Love Hours

Ритмичный, негромкий скрип кровати сопровождался тихими вздохами и сдержанными стонами. За окном только светало, вовсю пели птицы, встречая весеннее тепло и первые лучи солнца. В спину раз в пару минут упиралась какая-то сбившаяся пружина, но Деку её почти всё время игнорировал, полностью внимая только движениям Кацуки над ним. Деку обнимал его лицо ладонями, периодически приближаясь и роняя куда-нибудь в щеку, скулу или вовсе куда придётся случайный, беглый поцелуй, и отстранялся обратно на подушку, чтобы выдохнуть или, наоборот, вдохнуть, поднимая руки за голову и ухватывая пальцами изголовье кровати. Иногда Кацуки брал его в заложники, — сминал кудри на затылке, не давая Деку отстраниться, и они делили на двоих долгий и глубокий поцелуй. Терпкая сладость и тёплая нежность между ними опьяняли Деку, делая его тело ватным и неспособным что-либо ответить на ласку, потому он в изнеможении вздымал грудь, выгибал спину и стонал. Он чувствовал приятную тяжесть в мышцах, расслабил ноги от того, как Кацуки обхватил их для удобства, — его белые пальцы сжимали бёдра до появления ровных, округлых выемок, и Деку никогда не думал, что эта мелочь будет так привлекать его внимание. Впрочем, он любил тесные, мнущие прикосновения к себе всегда больше, поэтому искренне проникся тем, как приятно было увидеть небольшие отметины на коже. Их тела в утреннем свете блестели лёгкой испариной, что отмечала грубые старые шрамы и ровный рельеф мышц. Деку был чуть мягче, у него сохранилась округлость форм и оттого Кацуки было так приятно его мять, — он часто говорил, что его бедра и задница похожи на моти, и это сравнение Деку было отчего-то очень комфортным. Тело Кацуки было поджарым и плотно сбитым, оттого казалось угловатым и массивным со стороны. Под кожей у него кроме мышц было разве что только подобие атомной энергии, — иначе Деку не мог себе объяснить, почему на руках у него так торчат жилы, а сам по себе он всегда такой раскаленный и горячий. Из-за его пылкости Деку во время секса в кровати ощущал себя словно в бане, но не жаловался. Они практически не отводили взглядов друг от друга, — Кацуки мог не говорить ни слова, но Деку всё читал в его глазах и старался чувствовать, когда ему лучше замереть в ожидании, а когда — двинуться навстречу. Ему нравилось видеть в прищуренных алых глазах поволоку, какое-то горящее возбуждение и желание, Деку нравилось быть желанным, — особенно, когда он принимал снизу и отчётливо видел, что Кацуки в нём нуждается прямо сейчас и делает всё для того, чтобы им вдвоём было комфортно и приятно. Деку помнил, что первые их разы были очень торопливыми, болезненными и неловкими, — это было время какой-то несносной молодости, когда они могли перебиться быстрым сексом после тяжёлой миссии прямо в раздевалке их офиса, и тогда это было не более, чем взаимным снятием сильнейшего стресса. Это даже с трудом можно было назвать сексом, — скорее, взаимная мастурбация с претензией на близость. У них не было ни сил, ни времени разбираться, — как только за ними закрывалась дверь, их интерес друг к другу падал ниже пояса и было не так важно, будет ли Кацуки ласкать их обоих одной рукой или Деку упрется руками в шкафчик под звук расползающейся молнии на спине. Было важно лишь получить немедленную разрядку. Со временем это стало настолько обыденным, что Деку даже не рассматривал это как что-то хоть немного особенное, это было сродни вредной привычки, от которой они оба не могли отказаться. Деку не мог сказать, что тогда любил Кацуки, — он возбуждал его до одури, поднимал в его душе всё самое хищное и непокорное одним только собой, но чувства любви, трепета и симпатии в нём отсутствовали. Деку просто неустанно желал Кацуки и находил в этом взаимные чувства с его стороны. Вспоминалось, как после особенно трудных дней у них сил хватало только рухнуть на пол прямо в углу раздевалки, даже не стянув грязные, пропотевшие насквозь костюмы, и прижаться друг к другу с одной известной целью. Деку помнил, что поцелуи тогда были с привкусом солёной крови, а от немедленной ласки и давления со стороны Кацуки уставшие ноги сводило судорогой. Порой у него искры из глаз сыпались от того, как сильно Кацуки мог смять его член сквозь ткань костюма, и Деку не помнил ничего приятнее, чем видеть его разъяренный, дикий оскал. Ими тогда управляло лишь возбуждение, которому они подчинялись без единого слова, без единого сомнения и стеснения, наполняя тихими стонами друг друга и вечерний сумрак, они не хотели есть, не хотели хотя бы умыться или сделать это в удобном помещении, — они находили страшное удовольствие в том, что их близость происходит в неподходящем для этого месте и сходили с ума от того, как хотелось разрядки. Их руки точно знали, где надо ласкать и как быстро, чтобы кончить скорее, и Деку отчётливо помнил, что зачастую именно он сдавал первым просто из-за прикосновений к своему телу. Словно бы сама кожа становилась полностью эрогенной зоной, и каждый раз, когда к ней прикасались, его осыпало дрожью от чувствительности, пускай руки Кацуки не были мягкими и по большей части сминали то, что им попадалось меж пальцев. Между ними тогда не было понятия нежности, и это было ключом к тому, что они не могли растягивать близость. Они этого и не хотели, — Деку долгое время нравилась грубость, неосмотрительность Кацуки, его безмолвное собственничество и почти