. Тот смотрел на него с истинно младенческой невинностью. — А что он ещё про меня говорил? — Что ты поможешь ему всех убить и устроить сексуальную революцию… ладно, ладно! — заголосил Яник, когда Лёва взял его за ухо и показательно потянул. — Он говорил, что ты красавчик с принципами, и что ему нравятся твои ловкие пальчики, честно! Только не убивай меня! Лёва хмуро покусал губу, пытаясь скрыть поступившее волнение и сел рядом со Звонком. Тот ободряюще погладил его по спине, мол, всё ещё впереди. Лёве не хотелось быть раскрытой книгой, и он угрюмо принялся качать ногами. С того самого вечера они не перекинулись с Шурой ни словом. После произошедшего он был слишком занят обеспечением безопасности людей и больше смотрел в прицел, чем на Верховного лидера. Шура никак не дал знать о своём состоянии. Вернулись они разными машинами. Лёва перебрал всё оружие в комнате, обошёл дом сверху донизу, пошатался в пустой столовой и только потом вспомнил о том, что его ждёт Боря. Всё лучше, чем торчать в гордом одиночестве. — Что ты хотел мне показать? — вспомнил он, взглянув на Борю. — Мне тебе нечего показывать, — улыбнулся тот. Лёва понял, что его проверяли, и остались довольны результатом. Хоть кто-то проявлял к нему искреннее расположение. Не то, что некоторые. — А теперь о деле, — подал неожиданно серьёзный голос Макс, и все разом подобрались, готовые слушать. — Если они настолько осмелели, что послали снайпера в центр города, то ничего не мешало им напичкать ловушками этот дом. — Мои парни не пропустили бы такое, — возразил задетый ещё после спарринга Боря. — Мысль умная, — вмешался Лёва, стаскивая перчатки с рук. — Мы предотвратили нападение и расслабились. Здесь полно укромных мест. Мы не знаем, как далеко зашли республиканцы в своём намерении убрать Верховного лидера с дороги. Где, как не здесь, это сделать? — Я проверю ангары, — сказал Звонок спрыгнув на пол. — Яник, на тебе медцентр и столовая, — скомандовал Макс. — Мы с Борей осмотрим оружейные и этажи. — Красавчик, на тебе личные апартаменты и вещи, — добавил Боря с видимым напряжением. — Будь внимателен, понял? Лиха беда начало. Лёва кивнул, подгоняемый разлившимся в воздухе возбуждением, и только потом закатил глаза, осознав прилипшее прозвище. Теперь не отвяжутся.

***

В доме поднялась опасная суматоха. Лёва столкнулся с несколькими вооружёнными отрядами охраны, переговорил с начальниками постов. Везде было тихо, и от этого его подозрения только усилились. Он вспомнил о том, что большей части людей не было на постах целые сутки. Если бы он был шпионом, он выбрал бы это время для проникновения. Лёва корил себя за то, что они не озаботились этим раньше. У дверей Шуриной спальни он замер, лихорадочно прокручивая в голове составленный план. Вышло спонтанно и даже бесцеремонно, но выбирать не приходилось. Лёва подумал о своих прямых обязанностях, сильнее стиснул зубы и постучал. Двери открылись практически сразу, избавив его от необходимости придумывать объяснения. — Верховный лидер, по моим данным тебе нельзя-… Лёва, наконец, поднял глаза от пола и осёкся. Вид Шуры, непричёсанного, в одной пижаме и на босу ногу, ввёл его в ступор. Удивление хозяина дома было не меньшим, судя по тому, что читалось даже в темноте. — Лёва? — позвал Шура, переступив с ноги на ногу. — Это срочное? Я собираюсь спать. Лёва вздохнул полной грудью и решительно сжал пальцы в кулаки. — Под угрозой твоя безопасность. Мой источник сообщил, что твоя спальня скомпрометирована. Брови лидера взмыли до самых волос, но он послушно отступил, пропуская Лёву в комнату. Здесь царил мягкий полумрак, и горела круглая лампа накаливания на столе. Шура в таких вещах был жутко консервативен. Особенно — Лёва уже знал об этой маленькой привычке — он любил слушать пластинки допоздна за бокалом виски, сидя на распахнутом балконе. Лёва стряхнул с себя нежное оцепенение запретного места и принялся рыскать, как гончая. Проверил на стандартные тайники, простучал стены и осмотрел торшеры и шкафы. Ничего, ни единого намёка на проникновение. Макс же не мог ошибиться? Он в таких делах собаку съел. Шура наблюдал за его стараниями с неприкрытым скепсисом. Даже умудрился пару раз демонстративно зевнуть. Хотя, может это было взаправду. Лёва знал, что у Верховного лидера нет выходных и отпусков. — Я