Хранитель Империй

Прошло четыре года. Теодор стоял в дверном проёме гостиной пустого, заброшенного дома, и неприятная грусть закрадывалась в его сознание. Всё вокруг было покрыто пылью. Он стоял, положив руку на ручку двери и смотрел через пустое пространство прихожей на большую лестницу, что вела на второй этаж. Двое слуг, ожидавших своих хозяев в прихожей, в замешательстве посмотрели на Тео, не понимая его странного поведения. За его спиной нотариус, составлявший договор купли-продажи, смущённо прокашлялся. – Ваше Преподобие, и вот здесь ещё распишитесь… Теодор повернулся и подошёл обратно к большому столу, за которым сидели нотариус и Альфонсо Боргес. Он вывел пером свою подпись на очередной странице документа. – Господин Боргес… – нотариус передал договор Альфонсо. Тот, злостно сжимая челюсти, размашисто расписался на договоре, в котором говорилось о том, что Альфонсо Боргес продаёт дом номер восемь по улице Сен-Палатин Теодору Драйзеру. – Рад нашей сделке, святой отец, – Теодор иронично поднял брови и протянул Альфонсо руку. Альфонсо проигнорировал этот жест. Вместо рукопожатия он выплюнул: – Как любопытно, однако: поправками к законам ты сделал так, чтобы я был вынужден продать тебе дом по цене облезлой деревенской хижины. – Как забавно вы возмущаетесь утратой дома, в котором даже не жили, – Теодор развёл руками, – и который вы отобрали у прежнего владельца, не заплатив и копейки. – Враньё! – Альфонсо вскочил на ноги. – Не смей на меня клеветать, щенок, когда не можешь доказать ничего! Я купил этот дом, когда он принадлежал государству! – Синод – это не государство. И вы приложили руку к тому, чтобы Элиф Эрдоган изгнали из города, а её дом конфисковали. – И поделом! Колдунам, еретикам, отступникам не место в Марескалле! Я служу на благо Святой Церкви и всей Бенефийи. А ты своими манипуляциями добился того, чтобы я лишился дохода!.. – Вас никто не заставлял продавать мне дом. А что касается поправок к законам – у них были другие цели. – Ну, конечно. Ведь ты, несомненно, печёшься о судьбе третьего класса. – Представьте себе, так оно и есть. Нотариус убрал свои вещи в портфель и засуетился, чувствуя себя очень неловко. – Господа… Если я вам больше не нужен… – Да, Мигель, вы свободны, благодарю вас за помощь, – отпустил его Альфонсо и снова уставился на Тео недобрым взглядом. Когда за нотариусом закрылась дверь гостиной, Теодор сел в кресло за столом. Желая успокоить собеседника, он сказал: – Ну, хватит злиться, Альфонсо. Вам известны мои намерения – я всего лишь хочу восстановить справедливость. Пожалуйста, поведайте мне, где сейчас Элиф Эрдоган? Ваши люди преследовали её даже на юге, за пределами Марескалла. Куда они прогнали её? Альфонсо наклонился, вперив в Теодора взгляд, полыхающий недобрым огнём. – Теперь самому только дьяволу известно, где она. – То есть, её убили? – Этого я не знаю. И я не обязан отвечать на твои вопросы, – он повернулся и пошёл к выходу. – По приказу Наполеона полиция разыскивает вдову Эрдоган, – напомнил ему Теодор, повышая голос. Альфонсо остановился у двери, обернулся и поднял дрожащий от гнева указательный палец. – Вы с Наполеоном меня за идиота держите, да? Драйзер, ты думаешь, я не знаю, почему тебя, предателя, волка в овечьей шкуре, до сих пор не выгнали из Синода? Я ещё выведу тебя на свет! Ты нажился на наших потерях и подкупил добрую половину членов! Теодор усилием воли заставил себя выдохнуть и расслабиться. Он откинулся на спинку кресла и закинул ногу на ногу. – Ну, что ж, попробуйте доказать свою клевету. Альфонсо покачал головой и прошипел сквозь зубы: – Тебе это даром не пройдёт. Дверь за ним захлопнулась, и Теодор устало обмяк в кресле, закидывая