И так, Я стал пятой стороной в Четверке печально-известных дворянских семей! - Том 1.

      Королевство Олдо в давние годы изобиловало роскошью и чрезвычайно тоталитарным режимом.       Все в этом месте напоминало серость.       Изобиловало данное королевство 21-им регионом, и 84-мя городами. Один из этих городов был самым важным, как и в остальных королевствах — столица Цирия.       Регионы с 16-го по 21-й были практически неугодными для существования, туда будто бы не распространялась власть. Все было возложено на руки административных Глав и Старейшин.       Средний класс жил в промежуточных регионах — с 12-го по 15-й, зажиточный класс жил с 5-го по 11-ый, а Высшие жили с первого по четвертый. Отборнейшие люди первого сорта — Сангини*. Первый класс, первого региона, в центральной столице — Цирии 01.       В Цирии — 02, жили более известные дворяне: графы, герцоги, лорды и служители королевской семьи Олдо.       В Цирии — 03 жили жалованные господа. То есть только что обретшие свои титулы, за особые услуги перед королем или отечеством.       В Цирии — 04 жили разжалованные или низко-падшие, разорившиеся представители знати, что могли вернуть свой титул одним способом: выдать или женить своих отпрысков на ком-то с вышестоящим титулом, но все равно очень редкий случай, когда кто-то из Цирии — 04 поднимался выше Цирии — 03, не говоря уже о королевских семьях и Вышепоставленных чинах, или службы у короля.       Согласно истории, на престол Олдо восходит юнец достигший пятнадцати лет, в исключениях шестнадцати, если на период его Коронации имели место быть, уму не постижимые происшествия. Ими так же считались самозванные родственники Королевской семьи, жены, шарлатаны и те, кто умел влиять на не очень разумное создание, которое не имеет своего мнения, должного авторитета и вынуждено слушать бесконечное число советников, регентов и даже рыцарей низшего ранга.       Эта система никогда не была надежной и парень, появившейся здесь пять дней назад это знал.       Из прошлой жизни он принес лишь воспоминания о том, как поругался с матерью, боль о том, что никто из довольно многих родственников не пришел к нему на помощь, ни тогда, ни ранее.       Он принес с собой привычку молчать и, как можно меньше, перечить. Мало-эмоциональное поведение и некоторые знания о выживании.       Не смотря на то, что в прошлой жизни, ему было семнадцать лет и он явно считался не совершеннолетним, он уже с четырнадцати лет мог немного заработать себе на жизнь, если мать не находила его заначку. А она находила, и очень часто.       Смены мест хранения менялись быстро и чаще обычного, особенно в последнее время, а в мутных воспоминаниях теперь четко отражались будни, когда он мыл подъезды или, если удавалось не наткнуться на конфликтных пенсионеров, наводил порядок в домах.       Иногда, вместо денег, более лояльные соседи отдавали ему, что-то из еды, а иногда, что-нибудь из алкоголя.       Алкоголь он перепродавал в местных, нелегальных пабах, за гроши правда, но после мог купить себе немного крупы и молока. А возвращаясь домой, устало окидывал пустым взглядом бардак на кухне и уходил к себе, чтобы в очередной раз вымести насекомых рядом с подоконником. Он жутко боялся насекомых, а некоторых на дух не переносил настолько, что иногда спал прямо в небольшом коридорчике, на полу, лишь бы громадные сколопендры не свалились на его кровать или на него.       Когда он открыл глаза и очутился в большом и явно незнакомом доме, то очень перепугался. Он слышал о притонах, о том, что возможность продать собственного родственника тоже имеет место быть и первая мысль, которая тогда его посетила, была — она продала меня.       Ненависть в перемешку с собственной никчемностью, но редкостным умением, или отклонением, лучше сказать, не выражать внешне никаких эмоций, помогла здраво оценить все происходящее.       