Хранитель Империй

Теодору были известны слухи о загадочной вдове, в доме которой собиралась молодёжь Марескалла. Госпожа Элиф Эрдоган и её муж были турками, выросшими в Османской Империи; они приехали в Бенефийю и приняли христианство больше двадцати лет назад. Ибрахим Эрдоган был банкиром, который твёрдой рукой держал за яйца нескольких крупных предпринимателей и государственных организаций, участвовал в рискованных (для жизни) сделках. Говорят, что Ибрахим очень плохо относился к своей жене – бил её и требовал полного подчинения. Но Элиф была гордая и умная женщина, которая сама пыталась контролировать своего мужа, влиять на его решения – и, говорят, небезуспешно. Ибрахим умер от сердечного приступа, но ходили слухи, что он был отравлен; возможно, (о, нет! о, да!) отравлен именно рукой любимой жены. Несложно было предположить, что должники банкира могли договориться с Элиф… После смерти мужа ей остался большой дом в центре Марескалла. Вдова со смерти Ибрахима была два года в трауре, много плакала и причитала, якобы тоскуя по мужу. Но так как она и до его смерти любила носить чёрные одежды и трагическое лицо, то сложно было сказать, горевала ли она в самом деле. Священный Синод относился к Элиф предвзято – кроме того, что она была родом из мусульманской страны, на этой женщине было навсегда поставлено негласное клеймо убийцы. Предрассудков добавляла ещё и её демоническая наружность: длинные чёрные волосы, большие тёмные миндалевидные глаза, выразительные скулы, выдающийся тонкий нос, тёмные тяжёлые веки и густые ресницы. А больше всего членов Синода злило то, что вдова позволяла группе молодых людей собираться в её доме для странных, нехристианских церемоний. Весь второй этаж своего дома госпожа Элиф отдала для собраний так называемого «Храма Ордена Трисмегиста». Имеют ли эти собрания отношение к Ордену и к Оресту или Иоанну в частности, или же это просто группа поклонников – пока было непонятно. Теодор решил пойти туда один, без подруги Уильяма. Его интерес к Ордену был очень личным, и ему не нравилась идея выступать представителем интересов Максима. Апрельский вечер, освещаемый огоньками фонарей, уже вовсю дышал весенним теплом, и Теодор неспешно прошёлся к указанному адресу, не застёгивая пальто. Поднявшись на крыльцо большого красивого дома, он позвонил в колокольчик. Дверь открылась и на пороге показался дворецкий. – Добрый вечер, сэр. Вы, полагаю, пришли на праздник, по приглашению? – Добрый вечер. Нет, я не был приглашён. Я знаком с господином Китом, который, как мне известно, организовал сегодняшний праздник, и я бы хотел видеть его, если это возможно. Дворецкий окинул его придирчивым взглядом. – Ваше имя, сэр? – Теодор Драйзер, – ответил Тео. И, помедлив, добавил: – Сын Тамары Драйзер. Дворецкий пригласил его в прихожую и, попросив подождать, исчез. Сверху, со второго этажа доносились звуки музыки и разговоров. Теодор не успел осмотреться, как дворецкий вернулся со словами: – Госпожа Эрдоган просит вас пройти и присоединиться к празднику. Господин Кит, возможно, придёт позднее. Дворецкий забрал пальто гостя и провёл его на второй этаж. Широкий коридор вёл прямо к большой двери, приглашающее распахнутой. Зрелище, которое предстало перед глазами Теодора, было самым удивительным в его жизни. Аристократическая роскошь – огромный зал с большими окнами, высокий потолок с тяжёлыми люстрами, полированное тёмное дерево, мрамор, бархат, искусная лепнина – создавали фон для десятков полуобнаженных молодых людей с распущенными волосами, в простых нарядах, освещённых напольными лампами и светильниками. В воздухе витали незнакомые ароматы. Гости, разбившись на небольшие группки, сидели на разбросанных по полу разноцветных подушках, ели, пили, обнимались, играли на музыкальных инструментах, пели песни. Большинство из них были девушки. Войдя в зал, Теодор осматривался и поначалу не видел знакомых лиц, но вскоре начал замечать, как некоторые девушки и юноши махают руками, узнав его. Это были люди с предместья св. Антония. Некоторые из них звали его к себе, приглашали присесть и выпить. Теодор присоединился к кругу сидящих, постепенно он вспоминал старые имена и узнавал новые. Он продолжал рассматривать присутствующих, сидящих в отдалённых уголках помещения, но не видел нигде хозяйки дома. Впрочем, группа из трёх людей в цветных одеждах привлекла его внимание: двое мужчин и женщина в широких, на восточный манер, брюках из тонкой ткани, были явно постарше других. Они полулежали на больших подушках, раскиданных на невысоком деревянном помосте возле окна, курили кальян, и выдыхаемый дым поднимался в воздух, создавая прозрачные светлые облака. Теодор отвлёкся: ему представили девушку по имени Луна – стройную красавицу с тонкими изящными чертами, чувственными губами и умными задумчивыми глазами. Он вспомнил её – она пела песню на германском диалекте в зале трактира «У Жанны», но тогда он совершенно её не рассмотрел, будучи поглощён собственными переживаниями. Луна тоже была одета в восточные одежды, чьи полупрозрачные лиловые ткани лишь отчасти прикрывали её соблазнительные плечи и живот. Множество тонких металлических побрякушек украшали все её тело, а длинные русые волосы спускались до талии. Она села рядом с Теодором, скромно положив ладони на коленки, и заговорила с ним мелодичным, чарующим голосом. Тёмное, непрозрачное красное вино продолжало доливаться в бокал. Иногда в зале появлялись новые люди, кто-то выходил и приходил, и тёплое дружелюбие циркулировало в пространстве. Теодор догадался, что на этом этаже есть ещё открытые комнаты, куда можно свободно войти. Луна периодически исчезала, потом почти неслышно возвращалась снова. Девушка легко вливалась в любой разговор: про общих знакомых, про музыку, про Священный Синод. Теодору очень хотелось потрогать шелковую ткань, покрывавшую её плечи… Никто за это время не упомянул Орден Гермеса Трисмегиста. Про Элиф Эрдоган здесь, конечно же, знали, но не много. Теодор не умел переводить разговор в желанное для него русло, поэтому подчинился общему течению. «Неужели она совсем ничего не смогла узнать?» Один из «лидеров» поднялся с пёстрых подушек на ноги и громко сказал, обращаясь ко всем присутствующим: – Восславим же рождение Остары, друзья! Ему ответили громкие довольные возгласы и аплодисменты. Музыка стала быстрее и жарче. Теодор только сейчас заметил, что в дальнем конце зала стоит клавесин – его звуки вплетались в гитарные переборы, набирая громкость. Пространство посреди зала было очищено, и некоторые гости