звериные повадки. Не думая Деку ложился под него только из-за его напористости, энергичности и местами давящей дерзости, — это так возбуждало, что он всегда хотел увидеть, чем это закончится, он хотел почувствовать это бешенство внутри себя, стать его продолжением. Кацуки никогда ни о чем его не спрашивал и не предупреждал, он всегда был невежественнен, всегда не знал меры, и Деку даже не нужно было трогать себя. Его переполняло горячее желание, он терял ощущение реальности только из-за того, что Кацуки владел им, и оргазм сковывал его дрожью даже слишком быстро, — хотелось, чтобы эта нега длилась гораздо дольше. Деку всегда был тем, кто побуждал Кацуки к ещё большей грубости в свою сторону, потому что становился неуправляемым из-за возбуждения. Он словно обретал другую личность, переставал скромничать и олицетворял собой «тихий омут», черти в котором ничего не смущаются. Тогда он не любил сдержанное, скромное начало, тогда он позволял себе упираться в Кацуки затвердевшим членом, вплотную обнимать его и шептать грязные вещи на ухо, кося взгляд на лицо, чтобы увидеть, как оно обретает то ненормальное бешенство, которое заставляло ноги Деку просто подкашиваться; чтобы услышать клокочущий гортанный рык, которым Кацуки оповещал о том, что ему всё это чертовски нравится. Деку намеренно делал ему вызов грязными фразами, он любил чесать языком и делал это без смущения, он часто говорил: «Я весь день думал о том, когда мы останемся наедине… Это было не зря? Я хочу… ощутить тебя внутри снова. У тебя уже твёрдо… мне встать на колени?» — и не замолкал, пока не добивался своего. Деку провоцировал его быть несдержанным, быть нахальным и резким потому, что ему нравилось, когда его брали грубо, когда между ними происходила какая-то борьба, — и сегодня ему было очень стыдно за то, что он тогда вынудил Кацуки принять такой сюжет для прелюдии как данность. Их общение в жизни и без того едва ли походило на дружбу, а он своими желаниями и решениями довёл Кацуки до привычки быть постоянно грубым и неотесанным во время близости. Каждый их секс был похож на драку, и ни о какой нежности и любви тогда речи быть не могло. Спустя бесчисленное количество раз безбашенной близости наспех, когда от возбуждения до оргазма от силы проходило минут пять после только закончившейся адреналиновой гонки со злом, Деку понял, что их страсть начинает сдавать. Они в какой-то момент перестали выбирать местом для близости почти общественные места, стали собираться дома и наконец узнавать друг друга ближе, если так можно сказать, — они стали интересоваться, а не просто трахаться в беспамятстве ради нескольких секунд блаженства. Они научились не спешить, а, наоборот, искать удовольствие в моменте, находить приятное в продолжительности их акта. И это оказалось совершенно новым опытом для них, который во многом помог им понять друг друга и изменить свои отношения в лучшую сторону. Взросление ли это сыграло свою роль или они просто выдохлись от такого ритма, но лишь спустя время они пришли к тому, что медленная и неторопливая близость сносит голову не хуже той, к которой они привыкли. Кацуки, привыкший терять самообладание моментально, учился сдерживать пыл, а Деку подавлял свои провокации и старался быть чутким и внимательным. Практика и старания привели их к занятиям любовью, которыми они прониклись, — оказывается, в близости можно быть нежными и чувственными, можно быть любимыми друг для друга. Тогда Деку начал ощущать, что за всем этим пережитым безумием он может наконец открыть в себе новые чувства для Кацуки. Ему нравилось это комфортное ощущение привязанности, и со временем оно становилось только крепче, наполняя душу приятными, добрыми чувствами. В конце концов, между ними кроме влечения появилась какая-то очень искренняя и робкая влюблённость, которая перекрыла все их негативные воспоминания о том, с чего они начали, и позволила дать новый старт тому, что они поняли для себя. Это стало их первой ступенькой на пути к совместной жизни. И всё же, сегодня Деку нравилось вспоминать об этом. Воспоминания казались очень волнующими, заставляли закрывать глаза от того, как ярко это всё представало в голове. Сейчас, спустя годы совместной семейной жизни, между ними не было той робости и растерянности, как и не было дней, когда страсть сносила им голову до потери сознания. Деку не жалел о том, что они много времени потеряли в безрассудстве, грязи и похоти. Они довели себя до исступления тогда, чтобы сегодня быть гораздо ближе на другом уровне. Аккуратные прикосновения, неспешные поцелуи, мягкая ласка, терпеливые и сдержанные движения навстречу, — они бы не смогли понять ценность этого, если бы не провели такую беспорядочную юность. Деку никогда в жизни не ценил моменты близости так, как сегодня, — не каждый день у него было желание, не каждый день он имел силы для этого. Иногда Кацуки не было до этого дела из-за проблем, что тревожили его, и Деку никогда не настаивал. Теперь их отвлекало всё: работа и обязанности, усталость и тревоги, и до безответственного, быстрого удовольствия им не было дела даже в выходные. Сегодня был один из немногих дней, когда Деку действительно хотелось ощутить любви между ними и когда Кацуки был готов поделиться своей. Он не знал, что стало причиной такому комфортному, приятному утреннему возбуждению, но потянулся и разбудил Кацуки, чтобы поделиться им. И был