Комната была роскошной, в темно-бежевых и бордовых тонах, поделенные на двое стены. Туалетный столик для джентльменов, шкаф, явно с дорогой одеждой и специальная подставка в ногах, в конце кровати, на которой и лежал новый комплект.       Сердце забилось подстреленной птицей. Будет очень стремно, если он попал к какому-нибудь богатому извращенцу, с ненормальными наклонностями.       Глаза быстро пробежались по комнате в поисках острого предмета. В комнате пока никого не было. Ноги были плотно укрыты и он, посчитав до десяти, быстро подорвался с места и кинулся к туалетному столику, начиная остервенело дергать на себя выдвижные ящики и рыскать в них, однако находил лишь булавки, ленты, расчески, специальные украшения-крепления, напоминающие те самые рюши, приходившиеся на моду пятнадцатого и конец девятнадцатого веков.       Паренек все еще рылся во всем этом вырученном хламе, но после таки наткнулся на складную, старинную бритву из серебра. На ум сразу же пришел Суини Тодд. Схватив онную, пацан быстрым и неаккуратным движением открыл ее, и тут же выронил, громко зашипев и прижав окровавленный внутри большой палец ко рту, обхватив рану губами. Он недовольно прищурил глаза и только сейчас уставился на отражение и застыл.       Из отражения серебристой-зеркальной поверхности на него смотрел не семнадцатилетний парень с черными волосами, бледной кожей и телом — кожа и кости, относительно не высокого роста, где-то 166-169 cм, а двенадцатилетний пацан, причем довольно подтянутый и высокий, опять же для своего возраста, в атласной, аккуратной и красивой одежде, бледно-голубого цвета: ночная рубаха и штаны.       Немного загорелый, что этому лицу и телу очень шло, глаза не черные, уставшие, полу-сонные, как было ранее, с мешками под глазами, а металлические-синие и явно с густыми, темными ресницами, что сильно выделяли разрез и подчеркивали, некую красоту этих очей. Нос немного вздернутый, при реалистичном изображении этого субъекта на каком-нибудь реал-арте, здесь бы выделили горбинку, если повернуть голову в полу-анфас. Губы в отражении выражали сплошную, тонкую линию, лицо было узким и овальным, с грубыми очертаниями в подбородке. Сразу вспомнилось стилизация старых ультимативных сёненов, вроде Ван Писа, Ванпачмена или из новых, ближе к Клинку Рассекающий Демонов. Хотя, если так посмотреть, по глазам стилистика была, ближе к Клинку, то есть жирно выделялись контуры, а зрачки рисовались как в том же фейри-тейл или Ван Пис. Нос тоже от Ван Писа, с едва уловимой стилистикой Джо-Джо четвертого сезона — «Несокрушимый алмаз». А рот и впадина под ним, четко-выведенная и плавная линия, как в большинстве манг, на загорелом лице редкие и бледные веснушки, именно такие, что появляются в жарких странах или в сезон.       Загар подчеркивал некую жилистость и здоровье тела, что очень выделялось, когда этот из отражения тянул шею и поверх ключиц проступали мышечные связки, будто шею этот мелкий качает.       Когда взгляд медленно двинулся чуть выше, то заметил достаточно высокий лоб и высокую, объемную стрижку undercut-а**, только поднятую в затылке и объемную, такая явно хорошо расчесывается и смотрится эстетично, собранная отдельными гребнями ближе к затылку, когда как отдельные, тонкие прядки падают на лоб или около него.       Такая стрижка была очень популярна у военных… и это возымело любопытство.       Попаданец присмотрелся повнимательнее. Волосы его были русо-каштановые, то есть с металлическим оттенком у корней, а на свету были темно-карамельные, но и прямо-таки каштановыми этот оттенок было нельзя назвать.       