уже танцевали в небольших кругах, покачиваясь, словно водоросли в реке. Странные слова звучали вокруг Теодора. Смесь нескольких древних религий разворачивалась в этом эклектическом действе. Пламя ламп и свечей дрожало и поблескивало, отражаясь от полированного мрамора и позолоченных масок, чьи застывшие лица с пустыми глазами смотрели со стен. «Слава Дионису!», «Слава Аполлону!» и… «Слава Гермесу!» Музыка и волнение в зале растормошили Теодора, и его любопытство снова напомнило о себе. Было бы неплохо пройтись, и, по возможности, узнать, что происходит в других комнатах дома. Но когда он встал, его сразу потянули танцевать. Люди тёрлись вокруг, словно изнеженные кошки… Теодор позволил взять себя в танцевальный круг. Он любил танцевать – музыка приглашала его внутренние силы развернуться, показать блестящие перья и когти. Танцующие постепенно сформировали круг побольше, наподобие испанского вальса. Только здесь не было партнёров и партнёрш, молодые люди обоих полов танцевали со всеми, переходили по кругу от одного к другому. Один из юношей, с полными губами и светлыми кудрями, замедлился в танце с Теодором и поцеловал его. Потом почти каждый раз, когда менялись партнёрами, его кто-то целовал – и парни, и девушки. Многие люди здесь были очень красивы, полумрак скрывал недостатки, а золотая краска на лицах добавляла ощущение сказки. Красное вино горело кровью в теле Теодора, располагая к возбуждению. Полногубый юноша поцеловал ещё раз, сильнее, настойчиво просовывая свой язык сквозь зубы Теодора, и тот, не найдя причин сдерживаться, обхватил его руками и прижал его бёдра к своим. Очередная мелодия закончилась, певучая итальянская гитара затихла – самые горячие музыканты удалялись на заслуженный перерыв. Без музыки возбуждение Теодора ослабевало, словно кто-то медленно стягивал с него покрывало забвения, возвращая в его сознание шум разговоров и суету аритмичных движений. Теодор, закончив танец формальным поклоном, улизнул от юноши, чьё тело ещё секунду назад сжимал обеими руками. Он пробирался через скопление людей к выходу из зала, при этом постоянно оглядывался, невольно желая видеть Луну. Но нежный лиловый шёлк словно испарился. Взгляд Теодора наткнулся на тучного мужчину, которого не было в зале раньше. Одетый в блестящую тёмную рубашку, похожий на цыганского барона, он сидел, развалившись на подушках возле тройки лидеров, и курил трубку, игнорируя стоящий перед ним кальян. У мужчины было опухшее лицо, в котором с трудом прослеживался намёк на былую привлекательность. Теодору показалось, что это лицо ему знакомо, и он направился прямиком к этому человеку. Интуиция подсказывала, это и был Кит. – Добрый вечер, – негромко сказал Тео, останавливаясь перед пёстрой четвёркой. Четыре пары глаз уставились на него. – Меня зовут Теодор Драйзер. Вы, насколько я понимаю, Кит. Я помню вас, из Святого Антония. Заплывшие глаза Кита сузились ещё больше, он что-то неразборчиво хмыкнул, не вынимая трубки изо рта, а потом махнул рукой, чтобы Теодор подошёл ближе и продолжал. Остальные молчали, рассматривая Тео, который был вынужден присесть рядом с Китом на деревянный помост, чтобы его было слышно сквозь вновь нарастающий шум. – Я хотел бы встретиться с отцом Иоанном. Я полагаю, что вы должны быть знакомы с ним. Он католический священник и бывший преподаватель немецкого языка в семинарии Тейяра де Шардена. Я некоторое время был его учеником. – Вот как, – Кит наконец-то издал что-то членораздельное. Его круглый живот закачался. – А с Папой Римским ты встретиться не желаешь? Теодор удивлённо поднял брови, не понимая, чем он заслуживает такой выпад. Когда он поднялся, чтобы уйти, Кит сказал раздражённо: – Да погоди. Ты – сын Тамары, верно? Конечно, я тебя помню. Но не я решаю, с кем тебе можно встретиться, а с кем нет. Я передам твою просьбу. Где ты живёшь? Тео замялся, но всё же решился назвать адрес дома Максима. Глаза Кита расширились – этот адрес ему о многом говорил. – Да, я живу в доме Максима Горького. Он мой семинарский товарищ, но… Один из «лидеров» фыркнул, слушая их разговор. Теодор понял, что выбрал неверный путь. – …Но я не имею сейчас никакого отношения ни к семинарии, ни к революционным намерениям Максима. Я просто изучаю и преподаю языки. Кит хмыкнул сквозь облако табачного дыма и махнул рукой. – Иди, Теодор. Празднуй великую Остару и наслаждайся вечером. Больше пока ничего не могу тебе сказать. Теодор сдержанно поклонился Киту и трём лидерам, встал и зашагал к выходу. Он старался прогнать мерзкое чувство унижения: он словно был маленьким мальчиком, которого на семейном празднике не пустили к взрослым серьёзным занятиям. Вокруг блестели полуобнажённые тела и разомлевшие улыбки, несколько знакомых девушек и парней хотели остановить Теодора, но он отворачивался от них, вымучивая из себя улыбку и «прошу прощения…» Но когда на его пути, уже в коридоре, появилась Луна с бокалом вина и нежно протянула к нему руку, он не смог так просто улизнуть. Девушка вопросительно заглядывала ему в глаза полным добротой взглядом. – Ты хочешь уйти? Уверен? Тёмно-синие в серебряную полоску стены коридора отбрасывали на её лицо удивительные глубокие тени. – А ты желаешь, чтобы я остался? – Это было бы очень хорошо. – Ты будешь петь сегодня вечером? – Если ты попросишь. – Обязательно попрошу. Луна взяла Теодора за руку, они вернулись в зал и влились в новый танец. Музыка снова заиграла громко и страстно. В небольшой группе в углу возле открытого окна какая-то женщина, раздетая до пояса и увешанная украшениями, сжигала на большой металлической тарелке фигурку, сплетённую из сухой травы и веточек, делая над огнём изящные ритуальные движения. Все вокруг были пьяны; какие-то девушки по очереди целовали Теодора; они увели его в другую комнату, где было меньше людей. Здесь же оказался и юноша с большими тёмными губами и меланхоличными глазами. Широкая дверь была распахнута. В этой комнате были две больших кровати под балдахинами, мягкие ковры и ещё одна полуприкрытая дверь, которая вела в следующую комнату. Несколько человек уже неплохо проводили здесь время, все они были полураздеты. Какой-то мужчина, сидя на кровати, лениво перебирал пальцами струны мандолины. Везде – на полу, на низких столиках – стояли бокалы с вином. Теодора уложили на мягкую кровать, полногубый юноша наклонился над ним и, экстатически извиваясь, поцеловал снова. На Теодора внезапно накатило сильное чувство отвращения – ситуация казалась ему слишком искусственной. Девушки, которые привели сюда Тео, целовались