голову назад. На самом деле, ему было всё равно, что Альфонсо собирается делать, и на какой свет его, Теодора, он попытается вывести. Молодой священник не держался за своё место в Синоде, и совершенно не боялся его потерять. Он работал механически, как колесо, вращаемое течением реки. “Делаю что могу, пока могу. А когда уже ничего не смогу, уеду отсюда, к морю, к волнам, греческим храмам и кипарисам…” Когда он был уверен, что в доме не осталось никого, кроме его самого и Эрнеста, он вышел в прихожую и поднялся по лестнице на второй этаж. Довольно странно было вспоминать свой прошлый визит в этот дом… Тогда здесь играла музыка, множество молодых людей разрисовывали друг друга золотистой краской и танцевали, покачиваясь, между разноцветных подушек и неярких ламп… Это было больше пяти лет назад… А сейчас – пустота и гробовая тишина. Теодор прошёл через большой зал, встал возле окна и невидящим взглядом уставился на улицу, по которой неспешно двигались прохожие, вдавливая в брусчатку облетевшие жёлтые листья. Поиски Элиф Эрдоган зашли в тупик и прекратились год назад. Теодор добился того, чтобы Синод посмертно оправдал Ореста и Жака-Луи и снял с членов Ордена обвинения в колдовстве, и чтобы любые преследования так называемых ведьм и колдунов были остановлены. Эта новость разлетелась по всей Бенефийе, и Элиф могла безопасно вернуться в Марескалл, но про неё до сих пор ничего не было слышно. Скорее всего, её и правда уже нет в живых… Теодор достал из кармана часы. Нужно было дождаться экипаж, который привезёт из предместья новую обитательницу этого дома – Тамару. Теодор договорился с матерью, что до возвращения Элиф в столицу она поселиться здесь и сдаст пустые комнаты в аренду людям, которым доверяет. Так молодой человек мог быть уверен, что его мать круглые сутки находится под защитой, и никто не сможет подобраться к ней, чтобы угрожать или отомстить за политические действия сына. *** Лучи солнца падали на Теодора сквозь занавески, когда он проснулся утром, после очередного бала во дворце. Рядом спала красивая женщина – одна из придворных дам. Теодор ощутил лёгкое чувство вины за то, что соблазнил её. Пора было идти работать – Макс скоро будет ждать его в их кабинете. Теодор написал своей подруге записку, положил на её платье, брошенное на кресло, оделся и спустился завтракать. Когда он пришёл в кабинет, Макс уже был там. Он хитро посмотрел на него – знал, что Тео уехал вчера домой не один. – Ты меня удивил. В последние годы ты такой сдержанный, сторонишься женщин. Настоящий священник. А вчера… Неожиданно. – Да. Но… Я почти жалею. Наверно, не стоило этого делать. – Ну вот, опять совесть-сдержанность, так не интересно. Куда делся тот Тео, которого я знал ещё лет шесть назад? Гроза женских сердец? Теодор вздохнул, садясь за свой стол и просматривая бумаги невидящим взглядом. – У меня полно работы, Макс, ты же знаешь. Шесть лет назад я достаточно наелся чувственных удовольствий. – Да что ты там наелся за свою юность-то? Так, кончиком языка зацепил. – И кончиком языка можно многое сделать. Тебе ли не знать. – Знаю, конечно. Они оба рассмеялись. Макс не скрывал того, какая у него бурная, полная страстных ночей личная жизнь. Маргарита Борман ушла от мужа с громким скандалом, некоторое время жила в здании своего театра, а потом переехала к Максу. При этом молодой аристократ ещё иногда спал с Луной, про что знал только Теодор. В дверь постучал и вошёл помощник из приёмной. – Милорды, к вам братья Люми-Перро. Желают говорить. – Прекрасно, зови их! – весело ответил Максим. Теодор нахмурился. Максим заметил это и улыбнулся. – Не хмурься, друг мой. Не в первый раз ведь. Сейчас будет весело. В