знаю, что кто-то был здесь, — твёрдо заявил он, встав посреди комнаты и требовательно озираясь, словно шпион сам сейчас выпрыгнет из-за кресла с криком «сдаюсь!». — Здесь много кто бывает, — усмехнулся Шура, когда их взгляды встретились. Его глаз не было видно в полумраке. Линия тени падала так, что открывала только кончик выдающегося носа и тонкую улыбку на губах. Лёва проследил за наклоном горделивой головы, и запоздалая догадка кольнула его в затылок. — Кто в последний раз был здесь? — он подошёл к огромной, как остров, кровати с балдахином и упёр руки в боки. — Не помню, — всё так же беспечно откликнулся Шура. — Даже имя не успел спросить. Лёва внезапно почувствовал себя глупо и неловко, а ещё сделалось до смешного обидно. А тебе какое дело? Соберись, идиот. Твоё он хотя бы запомнил. Лёва со вздохом опустился на колени и полез головой под длинное, до пола, шёлковое покрывало. Здесь даже пахло особенно — лакированным деревом, любовью и деньгами. Интересно, сколько он платит им за… Сзади послышались мягкие шлепающие шаги, и Лёва от неожиданности дёрнулся, приложившись головой о твёрдые балки. — Что там? — привычно властно поинтересовался Шура. — Я в процессе, — буркнул он в ответ. — Тут очень темно. — В темноте лучше видно правду. Лёва молча вглядывался в перекрестье досок, даже прощупал пальцами упругий матрас везде, где смог дотянуться. — Что ты должен найти? — снова спросили сверху, уже более серьёзно. — Ты поймёшь, когда увидишь. Хотя иногда жучки сымитированы в точности до привычных вещей быта. Они могут попасть в зубную щетку и взорваться при контакте с водой. — Что, прямо у меня во рту? — На то и рассчёт. — Лёва, подожди. Вон там… что это? — Где? Не двигайся, стой на месте. — Я стою. Но мне не нравится, как оно мигает. Лёва, пыхтя, пролез дальше и изогнулся, как мог, высматривая в темноте орудие смерти. — Мне страшно, — подал вдруг хриплый голос Шура. — Вдруг там камеры, а я в пижаме? Лёва прикрыл глаза и несколько раз постучал лбом об пол. Шура просто издевался над ним, пока он торчал тут задницей кверху, как последний идиот. Проклиная Макса и его неуёмную фантазию на всех известных языках (Лёва знал их почти шесть), он попятился назад и вдруг ткнулся этой самой задницей в чужое колено. — Осторожно. Вдруг я тоже взорвусь? Весь красный от смущения и негодования, Лёва поднялся на ноги и принялся яростно отряхивать несуществующие пылинки. В спальне лидера было настолько стерильно, что пыль самоликвидировалась ещё на подлёте к двери. Шура смотрел на его старания со снисходительной улыбкой. Бесконечно, к несчастью, отряхиваться не вышло, и Лёве пришлось поднять глаза. — Очевидно, — выдавил он, — опасности нет. Я был не прав и зря отнял у тебя время… — Ты торопишься? — Куда? — глупо спросил Лёва. — Значит, нет. Может, задержишься ещё ненадолго? Вдруг в моей кровати что интересное. Лёва отчаянно забегал глазами, не зная, куда их деть. Меньше всего ему хотелось быть объектом издёвок, тем более — от собственного нанимателя. Он уже захлебнулся в двойных смыслах, а продолжать позориться было выше его достоинства. Остальное додумать ему не дали, потому что он вдруг ощутил тяжёлую ладонь на своём плече, которая медленно скользнула по лопаткам и устремилась к пояснице, привлекая его ближе. Он сглотнул, оказавшись совсем рядом с Шурой и всё ещё не имея возможности разглядеть в темноте блестящие глаза. Он видел только, как смеялись в них искорки от ночника, и вдруг стало сложно сопротивляться чужому обаянию. Лёва уже ощущал на себе его силу, а сейчас всё вокруг сделалось таким несущественным, когда его обволок терпкий запах, и разом стало трудно дышать от близких губ. Лёва плюнул на всё и решил, что такие знаки он научился читать правильно. Он слепо потянулся навстречу — и едва не впечатался носом в стену. Шура невозмутимо отступил в сторону и открыл дверь, впуская из коридора жёлтый квадрат света. — Хотя, если тебе нужно идти, не смею тебя больше держать. У тебя наверняка много обязанностей на новом посту. Лёва так и клацнул зубами, запоздало захлопнув рот. Его скрутило такой жгучей обидой, что он даже не пожелал лидеру спокойной ночи. Пулей вылетев из проклятой томной спальни, он устремился прочь по коридору, пиная подворачивающиеся двери и тщетно пытаясь остудить пылающие от стыда щеки.