рядом на кровати, раздевая друг друга, хихикали и украдкой поглядывали на него. Луна тоже была в комнате, под балдахином соседнего ложа её целовал кто-то другой, или другая… «Что-то мне подсказывает, что петь она сегодня уже не будет…» У юноши, который улёгся на Тео сверху, было грустное лицо. Его губы были красивыми, но при поцелуе показались слишком мягкими, слишком большими – такой рот бывает у несдержанных, эмоциональных, капризных, безвольных… Он смотрел на Теодора из-под полуопущенных век ничего не выражающим взглядом и обнимал. Теодору вспомнилась ночь с парнем по имени Джек, то изнасилование, к которому его спровоцировали, и ему стало ещё противнее. Эти губы, эта податливость, чувственные прикосновения словно говорили «Возбудись, покажи свою силу, овладей мной». Девушки лениво гладили друг друга, но уже открыто посматривали на Тео и его партнёра. Парень просунул руки под рубашку Теодора и поцеловал снова, в этот раз больно кусая губы. Теодору это не понравилось, он увернулся и попытался убрать его руки. Краем глаза он видел, что мимо открытых дверей прошли несколько человек, бросая на них взгляды. Один из них был Кит. Тео повернул туда голову, но юноша, придавивший своим весом его бёдра, нагло взял его за подбородок и повернул его лицо обратно себе, чтобы снова поцеловать. Теодор совсем разозлился на такой наглый жест. Отстранив парня, он снова посмотрел в коридор и увидел Марию. Она только что вышла из главного зала и выглядела совершенно потерянной. Чувство ответственности протрезвило Теодора. Он только сказал «Позволь-ка», отодвинул от себя растерянного юношу, встал и пошёл к выходу. – Мария! Ты почему здесь? – он обнял её за плечи, желая увести прочь. – Я… Э-э-э… Наверное, потому же, почему и все, – она ссутулилась и обхватила себя руками, глядя себе под ноги. – Я пришла с подругой, и она вон там, видимо, неплохо проводит время. Тео посмотрел в большой зал, где три девушки размазывали золотистую краску по обнажённым телам друг друга. – А тебе нравится здесь? – Нет, – она снова смотрела вниз, её неуверенный голос был еле слышен. – Как-то не нравится. Вначале было интересно, будто… – Пойдём отсюда, здесь шумно. Они спустились вниз, забрали пальто у дворецкого и вышли на улицу. Прохладный ночной воздух совсем прогонял вуаль пьяного наваждения. – Продолжай. Ты говорила, что вначале было хорошо. – Да… Как будто… одна большая семья, любовь в воздухе. А потом… это всё… – Ненастоящее. Неправильное. – Да… Знаешь, они словно хотят, но не умеют любить. Как будто первый раз пытаются, но не знают, как… как вообще это происходит, – её голос стал громче, она сделала недовольный жест, взмахнув руками. – Они хотят полюбить незнакомого человека в один момент… – Ты права. Так и есть. Некоторое время они шли молча, думая каждый о своём. Теодор спросил, встречала ли Мария кого-то, кто упоминал о своей прямой связи с Орденом Гермеса или об Иоанне, но девушка лишь покачала головой. Хозяйку дома – госпожу Эрдоган – она тоже не встретила. Редкие огни в домах угасали, уступая свечение полной луне, нависавшей над Марескаллом. – Так что, Тео, тебе всё же нравятся мужчины? – любопытный взгляд больших глаз снизу вверх. – Не знаю, Мария, – Теодор вздохнул и подумал о Цезаре. – Мне нравится один конкретный человек, и ему случилось быть мужчиной. – И что ты намерен делать? – Забыть. – Потому что… ты думаешь, что он не сможет полюбить тебя? – Потому что он любит другого человека. – А-а-а… Но обязательно ли забывать? Можно ведь любить и просто так. Можно любить людей просто так. Просто потому, что ты любишь, и всё. И… не требовать взамен… – Да… Может, ты и права. Но… Иногда же это мучительно. Чтобы так любить, мне лучше человека не видеть. – А когда видишь, то что? – Хочу сорвать с него одежду. Марию передёрнуло от его последних слов. Она не выносила насилия в любом виде. – Но я никогда так не сделаю, – поспешно добавил Теодор и тут же снова ощутил жёсткий укол стыда, вспомнив, как изнасиловал Джека. Та ночь была уроком. Он должен лучше себя контролировать. И не только себя. – Хорошо. Знаешь, я была на этом… хм… собрании уже. Однажды. На прошлой встрече нас учили медитировать. Это восточная практика… Для того чтобы слушать себя… Успокаивать тревоги внутри себя. – Моя мать пыталась меня такому научить. Скукотища. Мне больше подходит езда верхом. Или работа. Или писать дневник. Каждому – свои методы… Они продолжали разговаривать, пока не пришли к гостинице «У Жанны». Знакомый кот появился у ног Теодора и со льстивым “мр-р-р!” потёрся о его брюки. – Может, зайдёшь? – с надеждой спросила Мария. – Переночуешь здесь? – Нет. – Том по тебе скучает. – Знаю я, как он скучает. Мария вздохнула и закатила глаза. – Эх вы, мужчины… – Не расстраивайся, прекрасная Мария. Если что, я недалеко. Приходи ко мне в гости. Только Тома не тащи с собой. – Ладно, ладно. Они обнялись и застыли на несколько мгновений. – Люблю тебя просто так, – пробормотала Мария ему в плечо. – И я люблю тебя просто так. – Без жажды сорвать одежду? Тео, крепко прижимая девушку к себе одной рукой, второй аккуратно отвернул ворот её пальто и нежно поцеловал в шею. Мария вздрогнула от щекотки и засмеялась. Заглянула в глаза. Довольно зажмурилась, когда Тео поцеловал в лоб. – Это сейчас было лучше, чем всё то, что мы выдели в доме вдовы Эрдоган. – Доза «правильной» любви? – Это всё, что мне было нужно сейчас. – Согласен с тобой. Спокойной ночи, сестра. Когда Тео шёл домой, он подумал о том, что Мария сказала о любви. Хотел бы он быть на месте Бальзака? Хотел бы он, чтобы Цезарь, вернувшись с войны, захотел полюбить его, Теодора? Вроде бы это так чудесно – место при дворе, в объятиях молодого Императора. Но что-то здесь было не так, что-то подсказывало Тео, что это не то, чего он хочет. Он, как не пытался, не мог представить себя и Цезаря как… пару. Нету чувства гармоничного сочетания и дополнения. Привычным усилием воли Теодор напомнил себе, что он не более, чем наблюдатель. Он желал только хорошего и Цезарю, и его друзьям, и он искренне хотел, чтобы Цезарь вернулся с войны целым и невредимым. Неважно, увидятся они снова или нет. И Тео возвратился мыслями к своему плану – получить должность переводчика в посольстве, чтобы уезжать из страны далеко-далеко… *** Казалось, он только успел укрыться одеялом и закрыть глаза, как пришлось проснуться – Максим стучал в дверь его комнаты. – Теодор, ты здесь? Он нехотя вылез из постели и открыл дверь. – Макс, что случилось? – О, Тео, ты здесь, – Макс облегчённо выдохнул. Он был сильно