кабинет вошли два брата. Полноватый молодой мужчина с безвольным подбородком – Бартоломей – придал своему лицу скандальное выражение и без вступительных церемоний начал: – Соизвольте объясниться, господа! Как смеете вы оспаривать те привилегии, которые были даны государством нам? Нам, кто отличился верной службой королю?.. – Кто отличился службой? – перебил его Тео. – Вы? Что сделали вы? Старший брат – Эммануэль – запылал гневом, его лицо задрожало. – Мой прадед защищал землю Бенефийи от набегов… – Ваш прадед, но не вы, – отрезал Максим. – Ваш прадед получил от короля землю и имения, и вы распоряжаетесь ими до сих пор. Семейного наследства у вас никто не отнимет. Но у вас нет никаких прав требовать чего-либо от государства сейчас. – Никогда ещё наш благородный род не был так оскорблен! Земли от Миройна и до Солисии всегда были в нашей власти… – Что абсолютно несправедливо, – вновь прервал его Теодор. – Тысячи людей живут в посёлках на подвластных вам землях. Вы отбираете у них зерно, муку, мясо, другие продукты и сырьё на продажу, оставляя им лишь крохи. – И они будут продолжать отдавать нам часть продукции, потому что знают: их хозяин защитит их! Наш род никогда бы не дал врагу прийти на эту землю и отобрать её. Турки, испанцы много раз пытались поработить наш народ!.. – Набегов на Бенефийю не было уже почти сорок лет. Господа, мы живём здесь и сейчас. И главная опасность, главное зло этих людей сейчас – это вы и ваши огромнейшие налоги. – Не было набегов, ха! – закричал Эммануэль. – Что можете знать вы? Ваши семьи не имели отношения к войне! Турки воюют в Италии, почти у наших границ, а вам на это плевать? Испанцы не поднимали головы сорок лет, ну и что? Враг наступает внезапно, война случается не тогда, когда вам это удобно, сэр, она приходит всегда нежеланна, нежданная и… – Это понятно. И что же, если придёт война – что вы можете предложить? Вы можете предложить им защиту? – спросил Максим. – Наш род – полководцы!… Мы поведём войско, мы будем… – Вы лично поведёте? Что вы знаете об организации боевых действий? – Мой дед… – Ваш дед мог рассказывать вам истории о том, как ваш прадед вёл оборону Миройна, – Тео начинал злиться. – Вы, возможно, знаете несколько приёмов, в теории. Но ни вам, ни вашим братьям, ни вашему отцу, никому из ныне живущих ваших родственников не приходилось участвовать в сражениях, не приходилось обучать новобранцев, разведывать местность, планировать наступление. И из кого вы наберёте своё войско? Из тех же крестьян, которые сейчас вспахивают поля для вас, и не умеют ничего, кроме вспахивания полей, потому что времени у них нет ни на что другое. – Ответьте мне на вопрос, – заговорил Максим, – что бы вы сделали, если бы поймали вражеского шпиона в своём лагере во время осады? – Само собой понятно, что бы я сделал, – плевался слюной Бартоломей, – посадить на кол, поднять этот кол высоко и выставить перед осаждаемым городом! – Неверно! – отрезал Максим. – Когда у вас в руках вражеский шпион, вы имеете прекрасную возможность его допросить и узнать всё, что вам нужно, о состоянии лагеря врага и о его планах. Договорившись со шпионом, заставив его встать на вашу сторону, вы можете его превратить в обратного шпиона, то есть такого, кто теперь будет разведывать информацию для вас. Эммануэль покраснел и хватал ртом воздух, как рыба. Его брат быстрее нашёлся с ответом: – А кто же тогда встанет на защиту королевства? Кто, по-вашему, имеет достаточно знаний и хитроумности? – У нашего императора Наполеона Бонапарта есть императорская гвардия, обучение и тренировку которой он лично контролирует. – Но это же совсем молодые юнцы! – Не моложе самого императора. Они вместе, под его