***

Скоро они оставили Германию позади, а вслед за ней Польшу, Чехию, Австрию. Верховный лидер шагал по Европе с лёгкостью завоевателя, и двери сами открывались перед ним. Затевалась игра с оставшихся в рукаве козырей. В Швеции Шура привёз их в прекрасный дом на берегу озера Меларен. Стояла морозная и солнечная зима, люди в парках катались на коньках и ждали Рождества. Это было единственное время в году, когда все ненадолго забывали о кровавых кошмарах, творящихся в подворотнях по ночам. Давно уже наступил момент, когда полиция и спецназ перестали беречь патроны и покидать улицы. День за днём красная зараза проникала всё дальше вглубь мегаполисов и постепенно поглотила весь земной шар. Только здесь, в странах первого мира ещё соблюдался шаткий порядок. Лёва знал, что Африканский континент, Южная Америка — уже несколько месяцев как пали под волнами протестующих. Там царили анархия и смерть. Начавший принимать красный песок терял человеческий облик очень быстро. Самые стойкие держались несколько месяцев, но и они в итоге истекали кровью, зверели и превращались в полузомби. Единственной целью становилась горсть заветной отравы. Они жрали друг друга, себя — лишь бы получить новую дозу. Красный песок наделял носителя силой и быстротой реакции, и последствиями озверевшей мумии. Тело начинало высыхать и разлагаться, теряло кровь и контроль. Отсюда бинты, которыми обречённые пытались удержать в себе расползающуюся плоть. Когда мир впервые узнал о красном песке, это произвело настоящий прорыв в науке. Лекарство от всех болезней — Лёва запомнил громкое и пафосное название, которое орали с каждого экрана. Очень скоро крики поутихли, стали шёпотами, потом воплями, потом слов не стало вовсе. Всё погрузилось в пучину хаоса и эпидемии. Лёва думал об этом, обходя просторную территорию по хрустящему снегу и наслаждаясь стылым утренним воздухом. Особняк был прекрасным — наверняка прежний владелец не отдал его просто так. Вряд ли Шура обеспокоился тем, что спросил разрешения. Здесь был настоящий ров с тяжёлым подвесным мостом, старинные гобелены на каменных стенах и впечатляющая коллекция оружия в главном зале с камином и мягкими диванами. Под домом располагались лаборатории и склады — разительный контраст с королевской роскошью снаружи. Здесь всё состояло из стекла и стали, и Шуриным головорезам подходило куда больше. Макс почти всё время проводил среди стволов и ему было не привыкать. Он окопался в оружейной и не выходил оттуда, часами собирая и разбирая винтовки и налаживая связь с постами. Звонок перебрал все имеющиеся в коллекции автомобили, пока все остальные смотрели на него, как мышь на крупу. В гараже стояли шикарные роллс-ройсы, несколько мустангов, представительские мерседесы последних лет выпуска — Лёва не смог охватить все. Звонок пользовался выданными привилегиями и обкатывал крошек одну за другой. Лёва постоянно хотел навязаться в компанию, но каждый раз злобно одёргивал себя и сбегал в тренажёрный зал или в сад с замёрзшим прудиком и долго дрожал там на припорошенных скамьях. В тренажёрном обитал вечно обласканный судьбой Боря, известный любимчик каждого второго партийного, где бы он не появлялся. Боря днями бросал гири, жал штанги, мял бока очередному несчастному спарринг-партнеру и кидал на Лёву лукавые взгляды победителя. Вот же сука с бородой. Один Ян наслаждался погодой и предоставленной роскошью на полную катушку. Пока остальные занимались делом, он преспокойно возлежал на диванах, курил трубки с редчайшим табаком из собранных вековых коллекций и на все претензии разводил руками. На здоровье никто не жаловался, а значит Ян мог не жаловаться на отсутствие работы. Может, охрана тайком ломала себе руки и ноги, но никто не хотел лишний раз оказаться привязанным к койке в лазарете, пока над тобой орудует скучающий от безделья маньяк с ножницами. Мало ли что отрежет вместо бинтов? Лёва отчаянно не понимал, почему Шура до сих пор благоволит всем этим негодяям и бездельникам, которые из всех обязанностей справляются лишь с уничтожением тишины и продовольствия, злился и избегал их общества, как мог. Прошло