рад, что не встретил отказ. Деку чувствовал себя перевозбужденным от всего того, что ему вспомнилось. Его разнежило, расслабило, мышцы сковывало накапливающееся удовольствие, которое периодически вызывало болезненную, но приятную судорогу. Он старался не стонать громко и вместо этого целовать Кацуки, почти вплотную опустившегося к нему. Ему даже не приходилось тянуться, он целовал его лицо прям над собой и хрипло негромко вздыхал, сминая постельное бельё возле себя. Кацуки прерывисто дышал, прикусывал губы, давил бёдра и наседал на Деку всем весом так, что начинала ныть поясница. Воздух между ними стал густым настолько, что впору было задохнуться от того, как тяжело он вставал комом в лёгких. Прохладный утренний ветер с улицы чуть затрагивал их пальцы ног и прятался под кровать. Становилось очень чувствительно. К испарине на лбу прилипли кудри. Каждое движение Кацуки становилось мучительно ярким, отдавало болезненной тяжестью, которую хотелось немедленно довести до пика. — Я… я хочу быстрее, — выдохнул Кацуки горячо, обжигая ухо и висок, словно бы прочитал мысли. Деку кивнул и закрыл себе рот, потому что чувствовал, что как только Кацуки начнет двигаться быстрее, он будет стонать в ответ на каждый толчок. И как только Деку морально себя приготовил и скрестил ноги за спиной Кацуки, запрокидывая голову и чуть ли не захлебываясь от того, как глубоко тот толкнулся внутрь, в дверь раздался одиночный слабый стук. Они обоюдно вздрогнули, взгляд Деку мгновенно упал на ручку двери, — он знал, что это было просто невозможно, но искренне испугался, что внутрь войдут. — Ты закрыл дверь на замок? — Конечно. Деку выдохнул, уронил голову на подушку, но ощутил, что просто не может продолжить. Он сильно отвлёкся, сердце в груди стучало тревогой, что рассеяла его возбуждение, и он некоторое время просто вздымал грудь, смотря в потолок. Лишь жгучее тепло внутри и возбуждение в паху казались напоминанием их близости. Атмосфера между ними совершенно пропала, мысли занял шум из-за двери, и Деку стало от этого очень неприятно. Кацуки с пониманием поджал губы, кивнул и сместился в сторону, давая возможность встать. Накинув халат, придя в себя и отдышавшись пару секунд, Деку быстро поправился перед зеркалом и протёр руки влажными салфетками, затем отпёр дверь под повторившийся тихий стук и опустил голову. — Доброе утро. Почему это ты не в кровати уже? Ещё даже солнце не встало, а ты уже на ногах, — Деку поднял на руки их маленького сына, которого они совсем недавно отселили спать в свою комнату. Периодически он просыпался и прибегал к родителям, из-за чего они предусмотрительно стали закрываться. Мальчик из-за плеча заглянул в комнату и довольно улыбнулся на отмашку сонного Кацуки, своевременно забравшегося под одеяло. — Вы две’гь зак’ыли, я не мог войти, — пожаловался он, и Деку улыбнулся. — Прости. Мы же всегда закрываем дверь на ночь, Тайко, — сказал Деку и понёс ребёнка в его комнату. Ноги, казалось, едва несли на себе тело, и путь до детской прошёл очень неловко и шатко. Так быстро оправиться от такого сильного возбуждения он даже из-за ребёнка на руках не мог. — Мне прис’и-ился ст’лас-сный сон, — сказал Тайко вновь. Деку положил его в кровать и укрыл одеялом. — Расскажи, — спросил он, надеясь, что, описывая сон, Тайко заснёт. Он не выглядел выспавшимся, почему Деку предположил, что тот сможет поспать еще пару часов до подъёма, позволив им с Кацуки ещё немного отдохнуть. Правда, тело его уже ощутимо остыло, а ум просветлел, потому он оставил мысль завершить их близость немедленно и решил уделить время ребёнку. — Ст’лас-шно. Ты… д’лался с ними, со злыми. Их было так много! Фсе злые! И ты за’сис-щял меня и папу! Ты… сийный. А они... не о’сень. Деку засмеялся, скрыв обеспокоенность. Тайко не подразумевал смешно рассказывать свой сон, но его шепелявая речь делала его рассказ очень забавным. — Чем все закончилось? — Не зь-наю, не досмот’ьел… — грустно ответил мальчик, подтягивая одеялко до подбородка. — Я очень хочу узнать конец истории... тебе надо обязательно досмотреть этот сон! — сказал Деку и погладил ребенка по голове, затем убрал его спутанные вьющиеся волосы с лица и поправил подушку. Тайко выглядел разморённым тёплой постелью и заботой. — А как досмот’еть? — спросил он. — Если уснёшь прямо сейчас, то успеешь досмотреть сон! Пока он не убежал, — Тайко вдруг серьёзно нахмурился. Было в его недовольном маленьком лице что-то невероятно знакомое, столь похожее на Кацуки. Кажется, Деку затронул какую-то важную тему. — Па… с’ьны не бегают. Они в глас’ках живут, — Тайко неаккуратно провёл пухлой рукой по брови и веку, чтобы показать. Деку стало мило и смешно. — В глазках? — Тайко кивнул. — Прости, я не знал… обязательно расскажу Каччану об этом. Мальчик мотнул головой. — Это он мне рас’казал. Папа-Кац’су много знает! А ты не о’сень. Деку почувствовал какой-то укол совести. Он понимал, что сын говорит это не со зла и не из-за обиды, но чувство родителя внутри него было ранено. Он не так часто мог позволить себе проводить время с семьёй и, видимо, это уже сказывалось на его отношениях с сыном. — Я постараюсь стать лучше, — он улыбнулся, остро ощущая в себе неприятный осадок от слов ребёнка. — Сон будешь досматривать? Уверен, в этот раз тебе приснится что-то доброе. — Я увиз-зу конец и раськаз-у! Уви…зу… и… — мальчик засопел под приятный мягкий массаж головы