встревожен. – Что случилось? Заходи, не стой в коридоре. Макс вошёл. – Ты же ходил на орденский шабаш? – Ходил, да. – Когда ты ушёл оттуда? – Около полуночи, наверное. А что? – Мой друг, ты ушёл очень вовремя. К дому Эрдоган прибыл наряд полиции вместе с рыцарями Христа; всех гостей грубо вытаскивали на улицу, голых и полуголых. Около трёх десятков человек вывели на площадь Иакова, и там их, раздетых, секли розгами. А музыкантов заставили играть, пока над остальными совершали наказание, и всё это под присмотром людей из Синода и на глазах у жителей города. После такого наказания ребят увели и посадили в казематы Дворца Правосудия. Говорят, что их просто хотят припугнуть. Но, скорее всего, не всех выпустят скоро. Макс спокойно сообщал это Теодору и смотрел на него, ожидая эмоциональной реакции. Тео стоял, широко открыв глаза, ошеломлённый. – Как вовремя мы с Марией ушли… Но… А как же Кит, как же вдова Эрдоган? – Нет, Кита среди них не было. Похоже, он тоже ушёл вовремя. А вдову Эрдоган трогать просто не посмели. Это же не серьёзные аресты, а скорее что-то вроде воспитательной меры. Розгами секли в основном молодых… Именно молодые были раздеты, к тому же. – А Луна? – Тео вспомнил о стройной красавице. – А Луна смогла улизнуть. Она юркая… Просто проскочила мимо гвардейцев, когда они в суматохе ловили всех кто под руку попадётся. Это именно она рассказала мне всё. Прибежала сюда в своём восточном наряде, босая, без пальто… Разбудила слугу, а тот разбудил меня. Сейчас она спит в гостевой, на втором этаже. – Вот как… – Теперь неизвестно, будут ли эти сборища продолжаться, а если и будут, то где?.. Тебе удалось поговорить с Китом, кстати? Теодор рассказал Максиму о неприятном диалоге. – Вряд ли что-то получиться из этого, Макс… Я для них непонятный парень, который вырос в святом Антонии, учился в семинарии, живёт у революционера. – Понимаю… Ну, ладно. А ты отправил письмо Оресту? – Да, ответа пока не было. – Ты всё ещё не настроен быть с нами в строю, Теодор? Мы могли бы вместе поискать пути подхода к Ордену. Теодор вздохнул. – Мы уже говорили об этом, Максим, и я не хочу снова это обсуждать. Когда посчитаешь нужным – просто выгони меня отсюда. – Эй, я ничего подобного не имел в виду. Ты мне здесь ничуть не мешаешь. Ведь, правильно ли я понимаю – если ты не за нас, это не значит, что ты против нас? – Я не за кого, и не против кого, – Теодор устало потёр руками глаза. – Честно говоря, я просто не хочу иметь какое-либо отношение к этой борьбе… О собраниях у тебя я никому не рассказываю, как мы и условились. – Эх… – вздохнул Максим. – Не понимаю я тебя. Не понимаю отсутствия позиции. Не понимаю… безразличия. Теодор пожал плечами и тоже вздохнул. Максим смотрел с некоторой тревогой и тоской во взгляде. – Ты для меня – друг, пока ты не решил перейти мне дорогу, Тео. – Я могу сказать то же самое. Их взгляды встретились, и Максим улыбнулся. – Хочу попросить тебя ещё кое о чём. Конечно, ты вправе отказать, и твой отказ не повлияет на нашу дружбу. Ключ от заброшенного госпиталя в парке – он ещё у тебя? Теодор вскинул брови. – Да… Я и забыл про него. Конечно, – он зажёг лампу, подошёл к комоду и принялся искать ключ. – Ты всё же решил вернуть конфискованный товар его владельцу? – Я и ребята давно этого хотим. Скоро придёт время для существенных действий. Может, ключ и не понадобится, но и лишним не будет. – И когда рейд? – спросил Тео, вручая ключ. Максим пожал плечами. – Точно не знаю. Но ты услышишь, когда это случится. Или, может, ты хочешь принять участие? Теодор покачал головой. Максим бросил на него последний спокойный взгляд, поблагодарил и ушёл. Юноша сел на кровать и устало закрыл лицо руками. Пора бы ему подыскать себе съёмную квартиру. Слишком уж плохо он вписывался в здешние нарастающее страсти. *** Вечером, на следующий день после расправы над языческим собранием, через несколько зданий от дома вдовы Эрдоган, в большом кабинете с камином три человека вели негромкую беседу. Тяжёлые шторы полностью закрывали окна, а в камине догорали деревянные поленья – вечер был прохладным. Возле окна в мягком большом кресле сидел отец Иоанн, закинув ногу на ногу; его худые плечи были укрыты тёплым пледом. Рядом с ним на круглом столике стоял поднос с чаем и сладостями, и горячий пар поднимался над чашкой. За большим деревянным столом сидел Орест, его лицо было серьёзным и сосредоточенным, через изящные очки в тонкой оправе он рассматривал разложенные перед ним бумаги. Третий мужчина, известный своим орденским друзьям под именем Жак-Луи Лазарь, проигнорировав предложенное ему кресло, стоял рядом с камином. Упёршись рукой в каминную полку, он слегка покачивался на каблуках и задумчиво смотрел на затухающие язычки пламени. Несмотря на молодой возраст и врождённую красоту, его лицо выглядело иссушенным, вокруг глаз вырисовывались тёмные круги, а вдоль нижней челюсти кожа покраснела и еле заметно шелушилась – мужчина был слегка нездоров. Но во взгляде его читалась ясность и оживлённость мысли, тело его было подтянутым, даже немного напряжённым, словно он в следующую же секунду был готов приступить к любым активным действиям. – …И ещё одно, пока я не забыл, – чётким деловым тоном говорил Орест, устало потирая лоб. – Иоанн, Кит передал мне, что с тобой желает встретиться какой-то парень, назвавший себя твоим бывшим учеником из семинарии де Шардена. Я получил от него письмо на свой адрес в Долине, в письме он высказал ту же просьбу. Похоже, тебя узнали тогда на площади. – Орест, разве это большая проблема? – Иоанн улыбнулся смущённо, наклоняясь вперёд. – Ты думаешь, это опасно? – Всё может быть опасно при нынешних обстоятельствах. Мы ведь не ради забавы прячем лица под масками. Прошу тебя, будь осторожен. В последующих выступлениях перед публикой, думаю, пока нет надобности. И тем не менее будет лучше, если никто из прежде знавших тебя людей не сможет за тобой проследить. Если рискуешь ты – рискуем и все мы. – Да… – Иоанн опустил глаза, рассматривая чашку в своих тонких пальцах. – Ты прав, конечно. Орест посмотрел на него внимательным взглядом, в котором под твёрдой чешуёй строгости светилась доброта. – Того юношу зовут Теодор Драйзер. Он сын Тамары Драйзер, женщины из Святого Антония. Ты помнишь его? – Конечно, – голова Иоанна снова взлетела вверх. – Чудесный юноша. У него доброе сердце, ищущее истину и справедливость. Я был бы рад увидеть его. – Он почти три года пробыл в семинарии, а семинария – оплот Синода. Тебе что-то известно о его отношениях с Синодом? – К сожалению, мне