немало времени, прежде чем он стал вновь выходить из своей комнаты и не отправлять в бегство каждого второго одним взглядом. Чувствовал он себя паршиво. Верховного лидера избегал, с коллегами грызся, опасаясь новой порции насмешек с обеих сторон. Лёва не понимал, что таким поведением лишь загоняет себя в угол с табличкой «посмотрите на меня, я идиот». Покалеченная гордость и врожденная нелюдимость гнали его прочь от людей — на стрельбище, в город поохотиться на мутантов, в гараж — взять мотоцикл получше и исколесить на нём ближайшие пару сотен километров. Домой Лёва возвращался, намеренно обходя смену караула, почти всегда под утро, крал из столовой чужую порцию и залазил на крышу дома, рассматривая местность вокруг исключительно в коллиматор. На этот раз ему не повезло. В столовой явно происходила потасовка, люди шумели и бряцали бутылками. Лёва замер посреди балагана, и десятки глаз с удивлением уставились на него. — Красавчик? — подозрительно, словно Лёва сейчас закинется дозой красного песка и всех порешит, спросил Боря. — Мы уже думали искать тебя в канаве! — Лучше под кроватью Шурика поищи! — крикнул кто-то сбоку. — Нет, в самой кровати! Красавчик-то не промах! Видели твои достижения на полигоне! Да чтобы я так выстреливал с пятого раза! Лёва беспомощно поморщился от общего гогота и хотел было развернуться, но дорогу ему перекрыла широкая грудь Макса, и его, не обращая внимания на сопротивление, усадили за стол и придвинули сразу несколько тарелок. — Давай, возьми мою порцию! Заслужил! Интересно, они знали, что он подворовывает еду? Лёва настороженно принюхался, но никто не собирался наливать клей ему в подливку или вспороть горло вилкой. Похоже, ему действительно были рады и ждали новых историй. Лёва принялся жадно жевать, поглядывая по сторонам и борясь с желанием запустить в шутников тяжёлый столовый нож. Какая у него, оказывается, слыла репутация за спиной! Лёвин отец, наверное, умер со стыда на месте. — Лёва, а ты можешь с пятого раза? — А почему ты думаешь он стал личным телохранителем? — Не хочешь и мой шкаф осмотреть?.. — Красавчик, — подначивал сбоку Янчик, уплетая за троих, — а правда, что ты устроишь госпереворот и построишь новый мир? В столовой моментально повисла напряжённая тишина, словно люди разом бросили разыгрывать представление и вспомнили о том, что происходит на улицах за стенами. Лёва медленно отложил вилку и обвёл глазами помрачневшие лица. Никто не мог выдержать его взгляд дольше трёх секунд, но Макс справился. Наверное, вспомнил, любимую шутку про растянутые икры. Максу всегда нравился зрительный контакт, а Лёва отличался хорошей растяжкой. — Я не знаю, что нас ждёт, — спокойно сказал Лёва и приподнял свой стакан. — Я готов отдать свою жизнь за то, во что верю. Я верю, что Верховный лидер приведёт мир к порядку, даже если ему придётся вырезать половину, а другую приготовить на ужин. Новый мир? Люди ответили ему дружными возгласами и несколькими тостами. Лёва слегка улыбнулся, растерявшимся от резкой смены настроений и произведённого эффекта. Он не старался специально подначивать людей, но его слушали, на него оборачивались, его боялись. Лёва невольно почувствовал то, что испытывал, наверное, Шура, и ему стало приятно-стыдно. — Отличная речь, красавчик, — с другого бока к нему подсел Боря и отсалютовал початой бутылкой. К нему тут же пристроился Макс, а к Яну — Звонок, и Лёва оказался в окружении шайки зачинщиков всех его бед. — Зачем вы это сделали? — сухо поинтересовался он, показательно поигрывая ножом в пальцах. — Сделали что? Обеспокоились личной безопасностью Верховного лидера? — Вы выставили меня идиотом! — Красавчик, — вкрадчиво начал Ян, а остальные широко заулыбались, — ты сам этого хотел. Мы же видим, как ты на него смотришь. Твоя работа подразумевает определенную степень близости. Так будь ближе, насколько можно? — Я сам выставляю свои границы, — процедил Лёва и встал, развернувшись, чтобы уйти. — Будь осторожен, Лёва, — долетело ему вслед уже серьёзное. — Лучше прими себя со всеми потрохами и живи сегодняшним днём. Никогда не знаешь, будет ли у нас завтра.