Все еще прижимая к губам свою кожную перепонку между большим и указательным пальцем, попаданец медленно протянул руку к зеркалу и провел по ней ладонью, будто пытаясь стереть, какую-то пелену. Он слишком долго и весьма шокировано рассматривал отражение и лишь спустя длительное время понял, что… это лицо, что отражалось было через-чур живым. Получается, герой, смотрящий на него из зеркала, достаточно эмоционален? В отличие, от попавшего в него.       Парень еще долгое время думал, щупал стекло, чтобы убедиться в его реальности, а потом медленно отвел от губ раненую руку и заметив, как у ранки медленно набухает жемчужинка крови, нахмурился и снова поднеся ее к губам, сжал зубами. Во рту образовался металлический привкус, а неприятная искра боли прошлась по руке, пальцам и предплечью.       Попаданец еще не до конца верил в происходящее, но отстал от бедной раны, явно испуганно начиная осматриваться по сторонам.       Большие окна были закрыты тяжелыми тканями, бархатных, плотных штор коричневого цвета. Мебель по большей части состояла из дерева, но кое-где была мраморная окантовка, как у того же туалетного столика или некоторых полок. Кровать была намного больше той, что могла наблюдаться в его прошлой жизни, а старинная, складная бритва, была выплавлена из серебра и имела выплавленные гравировки, причудливых загогулин с обоих сторон.       Теперешний русый мальчишка лет двенадцати, нахмурился и медленно подойдя к дорогой вещице, наклонился и поднял ее рукой, что не была повреждена. Правая, с порезом, неприятно нарывала.       Как только он поднял бритву, то непонимающе уставился на нее. Если он в теле сорванца, то каким образом столь странная вещь оказалась в его покоях?       Осмотрев ее получше, попаданец взял бритву за край и немного приоткрыл, теперь более осторожно и тут же вздрогнув, едва не отшвырнул ее в сторону. Внутри и ближе к лезвию, рукоятка данного приспособления была в высохшей и запекшейся крови. Страх начал снова одолевать русого со всех сторон, вызывая ощущение, будто вокруг него сгущается тьма, в которой впору задохнуться.       Он начал довольно нервно, часто и шумно дышать, стараясь не издавать ни звука, а когда за белой, и отделанной или покрашенной частично золотой краской или лаком дверью, раздался странный скрип, русый и вовсе зажал рот ладонью, быстро спохватился, остервенело посмотрел влево, вправо, вперед и в сторону. Когда гул собственного дыхания и сердца смешались в один рокочущий звук, шаги за дверью стали более отчетливыми, а нынешний русый пацан, резко развернулся, быстро и шумно открыв ящик внутри туалетного стола, запихнул оружие, что явно использовалось для определенного рода действий внутрь того, что был с различными, тканями, бабочками, рюшами, платками и жабо. Он засунул бритву поглубже и стал быстро, и воровато все поправлять, а когда шаги стали слышны совсем близко, а ручка с другой стороны двери щелкнула, русый дернулся и громко задвинув ящик, обернулся на вошедшего в его покои.       Это был сгорбленный, лысый старик с тоненькими, подкрученными усами в форме дворецкого, века эдак 14-го. Он, то ли жмурился, то ли вообще не открывал глаз. Русый постарался не дышать, разглядывая его во все глаза так, будто увидел настоящее чудовище.       Дворецкий, вкативший внутрь комнаты металлический, двухэтажный поднос на колесиках, явно удивился такому поведению мальчика. — Молодой господин? — наклонил он голову, слегка вперед, — Что-то случилось?       Глаза русого лишь сильнее расширились и он вновь побоялся вздохнуть, а еще хуже было от четкого осознания: пацан, в чьем теле он оказался, был слишком эмоционален… у него буквально все было написано на лице и этот неестественный ужас, а так же застекленевшие в неестественной, металлической голубизне глаза, с суженным зрачком тоже… — Молодой господин? — снова обеспокоенно уточнил дворецкий и попробовал подойти к ничего не понимающему мальчишке. — Не… не подходи! — резко выдвинул руку перед собой тот, сказав это довольно властно и даже резко.       