руководством, уже участвовали в сражении на южном побережье Италии, и, как вам известно, имели успех. – Значит, новый лад, да? – выступил вперёд Бартоломей, тогда как разгневанный и расстроенный Эммануель не мог больше вымолвить ни слова. – Новый порядок, новая система? – Именно! – Максим высоко поднял голову, радуясь услышанным словам. – И соизвольте же тогда ответить на такой вопрос, сэр: какое место в этой вашей системе вы отводите старым благородным родам? Хотите бесследно и, по-видимому, безнаказанно стереть прошлое, словно его и не было? В один миг стереть старые порядки? – Мы ничего не уничтожаем, – возразил Теодор, – мы лишь восстанавливаем справедливость. Привилегии нужно заслужить. Вы свободны делать что угодно, что принесёт действительную пользу. – Вот как! – завизжал Эммануэль, – прикажете вступить в императорскую гвардию, может быть?! Или пойти поле попахать? Коров доить? И, может, вы станете рядом и будете рассказывать мне о том, как правильно доить коров? Ведь вы, появившись ниоткуда, взяли на себя власть распоряжаться, что правильно, а что нет! Указывать нашим семьям их место, руководить миром! – Мы разрабатываем указы, которые призваны установить благо для всех жителей королевства, – ответил Максим. Теодору урывалось терпение, он больше не мог держать себя в руках так же хладнокровно, как Максим. Он встал из-за стола и подошёл к братьям. Те отшатнулись от него, как от прокажённого. Он указал пальцем на Бартоломея и заговорил, стараясь не повышать голос: – Вы считаете, что вы не созданы для грязной работы, ведь ваш род призван руководить, не так ли? А что это означает, по-вашему? Что вы делаете? Тысячи людей на ваших землях выполняют работу, а вы пользуетесь её плодами. Что вы сделали для улучшения? В чём заключается ваша роль? Собирать налоги три раза в год? Вам известно о том, что округ Ореста Эскархиди, который насчитывает две тысячи жителей, имел за год до его казни 10 с половиной тонн зерна, чего хватило, чтобы обеспечить мукой этот округ и отдать остальное на продажу в Британию, получив чистой прибыли 12 тысяч динаров, закупив с этой прибыли новое оборудование? Ваши же люди в округе голодают, ваше зерно ценится на рынке в три раза дешевле. Вы можете сказать, почему так? Эммануэль и Бартоломей на этот раз онемели оба. После паузы Бартоломей взорвался снова: – Так вот в чём заключается ваша работа, монаршие ищейки, комиссия вынюхивальщиков! Считать чужие деньги, совать носы в чужие амбары! – Выметайтесь, – отрезал Теодор, не сходя с места. – Уходите. Здесь больше не о чем спорить. Я распорядился о том, чтобы «Космос Бенефийи» был выпущен большим тиражом. В полном объёме и отдельными урывками на буклетах. Прочитайте же наконец. Может, тогда вы меня поймёте. Он вернулся к своему столу и сел в кресло. Братья не тронулись с места. Бартоломей сделал шаг вперёд. – Вы ещё очень пожалеете, что перешли дорогу благородным домам Бенефийи. – О, мы к этому готовы, – Макс кивнул, и уголки его губ приподнялись в сдерживаемой улыбке. Казалось, он лично готов выдержать ещё много часов подобного спора, и у него даже пульс не участится. Бартоломей развернулся на каблуках и вышел из комнаты. Эммануэль, бросив на Теодора последний, полный обиды и ненависти взгляд, удалился следом, и дверь за ним с грохотом захлопнулась. Теодор посмотрел на Максима: – Советы о том, как обращаться с вражеским шпионом – это.. – Из «Искусства Войны» Сунь-Цзы, – закивал Максим, улыбаясь. – Понравилась? – Очень! – Бальзак плохого не посоветует, верно? – Ну, не обобщай. Знаешь, что он мне сказал, когда я показал ему мой список литературы, со времён семинарии, составленный в хронологическом… – Ой, всё, не