***

Лёва поднимался наверх в страшном смятении. Хотелось наломать шей и забыться в беспробудном сне. Хуже всего терзала мысль, что они правы, а он — он боится правды и боится отпустить контроль. Лёва не знал, будет ли у него завтра, но ему очень хотелось ещё раз увидеть строгое, усталое лицо и услышать хриплый смех за автоматной очередью. Он остановился, поняв, что пришёл к спальне Верховного лидера. Лёва повертел головой, выругался и уже собирался делать ноги, но они приросли к полу, когда из-за дверей донеслась нежная и медленная музыка. Лёва помедлил, а затем как зачарованный пошёл на звук, не успев даже постучать перед тем, как повернуть ручку. Шурина фигура еле выделялась в темноте. Он играл по памяти, задумчиво переставляя пальцы и глядя в высокие окна за прозрачным тюлем. Лёва знал, что эта видимость обманчива. Наверняка у Верховного лидера в шёлковом рукаве нож, а в наручных часах таблетки с цианидом. Шура держал под прицелом жизни других и свою собственную, и не было секунды, когда бы он позволил себе отвлечься. — Лёва? — позвал его из темноты мягкий голос, и Лёва сразу сдался, потянулся к нему. — Иди сюда, побудь со мной. Это короткое и безапелляционное делало с Лёвой страшные вещи. Разом остались позади недавние обиды, злость, страх будущего. Лёва подошёл и осторожно опустился рядом на мягкий пуфик. Сильные пальцы, которые он видел в крови и с лёгкостью давящими на курок, мягко касались клавиш пианино, рождая мелодию, от которой у Лёвы тряслись поджилки и подступала горечь к горлу. — Ты умеешь играть? — спросил он севшим голосом. Лёва был сам не свой до музыки. — Дядя научил. Когда ещё был жив. Шуриного лица было не видно во мраке, но Лёва знал, что он улыбается и смотрит не на игру, а на него. Лёве стало стыдно за то, что он нарушил момент желанного уединения, показалось, что он видит не предназначенное для чужих глаз. — Прости, что я тогда не смог… Если бы я только вышел на нанимателя этого ублюдка, у нас был бы повод ударить первыми! — Республика ещё слишком контролирует происходящее. Но у неё нет власти ни надо мной, — тёплые пальцы взяли Лёвины и положили их на клавиши, — ни над тобой. — Ты знаешь, когда всё случится? — жалобно спросил Лёва, пытаясь разглядеть близкие глаза, спрятанные за непроницаемыми стёклами. — Я больше не могу ждать. Я хочу построить тот мир, о котором ты говоришь! Я хочу сражаться рядом с тобой! Шура тихонько рассмеялся, заставив его смутиться своего порыва. Для Лёвы это было равнозначно откровению. Неясная политическая игра выматывала его, доводила до жажды крови и жара в животе. Для Лёвы всё было просто: он видел мутантов и убивал их без разбору. Он верил в будущее, которого был достоин Шура, и готов был прогрызать дорогу зубами, если потребуется, положить всего себя — но вывернуть мир наизнанку и доказать ему свою правду. — Не всё в мире можно решить кровью, Лёва, — произнёс Шура и прекратил нежную игру. Лёва чуть не взвыл от досады и поскрёб ногтями по гладким клавишам в безмолвной просьбе продолжать. — Ты слишком торопишься, милый. Наше время скоро придёт, и мы свершим правосудие. Ты должен научиться ждать. — Но я не хочу… я хочу — с тобой! — В моём мире сложнее, чем кажется, — голос Верховного лидера зазвучал глубже и строже. — Цена доверия слишком высока. Один неверный шаг — и ты больше не сможешь вернуться обратно. — Я готов платить всем, чем ты захочешь, — отозвался Лёва и убрал руки с пианино, нащупав под курткой твёрдую кобуру. Родной Глок привычно ткнулся рукояткой в ладонь, даря ощущение спокойствия и власти. Шура молчал, больше не возвращаясь к игре. Лёва ощутил себя невозможно крохотным рядом с ним, жалким и беспомощным, несмотря на всё рвение оказаться ближе. Никакое оружие, кроме собственного тела и властной прихоти лидера не могло дать ему желаемого. Шура был в этой темноте — один. Он сам её себе создал. — Ты одинок, — тихо заметил Лёва, не боясь того, что говорит лишнее. — Мое одиночество ценно тем, что оно искренне. Оно никогда не предаст меня и не оставит. — Я тебя не предам. Чужая ладонь легла ему на рёбра, и Лёва вздрогнул, боясь пошевелиться. От сильных пальцев растекалось жгучее тепло, и ужасающая власть, им хотелось отдаться и кричать о большем, вырвать из груди сердце и бросать к ногам — только бы знать, что всё это реально, что он всегда будет им принадлежать. — У тебя был перелом, — тихо сказал Шура, двинув пальцами ниже, — здесь и вот здесь. — Есть вещи куда страшнее. Губы были совсем близко, и Лёва ясно видел очертания, чувствовал, как щекочут его щёку распущенные по плечам мягкие волосы. Всё в нём натянулось и дрожало, дышать было тяжело, спина стала мокрой от пота. Лёве хотелось броситься в этот омут, потеряв голову, и он готов был застрелиться от мучительного самоедства — так близко они были, так ласково улыбался ему Верховный лидер, так неважно стало всё кроме этой комнаты и общего тепла между их телами. Лёва глубоко вздохнул и подался вперёд, не успев просчитать, как быстро он окажется с простреленной головой. Всё было уже несущественно, он знал только терпкий одуряющий запах и свою жажду принадлежности, правильности-… — Шура, это срочно! Они собирают экстренное совещание! — Макс в дверях осёкся и бросил на Лёву острый взгляд. Лёва поспешил отвести глаза на Верховного лидера, который предвкушающе хрустнул костяшками пальцев и жестом велел Максу продолжать. — Кажется, грядёт нечто крупное. Это наш долгожданный шанс развязать войну!