известно немного. Когда меня выгнали, Теодор был возмущён таким решением и тоже хотел уйти. Он не склонен слушаться наставлений учителей и священников. Интуиция подсказывает мне, что он обладает слишком самостоятельной совестью, чтобы уживаться с диктатурой Синода. Орест нахмурился – слова Иоанна не убедили его. – Я кое-что знаю об этом человеке, – Жак-Луи Лазарь оторвал взгляд от огня и повернулся к своим собеседникам. В его глазах теперь плясали огоньки, словно он впитал в себя догорающее пламя камина. – Конечно, если я ничего не путаю… Теодор бросил духовную семинарию, после чего жил и работал в гостинице «У Жанны», выполняя различные обязанности по хозяйству, а также помогая организовывать частную доставку товаров. Он дружил с Максимом Горьким – нашим юным революционером. Их часто видели вместе. Потом он ушёл из гостиницы и больше там не появлялся… – Ну и разведчик же ты, Лазарь, – Иоанн, улыбаясь, покачал головой. – Столько знаешь о случайных людях. Всегда удивляешь меня. Орест поднял брови и взглянул на Иоанна с лёгкой иронией, но тот не заметил взгляда. – Но я не знаю, что было с Теодором потом, – продолжал Жак-Луи. – Их перестали видеть вместе с Максимом. – Я знаю, что было потом, – резко ответил Орест. Он положил руки на стол, глядя на Лазаря поверх очков. – Теодор работает на аристократов Марескалла, учит их отпрысков иностранным языкам. Ходит в салоны. А живёт он в доме у Максима Горького – этот адрес он назвал Киту. Собеседники теперь удивлённо смотрели на Ореста, не моргая. – Однако… Как же интересно жизнь складывается, – Иоанн откинулся назад и утонул в мягком кресле, задумчиво поднимая чашку к губам. – Вполне понятно и логично складывается, – отрезал Орест. – Есть амбиции, есть голова на плечах – не будешь вечно пол в трактире подметать. – Хм-м, – протянул Лазарь, легко улыбнувшись. – Если Теодор преподаёт языки в дворянских семьях, то эту работу, скорее всего, ему нашёл Максим, который сам этим промышлял. Они хорошие друзья. А если они и живут вместе… Теодор не может быть агентом Синода, пока он дружит с Максимом. Революционеры – они убили бы за такое предательство. – Мы знаем, что Максим ищет с нами связи. Если они друзья, то Максим может использовать Теодора, – Орест ухватился за другую ниточку подозрений. – Какие бы благородные ни были намерения у Максима, мне это не нравится. Мы это обсуждали, я повторяю: связываться с шайкой молодых повстанцев – это верная смерть для нас. Иоанн вздохнул. – Я помню Теодора, как хорошего, честного и умного парня. Орест пронизал Иоанна взглядом, и тот спокойно смотрел в ответ. – По-моему, мы тут имеем всего лишь бывшего семинариста, который хочет увидеть любимого учителя, – Лазарь вновь облокотился небрежно на каминную полку. – Ты, Иоанн, умеешь западать людям в душу. Помнишь, Орест, как мужчина из твоего прихода упал на колени и целовал Иоанну руки? – Такое не забудешь. Но зачем рисковать ради каприза? Зачем это нам? – Ну так не будем рисковать. Пусть они встретятся в заброшенном доме Курта на Речной улице. Пусть Теодора приведёт кто-то из наших, кто проследит, чтобы не было хвоста. – Ты, видимо, уже придумал для этой встречи пользу, да, Лазарь? – тихо спросил Иоанн. Лазарь отвёл взгляд, но улыбка его стала шире – проницательность Иоанна забавляла его. – Если парень действительно уважает тебя, если ты для него кто-то вроде наставника и ты можешь влиять на него, то, очевидно, он может быть нам полезен. Почему бы не попробовать? Нет, я не предлагаю, чтобы он шпионил за Максимом, – Лазарь поднял руку в предупреждающем жесте, заметив поднятые брови Иоанна и Ореста. – Скорее… Он мог бы повлиять на Максима. В хорошем смысле. Нам это будет очень кстати. Мужчины некоторые время смотрели на Лазаря, переваривая сказанное. Потом Иоанн медленно расплылся в тёплой улыбке и перевёл взгляд на Ореста. Тот вздохнул, снял и бросил на стол очки, потирая ладонями усталое лицо. – Хорошо, хорошо, уговорили. Организуем встречу. – Отлично! – хлопнул в ладоши Лазарь. – Без меня справитесь? Я выезжаю в Италию послезавтра. – Справимся, – ответил Орест. – Жак, будь осторожен на границе. Кит сказал, что Синод расставил пограничников на каждой пешей тропинке в Сильвийском лесу. Наших людей стерегут, как редкую дичь. – Звучит весело, – губы Лазаря растянулись в улыбке, которая, впрочем, не коснулась его глаз, и он плавным жестом шутливо отдал честь Оресту. Иоанн наблюдал встревоженно и задумчиво, поглядывая на друга поверх чашки с чаем. *** Вечерние собрания в доме Максима продолжались, и Теодору становилось всё более неуютно из-за его собственной пассивности – он не хотел спускаться на встречи, считая это пустой тратой времени. Он желал переехать и начал просматривать в газетах объявления о сдаче квартир. Его труд оплачивался хорошо, он теперь мог позволить себе отдельное жильё, а его комнату мог бы занять кто-то из соратников Максима. Всё же некоторая польза в этом доме от Теодора была. Максим вёл переписку с рабочими профсоюзами и интеллигентными кругами Британии, рассчитывая найти в них поддержку своему движению. Максим не очень хорошо понимал по-английски, будучи влюблён в немецкий язык, а Теодор же, наоборот, хорошо знал английский, начитавшись много английской литературы. Он согласился просматривать и редактировать письма Максима, переводить и зачитывать ответы и статьи из британских газет. Исполняя обязанности переводчика, Теодор поневоле начал глубже вникать в деятельность круга революционеров и постепенно нашёл для себя, что их действия уже нельзя назвать “просто громкими словами”. Пропаганда оказывала действие. Газета, которую они публиковали в Бенефийе, становилась всё популярнее. О них говорили, к ним прислушивались. Соратники Максима писали петиции к Императору и Палате Депутатов, и их давление привело к переменам. Налоги для третьего класса урезали – крестьяне стали платить свои лордам меньше, и те были очень недовольны. Поклонников революции становилось больше, а сторонники Синода начинали бояться Максима и его людей. Максиму играло на руку то, что он был сыном разорившегося дворянина – в нём и его отце видели уже свершившийся переворот: мол, сама аристократия поддерживает простой народ. Конечно, графу Мирабо не было дела до урезанных налогов – ведь у него не было своей земли. Макс говорил, что его отец надеется получить кресло депутата. Правда, Теодор заметил, что Мирабо уже очень давно не появлялся в Марескалле, а Максим в ответ на его вопрос закатил глаза и сухим голосом сказал: «Очередная женщина где-то в