Голос внутренне раздался незнакомым, что естественно, но почему-то понравился его новому владельцу.       Пацан медленно опустил голову и отвел взгляд, пытаясь понять, что вообще сейчас происходит и где он (?). — М-мо… молодой господин… — не на шутку забеспокоился дворецкий, — вам плохо? Позвать остальных господ? Или вашу матушку? — Матушку? — резко вскинулся тот, будто это слово было для него самым неприятным на свете, — Н-нет… я… Он так же обеспокоенно и испуганно осмотрелся по сторонам и повернув голову к зеркалу снова, решил, что его новое обличие все-равно кажется ему знакомым и незнакомым одновременно, однако каша в голове и внутренняя паника, не давали до конца разобраться, что же она ему напоминает… — Я… мне приснился кошмар… эм… — он обернулся на дворецкого, словно бы намекая на то, чтобы тот назвался. — Олдер… ваша милость… — Олдер… — повторил русый, но тут же понял, что ничего знакомого на ум так и не пришло. — Может все-таки позвать вашу матушку? Или врача? — ласково и с беспокойством снова уточнил дворецкий. — Н… нет, лучше… — взгляд метнулся в сторону подноса, — воды… — Слушаюсь, мой господин… — поклонился Олдер и отойдя к тому, открыл верхнюю, прямоугольную, впалую крышку.       Там оказался ранний, можно уточнить, постельный, легкий завтрак, в виде графина с водой, стакан молока и пшеничное печенье на небольшом, серебряном блюдце.       Русый немного прищурился, хотя и не замечал этого за собой, но он четко понимал, что теперешнее его лицо слишком активно выражает эмоции, даже малейшие, и скрыть их получится вряд ли. Внутри неприятно стянуло желудок от этой мысли.       Русый подождал, когда стакан наполнится водой, а Олдер так же взял кусочек лимона и какую-то металлическую ковырялку, и воткнув ее внутрь мякоти, покрутил над стаканом. Кусочки плода и сок упали внутрь прозрачной жидкости. У русого не получилось сдержаться, чтобы не сморщится, когда сознание четко выдало ему кислый привкус этого напитка. — Что-то не так? — поднял голову старик. — Я… что, обязательно пью воду разбавленной? — уточнил тихо русый, чувствуя, как от кислой мысли у него немного свело зубы. — Конечно, юный господин… вы разве забыли? — Что-то я сегодня, слегка рассеян, Олдер… — он замолчал ненадолго и будто пытаясь сблефовать или неудачно пошутить, уточнил, — А, что насчет тебя? Ты, надеюсь помнишь, как меня зовут? — Бог с вами, господин Демос! — чуть не выронил острую ковырялку дворецкий, — Да чтобы я забыл! Мне этого не позволят, даже если я впаду в старческий маразм! — Что? — кажется, Демос, коим его назвали только что, удивился больше последнему высказыванию, нежели собственному имени, или вовсе пропустил его мимо ушей. — Что? — старик теперь ужаснулся собственным словам, — Нет-нет! Юный господин! Вы меня не правильно поняли! Он активно замахал руками. — Я ничуть не жалуюсь! Я просто ответил на ваш вопрос! Вот… я, никогда не забывал, ни ваше имя, ни свои обязанности. — Вот как? — лицо Демоса стало непроницаемым и он единожды усомнился, стоит ли благодарить этого старика, прежде чем отпустить его… однако, попробовать, не значит вызвать подозрения, так? — Спасибо, Олдер… можешь идти. — А? — старик удивился. Этой реакции нынешний Демос и ожидал, он повернулся к зеркалу и посмотрел на старика уже через отражение.  — Я рассеян из-за кошмара и еще до конца не проснулся. Не принимай на свой счет. — Как… скажите… — заикаясь кивнул тот, положил ковырялку на поднос и медленно вышел из комнаты.       Оставшись наедине с собой, русый еще долго рассматривал свое отражение, а иногда даже касался собственного лица, шеи, волос, все это с любопытством рассматривая, а после задержал взгляд на одежде в отражении и взявшись за низкий воротник, отстегнул несколько пуговиц, медленно дойдя до пояса и выправив рубаху из штанов.       