***

Лёва едва успел осознать происходящее, а они уже покинули Европу и глубокой тёплой ночью оказались в Штатах, где прожектора выхватывали из темноты знаменитые белые шпили, и блестел огнями Гудзон. Они вышагивали по Капитолию мимо сотен флагов и спешащих делегаций. — А если они ничего не решат? — Я заставлю их. — Шура! Шура, постой!.. Лёва догнал его в беге и развернул к себе за локоть. Несколько человек из охраны тут же наставили на него автоматы, но Шура дал им отмашку, и они неохотно отступили, давая ему несколько драгоценных секунд близости. — Ты будешь прикрывать меня со спины, — начал Верховный лидер, не обращая внимания на его лихорадочное волнение. — Лёва, здесь соберутся конгрессмены со всего земного шара. Мы почти подошли к войне, и сейчас нельзя всё разрушить. Мой план должен сработать идеально. — Власть Республики слишком велика, — зачастил Лёва, судорожно вглядываясь в стёкла очков. — Ты сам сказал мне, что ещё не время! — Чего ты хочешь от меня? — устало оборвал его Шура, касаясь кобуры на поясе. — Крови? Я дам её тебе. Денег? Получишь втройне, когда выйдем отсюда с приказом об уничтожении сопротивления. Делай свою работу и не вынуждай меня заставлять тебя. Я не понравлюсь тебе таким. Лёва задрожал от тьмы в его голосе, но выстоял. Охрана благоразумно отступила назад, потупив головы в пол. Шурину силу не мог выдержать никто кроме чокнутого наёмника с мордашкой порно-звезды и непонятными идеалами в зализанной гелем голове. Лёва скользнул языком по пересохшим губам и увидел, как проследил за движением чужой взгляд. Они стояли очень близко, едва не уперевшись носами, но теперь от привычного Шуриного снисхождения не осталось и следа. Лёва видел и слышал лишь диктатора, убивающего направо и налево от скуки и собственной прихоти, которому чужды были преданность и любые симпатии. Словно разговаривать с пулей или глыбой льда. — Они больше не станут прятаться за толпой мутантов, — выдавил из себя Лёва, заставив свой голос звучать жёстко. — Это ловушка! — На это я и рассчитываю. И Шура, развернувшись на каблуках, пошёл прочь по коридору, гордый и приводящий в ужас любого, кто встречался ему на пути. Люди шарахались от него в стороны и долго смотрели вслед, пока он не исчез в раскрытой охраной дверях.