довольно быстро. Деку некоторое время продолжал нежно убирать волосы с его лица, затем тихо поднялся и вышел, прикрыв за собой дверь. Не каждый раз ему удавалось уложить Тайко так быстро, но сейчас действительно сама судьба велела ему спать немедленно, и Деку был ей несметно благодарен. Кацуки зачем-то притворялся спящим, когда Деку вернулся. Это его позабавило, и он улыбнулся, прикрывая дверь. — Что у него? — спросил тот, приоткрыв один глаз, когда Деку лёг поверх одеяла в халате. — Ему приснился страшный сон… Про то, как я защищал тебя и его от злодеев. Я уложил его спать обратно, — ответил Деку. — Ладно… — Кацуки выдохнул и расправил одеяло. — Гораздо удобнее, когда он не спит с нами. Хотя бы есть время друг на друга. Деку кивнул. Пока Тайко был маленький, они постоянно отказывали себе во всём, что касалось близости. Вспоминая то, как в молодости они день ото дня встречались только с одной целью, сегодня казалось просто нелепым, как они жили бок о бок и почти не имели возможности уделить друг другу внимание. Вторжение ребенка очень сильно сбило их настрой, поэтому они решили начать заново, — сначала неторопливо разогреть друг друга, затем расположиться на кровати в удобной позе. Деку очень любил разговаривать в части прелюдии, ему нравилось слушать Кацуки, когда они ласкали друг друга, слушать, как меняется его голос и как за словами следуют действия, что довольно сильно отличалось от тех дней в юности, когда им не нужно было ничего делать. Тогда какое-то необузданное возбуждение ходило за ними по пятам. — Каччан… можно спрошу кое-что? — прошептал Деку близко, распахивая халат и усаживаясь на бёдра Кацуки. — М-м? — грубые, шершавые руки скользнули под полы халата и сомкнулись на спине. — Ты сказал Тайко, что сны живут в глазках? — Кацуки хрипло засмеялся и увернулся от его взгляда. — Да. Не думал, что он это запомнит, — ответил он тихо. — Это так мило, Каччан. Рука Кацуки спустилась и больно щипнула кожу на ягодице. Деку дёрнулся и бросил хмурый взгляд, но понял, что Кацуки ничего ему не ответит. Он совершенно не умел отвечать на такие простые комплименты в свою сторону и можно было посчитать этот болезненный жест с его стороны способом принятия. — Как ты это придумал? Я бы не догадался… — Мне кажется, я сам так говорил в детстве. Деку почему-то засмеялся. Он совершенно не мог этого вспомнить, но от очень тёплых, добрых чувств, проснувшихся в душе, он обнял Кацуки за шею. Тот выдохнул куда-то в плечо и обнял Деку в свою очередь. Момент нежности они провели в тишине, думая о своём. — Каччан. А помнишь… как у нас всё было в самом начале? Деку не увидел, но каким-то шестым чувством ощутил ухмылку на лице Кацуки. — Такое… трудно забыть, — они тихо посмеялись над этим. Воспоминания о том времени были очень разными и спонтанными, возникали в голове очередью нечётких образов. — Помнишь… мы даже не могли позволить себе такое. Мы не могли обниматься… мы просто сходили с ума хоть где-нибудь, — начал припоминать Деку и вдруг замолк от скромного поцелуя в шею. Кацуки ткнулся носом, прикрыл глаза и выдохнул так, словно бы на него снизошло невероятное облегчение. На душе стало очень трепетно. Между ними так редко сегодня происходили такие мгновения искренности, что каждое хотелось запечатлеть в своей памяти отдельно, чтобы никогда не забыть. — Мы не вернёмся к этому. Я не хочу так больше, — тихо признался он. Деку стало холодно от того, как по коже взметнулись мурашки от этих невероятно тёплых слов. — Я понимаю, — он запустил руку в пепельно-белые волосы. Они какое-то время сидели в абсолютном молчании, слушая дыхание друг друга. — Мне кажется, если бы это был кто-то другой, я бы вёл себя с ним так же, — сказал Кацуки вдруг. Деку не помнил, чтобы тот хоть раз делился с ним этим. — В плане? — Всё началось бы так же. Но… у этих отношений не было бы продолжения. Они бы застряли там, где начались. Я бы не пошёл навстречу другим. Деку понимающе кивнул. Обычно, Кацуки никогда не разговаривал с ним много. Он в целом не был человеком, который любил говорить о том, что у него на душе. Он ругался, уходил от темы, грубил и делал что угодно, лишь бы не сказать о себе ни слова. Поэтому его слова показались Деку вновь очень волнующими. — Ты хочешь сказать… — он замолчал, пытаясь подобрать правильные слова. — На твоём месте не мог быть совершенно никто другой. Теперь всё понятно? Деку улыбнулся и кивнул, но ему захотелось расплакаться. Улыбка почти дрогнула, но он проглотил болезненное напряжение в горле и поцеловал Кацуки дрожащими губами. — Не смей рыдать, — прошептал тот после, больше не давая Деку возможности отстраниться. Он обхватил его тело и прижал к себе. — Только когда будешь кончать, тогда можно. — Грязно, Каччан, — смущённо пробубнил Деку в ответ. Кацуки прерывисто выдохнул и сощурился, затем обхватил веснушчатое лицо ладонью и опустил голову вниз. Пальцы почти утонули в пухлых щёках. — Засранец… А это не твои руки там, внизу? Это тебе не грязно? — Кацуки ухмылялся и говорил грубости в шутку. — А ты как думаешь? — что-то в Деку отзывалось на эту игру кокетливо, несмотря на то, что от простых слов ранее его взяло смущение. Руки с трепетной аккуратностью ласкали Кацуки, и тот всё заметнее расслаблялся, всё чаще вдыхал полными лёгкими. Деку ощущал в себе трепетное волнение. — У меня очень твёрдое мнение по этому поводу, — ответил Кацуки с ухмылкой, вызвав