начинай. *** Когда вечером Теодор вернулся домой, там никого не было. Конечно, его подруга ушла. Теодор снова ощутил лёгкий укол стыда. На столе в кабинете лежали переводы, чьей редакцией Теодор руководил – английские книги, статьи, письма. Книги переводились с инициативы Теодора, он теперь лично инвестировал в издательство. Довольно большую часть его времени теперь также занимала работа в комиссии, которую они с Максом создали. Как ответвление исполнительной власти, Макс работал с налогами, следил за должным внедрением новых законов и указов на местах, а Теодор, пользуясь членством в Синоде, заботился о том, чтобы никто не мог препятствовать деятельности учёных, инженеров и предпринимателей, и защищал их права от посягательств аристократов и членов Синода. В спальне Теодор нашёл свою утреннюю записку, оставленную даме. Ответа не было. Он с грустью вспомнил покойную Жанну и её вопрос о девушках. «Девушки – это способ приятно и нескучно провести время» – так тогда говорил Теодор. «Почему бы любви не быть короткой?» Да, такими мыслями он руководствовался и сейчас. Соблазнять было всё так же легко. “Так в чём же дело? Почему жалеешь? – вопрошал внутренний голос. – Пресытился в юности?” Нет. Тело и душа жаждали любви и нежности. В каком-то смысле он теперь понимал слова покойной Жанны: «Не лучше ли найти достойного человека и любить друг друга до самой смерти и после смерти?» Сейчас Жанна, наверное, сказала бы, что не нужно было отдавать Марию Георгу. И всё же… Тео смотрел на союзы Тома и Жанны, Цезаря и Бальзака, Максима и Марго. Они нашли родственную душу. Родственный Разум. Развлечения – это хорошо, конечно. «…Кончиком языка…» Теодор хотел предаваться наслаждению только с тем человеком, с кем в дружбе не только его тело, но и его разум, его сознание. А где лежит разум Теодора? – его взгляд скользнул к его книгам, остановился на «Космосе Бенефийи». “Влюбился в книгу, допустим, – тупо подумал Теодор. – Наверное, Амур был пьян, когда стрелял”. «Как Инь и Ян, как ночь и день…» – продолжали вертеться мысли в голове… Дополнение… Как ударные в оркестре дополняют скрипки и духовые… Как сопрано сочетается с баритоном в единой симфонии. Как страсть сменяется спокойствием – одно состояние подчёркивает другое и создаёт контраст. Как две фигуры кружатся в танце, сохраняя баланс… Теодор провалился в беспокойный сон, наполненный сладкими и одновременно мучительными видениями. *** На следующее утро, недавно проснувшийся, слегка сонный и недовольный, Теодор пришёл к дворцу, срочно вытребованный Императором. Наполеон не скрывал своего раздражения из-за того, что Теодор живёт в городе, а не во дворце – каждый раз за ним нужно было посылать человека, но Теодору было всё равно, он не желал быть частью королевского двора. Император собрал у себя Бальзака, Теодора и Сергея. Также в гостиной присутствовал посол – высокий сухой пожилой человек с седыми волосами, который всегда держался так, будто ему ни до чего нет дела. Впрочем, возможно, именно такими должны быть послы. Цезарь сидел за столом хмурый и, казалось, обессиленный, поэтому в гостиной стояла мрачная атмосфера. Теодор видел Императора таким только раз – когда арестовали подставного Жака-Луи. – У меня к вам, друзья, важная, но, увы, плохая новость, – начал Цезарь бесцветным голосом. – Генерал Вольф Гроссман, бывшая мощь и разум германской армии, который был ранен в очередной войне в Северной Африке, два года пребывал в полуживом, искалеченном состоянии и недавно скончался. Это событие – большое горе для Германии и союзных с ней государств. Гроссман был великим полководцем в войне против турок, его уход подрывает дух не только Германии, но и всей Европы. Каким бы