провинции. Мой отец неисправим». *** Ответ Ореста так и не пришёл. Теодор уже не очень-то и надеялся его получить. В один из особенно солнечных весенних дней, когда Теодор спешил на урок и только что завернул за угол, поворачивая с улицы Лойолы на улицу Марка, его остановил невысокий человечек в длинном пальто и в шляпе. «Теодор!» – негромко позвал мужчина и поманил его пальцем к себе. Теодор подошёл, не пытаясь скрыть недовольство. Он опаздывал и не хотел задерживаться. – Я от Иоанна. Ты ведь хотел встретиться с ним? – незнакомец говорил очень тихо. Теодор оживился. – Да, конечно! Это возможно? Он сейчас здесь, в Марескалле? – Не спеши. Слушай меня. Завтра, в шесть вечера, встретимся здесь, на этом же месте, и я проведу тебя. Никому не говори об этой встрече, ни до, ни после неё. Никому, и Максиму Горькому в том числе. И не позволяй никому проследить за тобой. Ты понял? Придёшь к шести? Подобные предостережения вызвали у Теодора чувство опасности, но он подавил его. – Да, я понял. Я приду. Спасибо. Человечек кивнул и ушёл. Теодор, уже не спеша, побрёл дальше, сжимая в руке портфель. Он был рад, предвкушая будущую встречу, но и удивлён. «К чему такие сложности? Если Орден не доверяет мне, если так боится раскрытия своих тайн, то почему Иоанн вообще согласился? Я ведь не такая важная птица, чтобы из-за меня рисковать…» Когда Теодор уже сидел в доме своего ученика, проверяя его чтение, а мыслями вновь возвращался к странному приглашению Ордена, неприятная догадка появилась в его голове: «Неужели Орден захочет, чтобы я шпионил за действиями Максима?» Теодор зажмурился, прогоняя неприятное раздражение. «Ты же знаешь, что точно пойдёшь на встречу, Теодор, – ехидно заметил внутренний голос. – Там ты всё и выяснишь. Любопытство преодолевает любые сомнения…» *** В шесть часов на следующий день, который был гораздо более пасмурным, чем вчерашний, Теодор неслышно выскользнул из дома Максима. Убедившись, что на улице Лойолы не видно никого из знакомых лиц, он повернул на улицу Марка. Человечек в пальто уже ждал его там, возле тумбы с афишами. Теодор решил, что нет смысла спрашивать его имя. Они молча шли через город в южном направлении, шли долго, минут сорок, пока не прошли предместье Святого Антония и не оказались на краю города, на улице, носившей название Речная, последние дома которой терялись между деревьев, а в воздухе вокруг слышалось отдалённое журчание реки. Небольшой заброшенный особняк был не сразу заметен за густыми яблонями, которые уже покрылись свежей весенней зеленью. К тому же, дом был выкрашен в оттенки зелёного, словно должен был слиться с окружением. Двор дома зарос сорняками и молодыми побегами деревьев, с забора и с дверей во многих местах осыпалась краска, ставни были закрыты – видимо, здесь давно никто не жил. Но Теодор заметил на воротах и на дверях дома тяжёлые замки. Его спутник, подозрительно оглянувшись по сторонам из-под полей своей шляпы, вынул ключи и быстро впустил Теодор сначала во двор, а потом и в дом. Они поднимались на второй этаж, и покрытые пылью ступеньки скрипели под их ногами. Красивые резные перила говорили о том, что когда-то это был роскошный дом, обставленный со вкусом. – Это мы! – негромко крикнул человечек. – Вокруг всё чисто! Они вошли в одну из комнат на втором этаже, и Теодор облегчённо выдохнул, увидев Иоанна. Комната была почти пустая, за исключением старой, выцветшей оттоманки, на которой сидел Иоанн, нескольких шатких стульев и квадратного столика. Окна полностью закрывали тяжёлые шторы, оставляя лишь тоненькую щель, но комната не была тёмной – в скошенном потолке тоже было окно, пусть и слегка покрытое пылью. Широкоплечий здоровяк – видимо, охранник, – стоял возле окна и внимательно смотрел в щель между штор. – Теодор! – Иоанн встал и пошёл парню навстречу, улыбаясь своей привычно тёплой улыбкой и раскрывая руки для объятий. – Как же я рад снова вас видеть, Иоанн, – Теодор тоже улыбался, искренне радуясь встрече и обнимая учителя. Иоанн похудел, в его длинных волосах стало больше седины, на лице добавилось морщин, но движения его были все так же легки и невесомы, а взгляд наполнен добротой и любовью. На нём была длинная мантия из расшитой узором темно-коричневой ткани. Человечек, который привёл сюда Тео, обменялся взглядами и кивками с охранником и вышел из комнаты. Охранник не сдвинулся с места, молчаливо поглядывая то на Теодора, то на улицу через окно. Когда Теодор протянул ему руку, тот пожал её дружелюбно, но не представился. Иоанн пригласил гостя присесть, и они вместе устроились на оттоманке. – Как твоя жизнь, Теодор? Сколько же это я не видел тебя, Теодор? Два года… – Да, два с половиной. – Вроде бы и немного, а всё же… Столько всего поменялось. – Точно. Ваша история, впрочем, будет поинтереснее моей. Где вы были, Иоанн? Как вы теперь? – О, я очень хорошо. Моя жизнь повернулась к лучшему после ухода из семинарии. Как и твоя, полагаю, – Иоанн слегка прищурил глаза, но в них продолжали светиться радость и нежность. Теодор не отвечал, только смотрел с улыбкой, и Иоанн продолжил: – Орден стал для меня семьёй, как ты, возможно, уже догадался. Это люди, с которыми я чувствую взаимопонимание и гармонию. Люди с добротой в сердце. Его взгляд немножко погрустнел. Теодор спросил: – Орест подставляет себя под удар, верно? Его узнали на площади, многие знают, кто он и где живёт. Это большой риск, не так ли? Иоанн посмотрел на Тео и отвёл взгляд, тяжело вздыхая. – Да. Да, он очень рискует. Он умолк, глядя куда-то мимо собеседника. Теодор подумал, что Иоанн не собирается объяснять странное поведение Ореста. Здесь есть что-то, чего Тео не учёл. Собирается ли Орден, вопреки своей заявленной мирной позиции, дать отпор Синоду, если те заявятся сотней рыцарей Христа в Долину Людвига? Или Орест намерен бросить Долину и бежать? Иоанну явно была неприятной эта тема, и Теодор сменил направление: – Давно вы в Ордене, отец Иоанн? Вы пришли к ним сразу после ухода из семинарии? На лице священника снова появилась нежная улыбка – по-видимому, вопрос Теодора вызвал приятные воспоминания. – Нет, я пришёл не сразу. Я ничего не знал об Ордене, пока не попал к Оресту. Я был священником в церкви, в Долине, и однажды он пригласил меня к себе. Так мы и познакомились… И снова – взгляд в пустоту, вздох. – Могу ли я спросить, какая ваша роль в Ордене? Или это… слишком?.. Иоанн внимательно посмотрел ему в глаза. После небольшой паузы спросил: – Теодор, тебя очень интересует Орден, не так ли? – Да уж, пожалуй, – Тео развёл руками. – Почему? – Та