этим смех. Комната вновь наполнялась вздохами, тихим скрипом кровати, между ними снова появлялась ненасытная, горячая жажда друг к другу, которую едва ли можно было утолить за один раз. В какой-то момент Кацуки стал ненавязчиво заваливаться назад, приглашая Деку занять место сверху, и тот его послушно принял, абсолютно очарованный своим супругом. В который раз. Он не предпринял даже попытки сказать что-либо против, — ему в целом было неважно, какую позу они займут в процессе. Главным было получить удовольствие. Они громко целовались, трогали друг друга, стонали, но тихо, — и даже с пониманием прикрывали друг другу рты, если становилось слишком громко. Тонкие стены словно намеренно не прятали секретов родителей от ребёнка, а выбирать, где дарить друг другу внимание, не приходилось. — Надо… надо закрыть дверь, — вспомнил Деку, отстранившись от шеи Кацуки. Он быстро метнулся к ней, повернул замок и стал спешно возвращаться обратно, но Кацуки его остановил. — Стой. Брось халат там. Честно говоря, Деку уже успел забыть, что у него был халат на плечах. Он был тёплого шоколадного цвета, шёлковый и невесомый, лоснился в редких солнечных лучах, но, похоже, Кацуки он мешал. Деку запахнул полы и развернулся спиной. Его сильные, мускулистые бедра казались чрезмерно большими для небольшого тела, вплотную укрытого тонкой тканью. — Как скажешь, Каччан, — сказал он тихо, обронив прищуренный взгляд, затем сбросил халат с плеч, но не позволил ему упасть. Он скользил по телу медленно, постепенно обнажая лопатки, спину и затем поясницу. Деку нравилось играть с вниманием, поэтому он дождался, когда Кацуки нетерпеливо заворчит, прежде чем уронить халат полностью на пол. — Де-еку, — Кацуки редко делился такой заигрывающей интонацией. В душе появилось чувство победы и крошечное самолюбование. — Дразнишься? Он искренне радостно кивнул и был доволен собой. Вернувшись в кровать, Деку занял своё место на бедрах. — Это было красиво, — прошептал Кацуки между ними, когда они вновь сблизились. — Я рад. Деку ответственно перенял на себя роль «сверху», пускай на сегодня это не значило ничего больше, кроме конкретного положения относительно партнёра. Позволяя возбуждению охватить себя, Деку целовал Кацуки, обводя пальцами и губами шрамы на его груди и плечах. Слыша и чувствуя вокруг себя глубокие, шумные выдохи, контролируя реакцию Кацуки, он понимал, где ему продолжать ласку, однако много думать не приходилось, — кровь будто бы отлила от мозга и ушла вниз, что было неудивительно, — Кацуки так требовательно прижимал его к себе, ухватившись за бёдра, что от взаимного давления в паху Деку чувствовал себя очень нуждающимся в разрядке. Он чувствовал себя очень зависимым, поэтому позволял себе медленные встречные движения бёдрами просто для яркости ощущений. Кацуки тихо и довольно тянул стоны, не открывая рта, и это было крайне приятно слышать. — Каччан… а где…? — он стал рассеянно рыскать на кровати, стараясь не сильно отстраняться, но недоговорил, увлечённый поисками. — Далековато… не там, — Деку воспринял Кацуки серьёзно, затем понял его намёк, прочитав в глазах пошлую усмешку, и поджал губы. — Каччан… лучше бы помог найти смазку, — ворчливо отозвался он, слезая с бёдер и пытаясь увидеть возле кровати заветную баночку. Он заметил её на полу и свесился, чтобы взять, но подняться не успел, — Кацуки вдруг оказался рядом и упёрся руками ему в поясницу. Деку уставился в пол, чувствуя, что отпускать его не собираются, — несколько секунд было слышно кряхтение сверху, после чего стало понятно, что придется искать опору здесь. Обычно они не меняли положения и не пытались попробовать что-то новое, ибо это во многом утомляло их обоих, но сегодня всё шло не так, как было задумано, поэтому пришлось принять это как данность. — Думаешь, можешь просто встать… повернуться ко мне задницей… и не ожидать, что я сделаю что-то подобное? — процедил Кацуки сквозь зубы. Деку чувствовал его член, скользящий между ягодиц, и пошло про себя заметил, что он обжигающе горячо ощущается на коже. — Надо было спросить разрешения? — Теперь уже поздно, — сказал Кацуки так, словно вынес приговор. — М-Может… мы перейдем обратно? Здесь… не совсем удобно… — ненавязчиво пожаловался Деку. Руки неприятно затекали от того, что он держал своё тело над кроватью, — ему не хотелось касаться пахом постельного белья не из брезгливости, а из мысли, что ему будет вполне себе приятно и потом он не сможет подняться. — Ложись. Я хочу здесь. Получив смазку в свои руки, Кацуки долго сдерживаться не стал, — через минуту его пальцы уже аккуратно подготавливали Деку, впрочем, ему не требовалось никаких особых усилий, ибо всё было вполне готово ещё с их прошлого раза; через пять он уверенно, но неспешно входил внутрь сам. Деку вцепился в край кровати и закрыл глаза, — на самом деле, ему было крайне непривычно не видеть перед собой Кацуки, почему он предложил ему вновь подняться на кровать. — Твоя задница конкретно отсюда смотрится как лучшие моти на земле. — Может… ты просто хочешь есть? — спросил Деку, напрягая ноги. — Это потом. Деку было тяжело молчать, поэтому он сдавленно стонал куда-то в руку, отзываясь на каждое движение Кацуки. От давления сверху его собственный член тёрся об кровать, поэтому он гораздо быстрее терял самообладание и возбужденно хныкал, пряча лицо и не имея сил не большее. Кацуки хрипел где-то над ним, но