ни было сильным само войско, Германия теперь ощущает свою слабость, ощущает себя уязвимой, словно её кастрировали. Ни на одном лице не мелькнула улыбка. Теодор видел, что Цезарю больно говорить, ведь Гроссман учил его лично, продолжал вести с ним переписку после того, как был искалечен. – Я… не получал от него вестей уже больше года. Наверняка он был в настолько плохом состоянии, что ему было не до писем… Впрочем, сейчас уже неважно. Вернёмся к теперешнему времени. Я прошу господина Баруа – нашего посла – отправиться в Германию сейчас. Нужно выразить сочувствие Бенефийи, заявить о нашей готовности сотрудничать, об участии и поддержке. Теодор, тебя я прошу тоже поехать, чтобы встретиться с представителями германского Священного Синода. Я написал Манчини и, опережая его решение, сообщил, что хочу именно тебя в качестве представителя нашего Синода. Он согласился, и мы с Бальзаком полагаем, что ни нашему Синоду, ни Папе в ближайшее время Германия не будет интересна. Сергей, тебя прошу поехать для обеспечения дополнительной безопасности. Присутствующие кивали в ответ на слова Наполеона. Никто не мог ничего добавить к сказанному. Когда детали поездки были оговорены, посол Баруа откланялся и спросил позволения удалиться. Бальзак пошёл его проводить до выхода из дворца. А Теодора и Сергея Цезарь остановил жестом: – Друзья, задержитесь на пару слов. Когда посол ушёл, Цезарь продолжил: – Для вас двоих у меня задание, о котором никто не должен знать. Как вы помните, моя долгосрочная цель – это перемирие с турками, и я уже который год пытаюсь уговорить главные европейские государства встать на сторону мира, заключить между Европой и Турцией договор о ненападении, и, конечно, о сотрудничестве и торговле. Я хочу склонить Франца Иосифа к договору, а это непросто, потому что Германская империя настроена на полное уничтожение турок, на то, чтобы полностью отвоевать Средиземноморье и польститься на Африку, чёрт бы их побрал. Вы знаете, что это одновременно и их собственные амбиции, и желание угодить Папе. Когда в последний раз я разговаривал с германским Императором, он смотрел на меня, как на ребёнка, и сказал, что сотрудничество с турками будет расцениваться как предательство Святого Престола. Германский двор предан Престолу больше, чем многие итальянцы. Ватикан от Франца Иосифа далеко, но дело, конечно же, в другом: Святой Престол у них там в головах у всех – у придворных императора, у членов Рейхстага и Синода; они продолжают считать себя Священной Римской Империей, тогда как лютеранство набирает всё больше популярности среди горожан и крестьян. В Германии происходит то же, что и в Италии: страна истощена военными походами, нарастает недовольство и недоверие к католической церкви, формируется национальное восстание. После того как генерал был покалечен, и стало известно, что он вряд ли встанет на ноги, император и его приспешники вроде как угомонились. Германия сейчас в открытую заявляет о том, что прекращает войну, направляет свои силы и ресурсы вовнутрь. Залегает на дно и зализывает раны, короче говоря. Об этом пишут в газетах. Об этом пишут в личных письмах с вензелями и печатями: Германии обрезали когти. У нас с Бальзаком нехорошие чувства насчёт такой демонстративной капитуляции. Постарайтесь выяснить, каковы истинные настрои сейчас среди верхушки, в Синоде… – взгляд Наполеона задержался на Теодоре, – и среди простого населения, среди горожан, – взгляд упал на Сергея. – Я хочу понимать, что происходит, чтобы знать, какой подход к Францу Иосифу мне выбрать, как на него можно повлиять. Или, может, не на него, а на другие ветви власти. Просто смотрите, слушайте, спрашивайте, потом обсудим. Хорошо?