помощь, которую Орден оказывает предпринимателям – это очень хорошее дело. Люди, которые, благодаря своему трудолюбию и знаниям, становятся мастерами своего ремесла, не могут получить с него выгоду, потому что не имеют достаточно свободы, связей, деловой энергии… Орден стал связующим звеном между такими мастерами и внешним миром. – Нуждаешься ли и ты в помощи Ордена? – Нет, не думаю. – То есть, твой интерес, он просто… – Я просто одобряю и желаю успехов. И если я могу быть чем-то полезен – скажите. – Ты хочешь быть полезен? – Я люблю быть… вовлечён во что-то хорошое, во что-то стоящее… – Теодор слегка растерялся, не зная, как выразить свою расплывчатую мысль. Иоанн наклонился к нему с тёплой улыбкой. – Ответишь на ряд вопросов: о тебе, о твоей жизни? – Конечно. – Отлично. Скажи, каково твоё мнение о действиях Синода? – Их действия вредят обществу. Их стоило бы остановить. – А что ты думаешь об обвинениях в оккультизме? О преследовании ведьм? Это тоже вредно? – Конечно. Это всё сказки. Не существует никакой нечистой силы, это просто повод для церкви убрать тех, кто ей неугоден, прикрываясь выдумками о боге. – Выдумками?.. То есть, ты совсем не веришь в Бога, Теодор? – Пожалуй, нет, не верю. Иоанн смотрел печально и разочарованно, его улыбка исчезла. Теодор пожал плечами и добавил: – Я за истину. За научные факты. Иоанн снова вздохнул и отвёл взгляд. Некоторое время он молчал, а потом сменил направление вопросов: – Ты ушёл из гостиницы “У Жанны” вскоре после того, как твоя тётя умерла? – Да. – Ты ушёл, когда твои родственники нуждались в твоей помощи. Ты отлично справлялся с делами, ты был важным звеном… Твой дядя Том просил тебя остаться, но ты даже не хотел его слушать. Это был уже не вопрос, а утверждение. Теодор прищурился. – Откуда вам это известно? Иоанн моргнул. – Неважно. Так ответь же, почему ты ушёл? – Том меня достал. Мне надоело. Я не хотел продолжать заниматься гостиницей, у меня были другие цели. – И ты не мог подождать, пока тебе найдётся достойная замена? Ты не мог усмирить свою гордость и наладить хорошие отношения с дядей? Предпочёл вообще оборвать связь? – Почему вы меня об этом спрашиваете? Какое это имеет значение? Иоанн снова помолчал, в этот раз не отрывая взгляда от Тео. – В Ордене… нас всех объединяет верность своей семье. Понимаешь? Теодор кивнул. – Понимаю. Но ведь… – его взгляд устремился мимо Иоанна, в пустоту, пока мысли собирались в кучу, – разве не лучше осознанно выбрать семью, в которой тебе будет хорошо, а потом уже присягать на верность? Иоанн вскинул брови, его глаза наполнились удивлением. После паузы он спросил: – Для тебя не стали такой семьёй люди Максима Горького? – Нет. – Но всё же ты ушёл жить к нему? – Да, в его доме мне лучше, чем в гостинице. Мне нравится Максим и нравится его отец, но я не причисляю себя к их политической группе. Иоанн отклонился на спинку дивана и задумался. В этот раз пауза длилась дольше. Теодор понимал, что он только что не смог пройти нечто вроде моральной проверки, и чувствовал из-за этого лёгкое раздражение. Наконец Иоанн, приняв, видимо, какое-то решение, снова обратился к нему: – Скажи, Теодор… С Максимом… Неожиданно охранник резко махнул рукой в сторону Иоанна, прерывая его речь, а потом выхватил из кармана револьвер, поднимая ствол к потолку. Одновременно в дверном проёме снова появился невысокий человечек в пальто и сказал: – За нами следили. Они нашли нас. – Я вижу семь человек, это полиция, одеты как простые горожане. – отрапортовал охранник, продолжая всматриваться в щель. – Двор чист. Идут только с улицы. Надо уходить. Теодор и Иоанн вскочили на ноги. Охранник повернулся к Теодору и навёл на него револьвер. – Ты их привёл, – это было утверждение, не вопрос. Теодор медленно поднял руки, качая головой. «Не может быть, чтобы всё обернулось так паршиво». – Нет, я никому ничего не говорил о встрече. Я не имею никакого отношения к полиции. Иоанн сделал шаг вперёд и встал между Тео и револьвером. – Не стоит, – сказал он охраннику спокойным голосом, исполненным просьбы. – Я не верю, что Теодор привёл их умышленно. Опусти оружие, пожалуйста. – Иоанн, нужно уходить, быстро, – повторил человечек в пальто. – Пока они не подошли к дому. Иоанн неожиданно быстрым движением схватил Теодора за руку и потащил за собой к выходу, объясняя на ходу: – Идём. Мы пойдём одним путём, а ты – другим. Прости, с нами тебе нельзя, но никого из нас не должна поймать полиция, потому что за этим последует допрос. Они быстро спускались по лестнице вниз. Человечек в пальто опередил их и прошёл вперёд, а охранник шёл позади. – Ты выйдешь из дома через заднюю дверь, которую я покажу тебе. Я не знаю, будут ли полицейские достаточно умны, чтобы быстро окружить дом. Надеюсь, что нет. Ты, пригнувшись низко к земле, чтобы тебя не заметили, пройдёшь через сад, там будет тропинка, ведущая к речке. Спускайся к воде, иди вверх по течению, в сторону города, очень быстро, лучше бежать. Берег там крутой и неровный, заросший густым камышом, есть где спрятаться. Двигайся быстро, но тихо. Будь осторожен. – Хорошо, хорошо. А как же выйдете вы? – У нас другой путь. – Вы точно будете в безопасности? Невесёлый смешок. – Точно никому ничего не известно. На первом этаже, в кухне, Иоанн открыл своим ключом дверь, которая вела во двор за домом. – Быстрее, Иоанн, бросай его. Надо уходить. Снаружи послышались шаги – несколько человек взошли на крыльцо дома. Иоанн снова посмотрел Теодору в глаза и сжал его руку. – Мне очень жаль, – прошептал Тео. – Мне тоже, – искренне ответил Иоанн. Теодор выскользнул во двор, дверь за ним тихо закрыли и он услышал, как в замке повернулся ключ. Он оказался на небольшой веранде, под металлическим навесом. Перед ним раскинулся густо заросший сад – к счастью, совершенно безлюдный. Солнце вышло из-за туч, но соседний высокий дом отбрасывал на сад длинную тень, что было очень кстати. Теодор услышал шаги слева от дома, за углом, и, едва дыша, нырнул в заросли. Отсюда уже было хорошо слышно шум речки – плеск воды было настолько громким, что легко заглушало шелест и треск сорняков, через которые Тео пробирался, согнувшись. Он услышал голос позади: – Киллиан, иди сюда, помоги мне. Нужно осмотреть сад. Ещё Теодор услышал отдалённый грохот: выламывали входную дверь дома. Он поспешил выбраться к речке как можно скорее. Преследователи двигались не спеша, тщательно осматривая сад, – значит, они не заметили его. В согнутом положении двигаться было очень неудобно, но скоро сад перешёл в такой же заросший