Деку стало в разы приятнее, когда тот опустился к нему и стал целовать его шею, уши и затылок. Внимание Кацуки всегда было для него очень важной деталью во время близости. Ответить ему было особенно нечем, — он лишь мог поднять голову к Кацуки и неловко задеть его макушкой, чтобы потом опуститься и закрыть глаза для того, чтобы представлять себе всё это со стороны. От этих мыслей у Деку приятно сводило низ живота и в целом всё тело его дрожало от возбуждения, Кацуки то и дело сбивал дрожь болезненными, но чуть отрезвляющими шлепками, потому что иначе бы его просто всё время трясло, как осиновый лист. — Тебе холодно? — спросил серьёзно Кацуки, остановившись. Деку не хотел заставлять его беспокоиться, но и ответить ничего не мог из-за того, как сильно его сморило возбуждением, поэтому он просто мотнул головой и промычал что-то невнятное, отмахиваясь рукой вдовесок. Он едва ли соображал, как ему выразить своё состояние, поэтому просто упёрся руками и стал двигаться навстречу Кацуки, чтобы дать понять, как его не устраивает то, что они остановились. — Ладно… как ты захочешь. Начинали ныть плечи от того, как Кацуки стискивал их во время движения, начинали затекать руки от постоянной тряски и удерживания на краю. Деку вслушивался в монотонный скрип кровати, и это его так расслабляло, что у него не было сил даже глухо застонать. Он лишь двигал бедрами навстречу толчкам, давя пальцами край кровати, и сбито дышал, не зная, как вдохнуть больше. Ритмичное покачивание делало Деку в какой-то мере бессильным и безропотным, он словно бы даже не хотел ничего предпринимать, но что-то очень требовательное и неспокойное в нём всё же заставило его заговорить. — К-Каччан… а можно… я развернусь к тебе… — спросил Деку, привставая на колени. Руки Кацуки сразу же поймали его бёдра и прижали к себе, позволяя войти на всю длину. Деку спонтанно издал громкий стон от неожиданности и опустил голову, пытаясь не ощутить от этого стыд. Тёмное пятно на постельном белье от собственной смазки на мгновение отвлекло его внимание лишь чтобы заставить его покраснеть ещё больше. — К-Каччан… Пожалуйста… Дай мне развернуться… — он обернулся, выгибаясь и роняя затуманенный взгляд на Кацуки. — Ты что… вошёл полностью?.. Когда Деку чрезмерно возбуждался, он начинал хныкать и говорить слишком много пошлых вещей. Он не мог уберечь себя от этого, потому просто старался делать это так, чтобы оно не раздражало Кацуки. Это всё-таки единственное, что осталось с ним с того времени, когда они ещё не умели заниматься любовью. Сзади наконец послышалось что-то согласное, и Деку из последних сил быстро развернулся на спину. Они продолжили так, но теперь это было в разы приятнее, — Деку любил, когда у него была возможность видеть Кацуки, он любил, когда мог чувствовать его рядом и что-то говорить ему, целовать или просто дотрагиваться где вздумается. Ему было очень нужно выражать свои чувства, копившиеся в нем от нарастающей томной неги, а лицом к полу это не представлялось возможным. Они вновь сблизились для поцелуя, Деку обнял лицо Кацуки руками, ловя ртом его пламенное дыхание и пьянея. Он скромно прикоснулся к его губам и повторил это несколько раз, словно смаковал поцелуи, — и по тому, как губы Кацуки расходились в ухмылке, Деку понимал, что ему это нравится. Не хотелось отрываться, на каждый толчок он дарил Кацуки поцелуй, однако тот отвечать не стремился. Он лишь горячо выдыхал и посмеивался от того, как Деку робко и щекотно одаривал его прикосновениями губ. И в этом было что-то очень интригующее, как мини-игра, победа в которой пойдёт в копилку личных достижений. Заставить Кацуки ответить на поцелуи, — задача не из лёгких, но выполнимая. Деку знал, что его слабым местом были уши, и тот намеренно не давал достать до них языком или пальцами, потому оставалось только уговаривать его. — Поцелуй меня. Кацуки наклонился и прикоснулся к нему губами, но это был не тот поцелуй, которого Деку хотел. — Каччан, я хочу крепкий поцелуй. Чтобы закружилась голова. — Тебе всегда мало, — произнёс тот в ответ. Его руки упирались по сторонам от головы Деку, и он замер на мгновение, дав себе передышку. — Разве это плохо? Хочу быть всегда рядом, обнимать и целовать тебя. Ты не хочешь? — спросил Деку тихо. Кацуки цыкнул, возобновил движение, но с небольшой скоростью. — Я хочу другого, — ответил он. Деку заинтересованно сощурил глаза. Это звучало интригующе, несмотря на то, что вариантов было немного. — Расскажи мне, — попросил он мгновенно, но Кацуки с усмешкой отвёл взгляд. — Тебе не понравится, — только ответил тот. Деку обнял его за шею с улыбкой, которая почти прямым текстом говорила: «ты хочешь чем-то удивить меня?» — Всё равно говори, — с его непреклонной настойчивостью было не так легко справиться. Рука Кацуки опустилась ему на лоб. — Закрой глаза и открой рот. Я туда тебе ничего не подкину, доверься мне. Деку немного помедлил, но, разделив с Кацуки недолгий взгляд, решил всё же выполнить его просьбу. Как только он открыл рот, туда аккуратно опустились указательный и большой пальцы и вытащили наружу тёплый, мокрый язык. Деку не представлял, что ему нужно делать, но по коже взметнулись мурашки просто от того, что Кацуки сделал. Его пальцы мяли язык как тесто, крутили его и ворочили из стороны в сторону, и, в конце концов, все пальцы оказались в слюне. В какой-то момент Деку принялся прикусывать