***

Лёва заставил себя справиться с чувствами и похоронил из глубоко за пределами зачерствевшей души. Ему не впервые было убивать в себе человека, и он справился, хотя и не без труда. В огромном, светлом зале Советов было не протолкнуться из-за людей. Лёва разглядел представителей всех существующих партий — здесь были послы ООН, монархисты, ренегаты, сепаратистские послы, но больше всего республиканцев в проклятых бело-синих расцветках. Для Лёвы они были не больше, чем живые мишени, но приказа стрелять ему не давали, и он живой тенью скользил сквозь толпу, мысленно измеряя помещение и считая возможные выходы. Он чувствовал себя чужим на этом празднике мира и братства, хотя и знал, что любой из присутствующих с радостью вцепится другому в глотку, стоит только упомянуть о песке. Лёва чувствовал надвигающуюся бурю и ждал её с предвкушением моряка-смертника. Сегодня и здесь решалась судьба нового мира, который он так бережно лелеял и выносил в своей утробе, которым одарил его Верховный лидер, навсегда забрав из прошлого и позволив впервые верить и чувствовать себя не одиноким. Лёва готов был убрать с дороги любого, кто посмеет прикоснуться к их чаду, он сдерживал в себе зарождающуюся ярость, чувствуя себя героем шпионского боевика, ждущего развязки. Скоро всё должно было случиться. Лёва положил руку на оружие и встал чуть поодаль Шуры, стараясь не смотреть в его сторону. Было нелегко, жгло огнём в груди, но тут под взрыв аплодисментов в зал вошёл Президент, крепкий и приземистый старик с улыбкой Джоконды и глазами удава, и занял своё место за высокой кафедрой под голографическим экраном. Лёва взглянул на карту мира и мысленно порезал её на куски, а потом затолкал каждому из присутствующих в глотку и поджёг, спрыснув бензином. — Спасибо, что заглянули и дали понять, что готовы к сотрудничеству. Нам выпали трудные времена, но я уверен, что вместе мы сможем преодолеть разногласия и найдём применение великой силе, которая волей случая оказалась в наших руках. — Красный песок — это сила разрушения, господин Президент, — подал голос представитель из военного совета НАТО. — Мы не можем использовать её. — Почему? — старик показательно развёл руками, обозначая ситуацию в мире. — Почему нам не легализовать эту силу и не использовать в своих целях? Мы так долго искали совершенное оружие — и вот оно! Нам даже не придётся пачкать руки. Дадим им, что хотят, и у нас будет целая армия совершенных существ, преданных нам до последней капли крови. По залу прокатилось ропотливое волнение. Лёва невольно вздёрнул голову, когда сбоку зазвучал чарующий и страшный голос, заставивший умолкнуть всех разом. Даже дышать, кажется, стали едва-едва. — После красного песка в человеческом теле не остаётся крови. Человек становится животным, зависимым от каждой новой дозы. И оно не остановится, пока не сожрёт себя изнутри. — Протестую, пренебрежение человеческими правами и свободами! — заорал, вскочив, особо резвый республиканец. Шура и ухом не повёл и медленно пошёл по залу, вызвав за круглым столом настороженные взгляды и гулкий шёпот. — Когда мы впервые столкнулись с последствиями красного песка, мы поняли, какой потенциал в нем сокрыт. Вспомните, сколько подопытных пошло не фарш прежде, чем было установлено, что бывших наркоманов не бывает. Начавшиеся мутации не обратимы. Акцептор теряет кровь, мозговое вещество, теряет себя. Единственный способ — это пуля в голову хаска. — Вы упиваетесь своей жестокостью, — заметил Президент. — Это бесчеловечно. Шура растянул губы в хищной улыбке. — Напротив, это милосердие. Я избавляю их от мучений в теле зомби. — И обернулся на карту мира, сложив руки на груди. — За несколько лет эпидемия охватила весь земной шар. Сколько потребуется, чтобы понять, что второго шанса у нас не будет? Отныне гуманизм не только лишён смысла — он бессилен против разъяренного стада. Вы не смогли сдержать их в клиниках и за решёткой, и теперь остановить их смогут только радикальные меры. — Всегда так кровожадны, всегда в погоне за властью, — усмехнулся президент, от нетерпения хлопнув в ладоши. — Ваш покойный дядя гордился бы вами, Александр Уман. Имя он выговорил по слогам. Ропот становится всё громче, но Шура стоял посреди шторма, незыблемый и твёрдый, как гранит. Лёва ощутил в себе подкатывающее торжество. — Слова больше не имеют значения, — наконец, сказал Шура и повернулся обратно к круглому столу. — Вам решать, хотите вы сдохнуть под ногами толпы или пойти в новый мир со мной. — Он выдержал паузу, и Лёва мысленно приник к его рукам, горя от нетерпения. — Мобилизуйте войска и нанесите удар с воздуха. — Удар… с воздуха? Да