склон, спускавшийся к воде. Теодор краем глаза заметил остатки забора, который когда-то отрезал сад от речки. В этом месте плеск воды совершенно заглушал любые звуки – совсем рядом, вниз по течению, была большая водяная мельница, и шум от неё расходился на сотни метров вокруг. Река укрывает… Теодор, поскальзываясь ботинками на влажной земле, спустился к воде. Под нависавшим берегом узкая полоска глинистой земли вдоль русла речки была покрыта большими круглыми камнями, и Тео, стараясь выбирать наименее мокрые и скользкие из них, осторожно пошёл вдоль воды вверх по течению, постоянно оглядываясь. Вскоре русло повернуло влево, и даже если бы преследователи вышли к воде прямо сейчас, они бы уже не увидели Теодора. Почти к каждому дому вверх от речки вела тропинка, и Теодор мог подняться по одной из них, но заходить в чужой двор было бы слишком опасно. Балансируя на неровных камнях, он продолжал спешно идти вдоль воды около четверти часа, пока не пришёл к ручью, впадавшему в речку. Вдоль ручья Тео пошёл вверх и вскоре оказался на улице, с высокими заборами по обе стороны. Улица была пустой и тихой, только из ближайшего двора послышался собачий лай. Парень быстро осмотрел свои штаны и куртку, отряхнул с них сухие веточки и листья, снял несколько репейников, заново перевязал и поправил волосы, которые спутались и растрепались во время бега. Как можно чаще сворачивая с одной улочки на другую, он поспешил вглубь города, избегая того маршрута, которым он пришёл на Речную улицу. Мысли вертелись в его голове, пока он шёл, стараясь держаться прямо и спокойно. На Орден вышла полиция по приказу Синода или кого-то ещё, кто имел влияние на полицию и кому Орден был костью в горле. Что бы случилось, если бы Теодор попал сейчас в руки полиции? Да, его бы наверняка допрашивали, Иоанн верно заметил. Но что Тео знал? Почти ничего. Впрочем, это не помешало бы полицейским помучить его, просто чтобы выплеснуть свой гнев. Теодор нервно оглядывался при каждом повороте. Солнце на горизонте садилось в тучи, и его тёплый свет последними оранжевыми лучами нежно ложился на стены домов, заставлял прохожих меланхолично щуриться. Какой прекрасной была бы эта вечерняя прогулка, если бы не возможная опасность быть упрятанным в казематы Дворца Правосудия. «А как же ушли Иоанн и его спутники?» Из дома было два выхода – на Речную улицу и в сад. Неужели Орден ведает системой подземных переходов? Это было бы очень интересное открытие, но Теодор знал, что больше не посмеет и близко подойти к заброшенному зелёному дому. Его всё сильнее разъедало чувство вины. Неужели полиция следила за ним с самого начала? Кто его подозревал, в чём? Почему? Эти вопросы не давали ему покоя, но встревоженный и напуганный разум отказывался работать. Теодору нужно было оказаться в своей комнате наедине с собой – это единственный способ привести мысли в порядок. «Минуточку… – остановил он себя и замедлил шаг. – А куда я иду вообще?… Если полицейские знают, за кем они следят, то наверняка уже кого-то отправили к дому Максима, чтобы поджидал меня там. Сегодня мне нельзя туда возвращаться…» Внутри у Теодора резко похолодело. В восемь часов вечера в доме Максима начнётся очередная встреча. Если кто-то из полиции подойдёт к дому и будет следить, то он увидит, как множество молодых людей прибывают к восьми, захочет узнать больше, подслушать. Чем это обернётся для Максима? Его петиции и газетные публикации – невинные законопослушные деяния в сравнении с теми кровожадными возгласами, что звучат на собраниях. Теодор поспешил к дому. Часы на его запястье показывали полвосьмого. Если он успеет прийти до того, как начнётся встреча, он сможет отвлечь на себя внимание возможного преследователя. Быстрее домой, зайти к себе в комнату, взять портфель с бумагами, идти на встречу… С кем? Сознание перебирало варианты и билось о стену. В конце концов, можно пойти к Корнелиусу и спросить о выдуманной забытой книге. Когда часы показывали без пяти восемь, и солнце уже опустилось совсем низко, Теодор наконец-то добрался до дома. По улице Лойолы, как всегда, ходили люди, знакомые разговаривали на тротуарах, девушки продавали сладости и цветы, иногда проезжали экипажи. Теодор не заметил никого, кто мог бы следить за ним, никаких подозрительных косых взглядов… Впрочем, откуда ему знать, насколько хорошо полицейские умеют скрываться. Он вошёл в дом, спешно поприветствовал юного студента, с которым пересёкся в коридоре, забежал к себе в комнату, в полутьме нашёл портфель с бумагами и собирался уже бежать вниз, когда, на лестнице, освещённой газовым фонарём, посмотрел на свои ботинки и увидел, что они изрядно испачканы глиной. Проклиная всё на свете, он вернулся в комнату, переобулся в старые ботинки и поспешил вниз. В гостиной уже собралось довольно много народу, и шум постепенно нарастал. – О, Теодор! – прямо перед ним возникло сияющее лицо Уильяма; тот как раз поднялся на крыльцо дома. – Убегаешь? – Да. К сожалению… – Теодор пожал Уильяму руку, стараясь хоть немного улыбнуться. – У меня дополнительный урок вечером, я зашёл взять… подготовленные тексты… – Ну, хорошо, – Уильям доброжелательно кивнул. – Успехов! – Спасибо. Э-э-э… – он не был уверен, что поступает правильно, но совесть настаивала на том, чтобы он сделал хоть что-нибудь. – Уильям, слушай… Я заметил, что сегодня по городу ходит полиция. Парами или по трое… Пешком, не на лошадях. Мне показалось, что они ищут кого-то. Может, я становлюсь параноиком, но всё же… Будьте осторожнее. Следите за высказываниями и не кричите, хорошо? Не стоит привлекать лишнее внимание, когда есть риск быть услышанными полицией. – Трусливых среди нас нет, Теодор, – Уильям гордо поднял голову, возвышаясь в дверном проёме. Его улыбка исчезла. – Мы осторожны, но мы готовы постоять за свои убеждения. Мы не желаем вечно играть в прятки! “Лучше бы я молчал” – подумал Тео. Уильям, словно стараясь подчеркнуть свою смелость, говорил громко, несмотря на то, что они стояли возле входа в дом, и от уличных прохожих их отделяли всего несколько метров. – Ладно, я понял тебя. Моё дело – предупредить. До встречи. Теодор повернулся, чтобы идти. Уильям окликнул его: – Теодор! Ты же за нас, правда? Он остановился и оглянулся. Во взгляде Уильяма был вызов. Где-то в глубине сознания Теодора зашевелилось неприятное чувство… Неясное предчувствие… – Да. Я за вас, – он просто не знал, что ещё сказать. – Но сейчас мне надо идти. Он поспешил прочь. Город вокруг него зажигал фонари, а высоко вверху небо наливалось глубокой чернильной темнотой.