пальцы, находя в этом простую забаву. Кацуки подыгрывал и отдёргивал руку и смеялся, когда зубы всё же смыкались на фалангах. Ощущение лёгкой изнуренности вновь дало о себе знать, и Деку захотелось бессильно лечь на кровати, чтобы позволить Кацуки делать всё, что ему вздумается. — Я хочу откусить тебе язык, — послышался вдруг его голос справа, и озноб от мурашек снова взметнулся вдоль позвоночника. На лице Деку появилась улыбка, но глаз он не открыл. Стоило ожидать, что Кацуки скажет что-то такое. Ему была не присуща излишняя нежность, даже то, что он стал гораздо чаще говорить какие-то комплименты, было огромным, многолетним достижением их совместной работы над собственным общением. Деку не требовал от Кацуки многого, но мелочи, которые он порой говорил вслух, будоражили его мгновенно. — С чего это? — спросил он просто, пытаясь расположить руки где-нибудь на теле Кацуки. Ожидание ответа казалось вечным. От того, сколько Кацуки трогал пальцами язык, он начал сохнуть. Когда Деку стало совсем дискомфортно и захотелось свести челюсти, тот не дал ему этого сделать. Он мощно и тепло выдохнул где-то совсем близко, прямо на сухие губы и щёку, и в животе что-то так трепетно заволновалось, словно это происходило между ними впервые. Деку замер, не желая, чтоб чувство волнения покидало его, — его руки вдруг очень чётко увидели перед собой желанное тело и огладили его вдоль, остановившись на плечах. — Чтобы ни у кого не было даже возможности узнать, как ты целуешься, — прошептал Кацуки между ними так, словно кто-то ещё мог это услышать, и их губы сомкнулись в пылком, ненасытном для обоих поцелуе, от которого у Деку мгновенно закружилась голова. Его так заворожило интимностью этого момента, лаской и близостью Кацуки, какой-то неуловимой, только ему понятной искренностью, произошедшей между ними столь случайно, что заслезились глаза и горло свело. Не хотелось дышать, не хотелось чувствовать ничего, — Кацуки так занял его внимание, что всё остальное беспечно перестало существовать на мгновение, банально потеряло смысл. Это был не поцелуй, это был свежайший глоток животворящей любви, которая была им обоим неосязаема и невидима, но всегда была между ними связующей нитью прошлого и будущего. На мгновение Деку ощутил, будто всё в его сознании встало на свои места, будто в жизни нет ничего проще того, чтобы жить, и он оторвался от Кацуки, задыхаясь от слёз. Сильные руки подхватили его тело, впились в белую кожу пальцами и подтянули к себе, и пришлось судорожно выгнуться от того, как Кацуки бесцеремонно вновь позволил себе войти до упора. Впрочем, не видя ничего перед собой, рыдая от нахлынувших эмоций, Деку едва мог обронить хоть слово против, — их захлестнуло невероятной страстью, такой они не помнили между собой уже давно, и немыслимым было прекратить всё это сейчас. Кровь в жилах кипела от каждого прикосновения, но Деку просто не мог взять себя в руки. — Сам же попросил, — тихо произнёс Кацуки, прикоснувшись лбом к груди Деку, и показалось, будто его голос звучал просто из воздуха. Стекающие по щекам слёзы он утирал большими пальцами, Деку сглатывал густую слюну. — Что-то в тебе совершенно не меняется. Деку смог лишь подняться, растерянно обнять Кацуки и уткнуться носом в его плечо. Закрыв глаза, он чувствовал лишь тяжёлое, возбужденное дыхание и шарящие по собственному телу руки. Похоже, тот просто не мог остановить себя, и Деку понимал его, — если бы не эти эмоции, он бы уже был вне себя от страсти и вожделения. — Угу… — робкий голос звучал едва слышно. Он никак не думал, что ему нужно будет успокаиваться. Кацуки ощутимо изнемогал от того, как его окатило волной возбуждения, и Деку постарался взять себя в руки, чтобы они смогли наконец продолжить. По эмоциональной силе произошедший всплеск чувств был похож на оргазм, но Деку был уверен, что не испытывал его. Он разрыдался от искреннего чувства любви и никак не мог отложить его в сторону. Этот момент волновал его душу своей трогательностью и простотой, Деку с трудом мог расслабиться и перестать думать о нём. Сидя было неудобно двигаться, поэтому они просто легли обратно, — Деку выглядел обессиленным, хотя уже давно не помнил, чтобы его так сильно выматывал секс. Кацуки, казалось, лишь больше вспотел, но энергии в нём не поубавилось, — словно до этого всё было лёгко, и теперь настало время для серьёзной игры. Деку был готов на всё что угодно, лишь бы наконец почувствовать себя болезненно опустошенным и удовлетворенным. — Хорошо тебе? — спросил Кацуки через пару минут, когда Деку отдышался и наконец собрал себя, разбитого нежностью, по частям. Слабая, но счастливая улыбка всё сказала за него. Теперь Кацуки стал торопиться, — или это желание наконец закончить в нём говорило, или банальная измотанность, но теперь он мало говорил и двигался, не позволяя себе отдыха. Деку сначала наслаждался этим, но чем дольше продолжались движения, тем сильнее он изнемогал от наслаждения, и, в конце концов, нашёл себя вновь дрожащим и выгибающимся навстречу Кацуки. Тот начинал напоминать агрессивного зверя, потому Деку закрывал себе рот, не смея просить о передышке. — Ты будешь пер-рвым, — процедил Кацуки сквозь зубы, подбирая Деку за талию и толкая его к изголовью кровати. Рухнув на подушки, Деку понял намёк, задрал руки и схватился за вертикальную опору. Согнутые в коленях ноги Кацуки властно раздвинул и разместился между ними