Он раскрыл вороты и окинул взглядом туловище. Вполне себе здоровое, но детское тело. Разве что, детской припухлости еще не наблюдается или, вернее сказать, уже… Живот плоский, с уже чем-то вроде намеков на пресс. Русый скинул с себя рубаху и отшвырнул ее на постель.       Плечи не широкие, но руки достаточно покатые для этого возраста. Форма лица, глаз, носа и губ отдаленно напоминало ему одно произведение, что он читал ночью, после ссоры с матерью.       У главного героя там тоже не лады в семье. В частности, с отцом. Но, что-то на Дэниса сий экземпляр не похож, от слова совсем. Разве что, глазами. И-то, цвет не тот.       Интересно, он туда попал или не туда? Реально ли все это? Рисовка схожая… черты узнаваемости тоже. — Пацан вырастит красавчиком, если будет тренироваться, или что-то в этом роде… — тяжело вздохнул он, — Демос, значит… вы еще скажите мне, что и он хочет стать пиратом… я в Stargazing? Или еще где?       Он посмотрел в сторону окна и медленно пройдя к шторам, раскрыл их.       Он находился на этаже… эдак третьем. Снизу его приветствовал оживленный, не очень светлый, но в меру, красочный город, явно с элитными обитателями.       Здесь все пестрило роскошью и высшим сервисом: высокие, дорого-отделанные дома, похожие на особняки, поместья и замки. Каменная дорога внизу, и ровная для дилижансов. Для атмосферы, правда, не хватало парочки или, может, десятка заводов, что дымили бы на всю округу, подчеркивая, немного не жизнерадостную, но очень горделивую атмосферу сия округа.       Множество вычурно или строго-одетых граждан. Ох уж этот странный вкус на перья, причем не в самом эстетическом смысле. Так же немного настораживают, но будто заставляют кое-что вспомнить, различного рода одежды с отделкой под змеиную, крокодилью кожу и чешую, разного рода крупных и не очень рептилий.       Синие глаза Демоса немного прищурились и поднялись выше, рассматривая дома. Влево, вправо, выше. Вот часовня, вот башня, ведущая к водонапорному каналу. Это все казалось ему таким знакомым, но в то же время, через чур свежим. — Нужен герб страны… я… — глаза остановились на синем, дорогом бархате, серебряной вставке и отделанной синими сапфирами змеей, пожирающей человека, — в Олдо…       Русый выдохнул и почувствовал, как с низа живота, к ногам спустился неприятный холод. Конечности, будто окоченели.       Не успел русый снова задернуть шторы, как дверь в его покои снова открылась и в ней материализовалась высокая женщина, с властным взглядом, худым телом и лицом, и металлического цвета волосами, собранными в свободную косу, что лежала у нее на плече. На ней было строгое, изумрудное, но не менее богатое платье в пол, с высоким горлом и пышными, рукавами-фонариками. Судя по лицу, она редко пользовалась макияжем, но так же была Демосу не знакома! — Что это значит, Демос? — скрипучим, уставшим и строго-властным голосом, вопросила она, окинув взглядом сперва русого, а после его разобранную кровать, не тронутый, ранний завтрак и безобразно кинутую на кровать смятую, ночную рубаху. — Э-э… — только и выдавил из себя мальчишка, медленно повернувшись к женщине лицом, почему-то покраснев, заметив при этом, двух горничных за ее спиной и только сейчас осознал, пусть и не полностью, но он все же раздет. — Я тебя спрашиваю! Смотри на меня! — крикнула женщина. Русый стушевался и невольно вздрогнув, поднял на нее весьма жалостливый и смущенный взгляд. «Меня, что? Будут, как Дэна пытать, бить розгами и психически мучать?» — пронеслось в голове и мальчишка немного побледнел, нервно проведя по комнате одними глазами, будто ища в ней спасительный угол, — «Не здоровая атмосфера, что-то здесь витает…» Глаза поднялись на женщину, что строго и высокомерно на него смотрела. «Интересно бы теперь узнать, кто — она такая… А еще интересней… кто теперь, черт возьми — я? Кто такой, этот Демос, который теперь - я?» — русый тяжело выдохнул.