это форменное безумие деспотизма! — Называйте, как хотите. Но Республике больше не скрыть истину. Мы ступим в новый мир — с вами или без вас. Я не боюсь правды. А вы? Зал взорвался от разгневанных воплей. Люди в панике вскакивали с мест, спорили до красноты, заламывали руки и хватали друг друга за лацканы, потом обессиленно падали обратно, будто пытаясь возвать к последним секундам павшего перемирия. Шура подтолкнул мир к пропасти и наблюдал со стороны с живым любопытством. Как мало стоили напыщенные речи перед волей диктатора! — Господа! К порядку, прошу вас! Мы найдём решение и договоримся с людьми. Никто не умрёт от рук Республики, тем более — мирное население! — Понемногу, паника улеглась, и множество пар глаз уставилось на президента, как на светоч. Лёва почувствовал на себе взгляд Верховного лидера, и не успел понять, что он значит, когда в зал внесли множество подносов с бутылками и бокалами. — Давайте выпьем за единогласие и идеи пацифизма! За истоки! Люди ждали, и на лице старика закралось сомнение. Лёва понял, что он теряет власть и доверие, и что все ждут знака Верховного лидера. Шура поднял предложенный бокал, и Лёва внезапно ощутил странную муть, поднявшуюся с глубины души. — Шура, не надо, — одними губами произнёс он и сорвался с места, но был слишком далеко. — За новый мир, — сказал Шура и с улыбкой опрокинул в себя прозрачное содержимое. Ничего не произошло. Лёва остановился было и перевёл скакнувшее дыхание. Его мир опасно пошатнулся, но устоял. Президент снова взял слово, и слова потекли бессвязным потоком мимо Лёвиного слуха. Он ощутил подкравшееся со спины напряжение, завертелся, пытаясь найти его источник. Лёва разглядывал людей, как живое колышущееся море. Поставленный глаз безошибочно определял незримые колебания и не подвёл, когда заметил новый всплеск. Что-то на уровне интуиции дёрнуло Лёву к Верховному лидеру ещё до того, как волна добралась бы до него. Шура подошёл к столу и стоял неестественно прямо, тяжело ухватившись рукой за край. Он тряс головой, словно пытаясь отогнать невидимых призраков. — Верховный лидер? Вам нехорошо? Слова Президента доносились до Лёвы через вату. Сердце сжало в тиски ужаса от запоздалой догадки. Лёвин взгляд упал на стакан, и он почувствовал, как злость и страх заполняют его грудь горячим вакуумом. Рука сама потянулась к Глоку. Среди людей послышался нарастающий шум. Лёва развернулся и направил пистолет в ахнувшую толпу, отчётливо выкрикнув: — Никому не двигаться. Лица людей перекосились от испуга и недоумения. Не думай, не думай, не думай… Лёва шёл вдоль ряда, держа блестящие от страха виски под прицелом. Внезапно один из представителей вскочил и локтем выбил оружие на пол. Лёва среагировал мгновенно и увернулся от следующего удара, взамен впечатав противника головой в угол кресла. Тот захрипел, но устоял, бросил на Лёву знакомый взгляд с красными прожилками наркомана и метнулся к окну. Лёва сам не заметил, как оказался на столе и выхватил из голенища нож. — На пол! — заорал он остальным, и десятки людей послушно упали на колени, прикрыв головы руками. Лёва словно со стороны наблюдал, как взбешенный человек выпускает из руки блестящее лезвие, и оно находит свою цель правильно легко и быстро. Противник с хрипом замедлился у самого окна и нелепо дёрнулся руками к застрявшему в шее ножу. Лёва тяжёлыми шагами подходил к корчащемуся в набегающей крови телу. Республиканца била агония, но он из последних сил отползал прочь, пуская белую пену у рта. — Какого чёрта ты туда подмешал? — прошипел Лёва, ухватив его за грудки и вздёрнув на свет. Лицо ублюдка было бледным и кривым от предсмертной гримасы. Лёва схватился было за рукоять ножа, чтобы повернуть его, но противник издал чавкающий звук и зашёлся в булькающем кашле. — Герой… придёт… сдохните, вы все… Бессвязный бред затих, и тело перестало биться в конвульсиях. Лёва опустил голову и вырвал из неподвижного куска мяса нож, с силой вонзив его в ковёр. — Сука, — прошептал он, не справившись с собой. Затем вдруг вскочил на ноги и побежал обратно, туда, где уже столпились и кричали люди. Ян сидел на полу и держал Шуру у себя на коленях. Лицо лидера застыло мучительной маской, а рука пыталась расцарапать горло. — Шура? Нет, нет… Я здесь, я с тобой, слышишь?.. Шура, ответь! Он тщетно хватал холодеющие руки. Шура дышал прерывисто и со свистом, словно ему не хватало воздуха. Лёва в оцепенении наблюдал, как люди из охраны врываются в зал, окружают свидетелей, под потолком вспыхнул красный свет, и его принялись яростно оттаскивать в сторону. Он с криками сопротивлялся, но в конце концов они справились и с ним…