вновь. — Каччан… пожалуйста… — Деку смотрел на то, как Кацуки переводит их баночку, выливая её на всё, что было перед ним. Деку поёжился от прохладной, стекающей вниз смазки. — Всё будет в ней… придется всё стирать… — Это тебя волновать не должно. Я знаю, ты любишь, когда всё слышно. Деку не представлял себе, как это будет выглядеть. Он действительно сходил с ума, когда каждая часть тела издавала чавкающие, сочные звуки, но обычно не напоминал об этом и довольствовался тем, что имел. И Кацуки обычно не проявлял такого интереса к смазке. — Попробуем, — Кацуки выкинул баночку, и растёр всё то, что вылил, по коже. Хватило и на бедра, на пах и на ягодицы, и даже на низ живота, и Деку почувствовал себя жирной рыбой в масле, но массирующие движения больших, жилистых рук Кацуки ему более чем понравились. Он словно растирал по нему ароматное масло — Слишком много… — ощущения от скользящей кожи были немного дискомфортные. — Сейчас будет лучше. Деку думал, что он был готов к тому, что его ждёт, но рвение Кацуки и бешеный ритм, к которому он внезапно перешёл, буквально выбили из него всё эту наивную уверенность. Звуков было столько, что Деку терялся, они заполняли всё пространство между ними. Он вновь слышал мощное, горячее дыхание над собой, он слышал, как в руке Кацуки чавкает в смазке его член, он слышал, как их липкие бедра бились друг о друга. Руки начали болеть от того, как их сотрясало импульсивными, быстрыми движениями, и Деку не мог даже зафиксировать их. Он открыл рот и зажмурился, ему не хватало воздуха, у него начала ныть поясница от того, что Кацуки давил его ноги к телу, потому он спиной чуть ли не продавливал кровать. Она скрипела, шаталась под ними, обещая через пару раз развалиться, и Деку почему-то эта мысль очень понравилось. Сломанная во время секса кровать это целая история для прелюдий и мантра на хороший отдых. — Я… я… больше не могу… Каччан… — Деку тихо завыл, чувствуя, как долгожданно начинает легко неметь всё ниже пояса. — Я только… разогнался! Внутри… так тесно… мне тяжело держаться… — ответил Кацуки сбито, опускаясь на локти и хватаясь руками за те же вертикальные опоры изголовья, что и Деку. Теперь они лежали почти вплотную, и неистовый жар от тела Кацуки стал ощутимее в разы. — Каччан… мы сможем вместе? Я бы… я бы хотел… Кацуки засмеялся на выдохе и прищурился. — Я сказал, что ты будешь первым. Так что давай… давай! Болезненная, тянущая нега сковала Деку на мгновение, у него совершенно не было выбора хотя бы чуть-чуть отложить оргазм, ибо Кацуки не останавливался. Он импульсивно задрал голову и напряг ноги, чувствуя, что может ещё немного выдержать, но Кацуки, заметив это, подался бедрами вперёд так сильно, что Деку вздрогнул и мгновенно ощутил волну оргазма из-за того, что его член упёрся прямо в простату. Кацуки предусмотрительно закрыл Деку рот, — наперегонки с непрошенными слезами Деку выдал очередь отрывистых стонов и замер в дрожи, ещё с минуту выдыхая со стонами. — Каччан… я даже… думать не могу… — Деку сполз и бессильно ворочался на подушке, изнемогая от навалившейся после оргазма усталости. Глаза сами собой закрывались, обретя свинцовую тяжесть. В руки ему попали влажные салфетки, — он совсем забыл, что нужно было немного привести себя в порядок. Вытерев с себя лишнее, Деку выкинул салфетки в коробку для мусора и лёг обратно. — Помоги мне, — вдруг попросил Кацуки. Деку едва нашёл в себе силы, чтобы приподняться на локтях. — Ты хочешь ещё? Боюсь, я и так не смогу сидеть, — отшутился он. — Нет, я хочу другого, — ответил тот. — Я знаю ответ на эту фразу! — Деку устало засмеялся. Кацуки улыбнулся, подтянул его к себе за ноги. Несмотря на утомленность, Деку всё же сел перед ним, хотя спустя мгновение изнуренно уронил голову ему на грудь. После такой близости ему, что неожиданно, требовался отдых, хотелось хотя бы час подремать, особенно, пока Тайко спит. — Я могу помочь тебе руками. Сойдёт? — тихо спросил он. Кацуки кивнул, его руки сомкнулись за спиной Деку в замок. — Поговори со мной. Как ты делал раньше, — вдруг попросил он, уводя взгляд. — Я, конечно, говорил, что не хочу этого, но... один раз? Деку улыбнулся и скромно кивнул. Несмотря на общую утомленность, для Кацуки у него будто бы никогда не угасала энергия. Его руки вновь ласкали Кацуки, и он разговаривал с ним, тихо рассказывая что-то из их прошлого, припоминая, каково это было тогда. Он рассказывал ему о своих фантазиях, прикидывал, как бы хорошо им вдвоём было попробовать это на кухонном столе, ведь он выглядит достаточно крепко для чего-то подобного. Деку описывал, как они могли бы сделать это в ванной перед зеркалом или, если бы их ничто не ограничивало, на будущей неделе на праздничном вечере в честь годовщины их свадьбы, просто удалившись в самый пик торжества. — Какая же… дрянь у тебя в голове, — еле выдавил из себя Кацуки. Деку смущённо засмеялся. — Можешь считать себя причастным к этому, — ответил он. Кацуки не хватило надолго, — пальцы Деку слишком хорошо знали, как заставить его кончить быстро. Когда они оба оказались удовлетворёнными и приятно уставшими, то просто завалились на кровать обратно просто лежать и нежничать до самого полудня, — Тайко спал долго и позволил родителям не только побыть наедине, но и подурачиться. За поздним завтраком Деку с интересом слушал сон Тайко, успев позабыть о том, что тот рассказывал ему ещё ранним утром.