Мертвые мотыльки

      Ночь за окном поместья Забини стояла мрачная, тяжелые портьеры пожирали тусклый лунный свет, с трудом пробирающийся из-за густых туч. Панси честно хотела сначала уйти, а потом, наоборот, войти в комнату, но так и не смогла шелохнуться, гадко подглядывая за чужими тайнами.       Гермиона безмолвно проследовала к центру комнаты и остановилась перед своим хозяином, который продолжал напряженно таращиться в пол. Он поднялся, и брюки из мягкой ткани почти неслышно зашуршали. Через пару ленивых шагов Малфой очутился совсем близко к грязнокровке. Весь этот путь он не вынимал рук из карманов, и только находясь рядом, не спеша потянул их вверх. Его кисти опустились на девичьи плечи, а следом скользнули вниз по всей длине до кончиков пальцев.       — Соскучилась? — с издевкой прыснул принц и вместо того, чтобы наклониться, поднял ее ладонь к губам для поцелуя. Как и ожидалось, Гермиона выдернула руку, не получив свой снисходительный знак приветствия.       — Команды «скучать» не было! Я уже знаю «сидеть», «лежать», «лапу»… — начала задумчиво перечислять Грейнджер, загибая пальцы с под корень обглоданными ногтями. — Можем выучим новую — «умри»? Не хочешь подарить мне вечную свободу, Хозяин? — отзеркалила она коронную ухмылочку Драко, которая к этому моменту бесследно разгладилась на его лице.       Губы принца плотно сжались в тончайшую линию, а глаза сверкнули нездоровым огнем и злобно сощурились. Малфой в долгу, конечно же, не остался, у него на такие случаи всегда было что ответить.       — Почему бы и нет, ведь я могу сжать так, — сцепил он свои пальцы на удивительно тонкой девичьей шее, дергая резко на себя, чтобы через мгновение опасно зашипеть, — и надо мной суда не будет!       Реальность поплыла перед глазами Панси. Впервые она по-настоящему осознала, какую власть Драко имеет над своей грязнокровкой. Грейнджер могла изгаляться над ним сколько угодно, но всего одно слово — и она замолчит навечно. Однако ее обворожительная стойкость и несгибаемость слишком сильно восхищали Паркинсон, чтобы она могла трезво оценить всю безысходность положения подружки. И она, задержав дыхание, продолжила наблюдать за тем, как грязнокровка не боялась противостоять миру вопреки всему.       — Марать руки не в твоих правилах. Только прикажи, и я вздернусь на шелковых простынях сама, — ухватилась Гермиона за его запястье обеими ладонями, не давая вырваться и отпустить ее горло.       Драко весь побледнел и пошатнулся, чувствовался в нем какой-то надрыв, который заметила не только Паркинсон. У этих двоих имелся непревзойденный талант «прозрачно» намекать. Лучше бы уж прямым текстом ему все высказала, чем так. Интересно, подумал ли мерзавец в этот момент о болтающейся под потолком Гринграсс? Хотелось верить, что даже для этого лицемерного гада гибель Глупышки не прошла незамеченной. Только вот такую несчастную мордашку он легко мог состроить, чтобы сыграть на чужих чувствах.       — Она сама… — все же глухо выдохнул принц, и его глаза заблестели, пока он продолжал смотреть сверху вниз на свою грязнокровку, сжимая челюсть чуть ли не до хруста зубов.       Они вглядывались глаза в глаза. Грейнджер в очередной раз нацепила на свое, и без того не шибко милое лицо, пылающую ярость. Этот ее дурной взгляд говорил намного больше, чем постоянно невпопад открывающийся рот. У нее точно будут отвратительные морщины с глубокими заломами, если она не прекратит так хмуриться.       — Конечно, как и все! Даже безвольная грязнокровка ложится в твою постель сама. Это всегда свободный выбор, ты лишь играешь обстоятельствами… — зло прошипела Гермиона, и ее Хозяин взорвался.       — Играю! Я играю?! Кто вертел шашни с отбросом Хиггсом за моей спиной? Кто отравил меня, чтобы в завершении столкнуть с Тео? Кто все время заставляет меня пожалеть о своем решении помочь одной неблагодарной грязнокровке? К слову, униженная всем миром Панси не без энтузиазма помогла притворить все это в жизнь. И ты еще смеешь в чем-то меня обвинять?       — Во-первых: не шашни, а романтические привязанности! Во-вторых: не отравила, а опоила! В остальном попал точно в цель, такой догадливый, — отрапортовала Грейнджер с присущей только ей холодностью. Она и бровью не повела, когда Малфой раскусил всю суть их задумки, и продолжала вести себя так, словно это тоже было частью плана. Честность Грейнджер однажды выйдет им всем боком, очень глупо вести партию, докладывая сопернику свои намерения.       — Снимай все до последней тряпки, — наконец сквозь зубы процедил Драко, опять опуская руки в карманы брюк. — Это приказ… — кинул он небрежное уточнение, чем опередил разглагольствования грязнокровки, которая уже глубоко вдохнула для новой порции сопротивления.       Воли хозяина она не ослушалась — вещи медленно начали падать на пол. Драко сделал вокруг нее полукруг, пристально разглядывая, как длинные девичьи пальцы расстёгивают пуговку за пуговкой на старом платье Паркинсон. Он остановился позади и после недолгих раздумий уткнулся лицом в пушистое воронье гнездо, которое Грейнджер несправедливо называла прической.       — Ты очень плохо себя вела в последнее время, — прошептал гаденыш, оставляя поцелуй на затылке. Руки принца легли на плечи, не позволяя ткани скатиться с тела, а ведь он сам приказал ей раздеться.       — Кто-то же должен поддерживать огонек в наших «отношениях»! Пришлось взять это бремя на себя, — злобно зашипела Гермиона и со всей силы дернула платье. Оно резко сорвалось из-под рук Малфоя, плавно скатываясь по бархатной коже в трепещущем танце свечи. Только на мгновение ладони гаденыша поднялись, но тут же вернулись на место. Пальцы неспеша начали продавливать нежную кожу, крепче цепляясь за хрупкие плечи.       — Не перебарщиваешь ли ты с «огоньком», дорогая? — прошептал Драко, и его лицо исказила отталкивающая улыбка, прежде чем он наклонился поцеловать грязнокровку в шею.       Все его манипуляции и телодвижения не помешали ей продолжать оголяться, хотя казалось, что скользкий гад словно нарочно затруднял этот процесс, все время цепляясь то за руки, то за вещь, которую она вознамерилась снять.       И вот, когда на ней не осталось даже белья, принц усмирил свои шаловливые руки, опуская их в карманы брюк. Он обошел Гермиону, чтобы рассмотреть получше — как сначала было решила Паркинсон — но глаз своих вниз не опустил, не стал дотошно разглядывать даже особо интересные места, на которые мальчишки обычно обращают внимание.       — Нравится вот так вот? Нравится? — прошипел он, продолжая «танцевать» вокруг эпицентра своих несчастий. В конечном итоге ему удалось полностью завладеть ее вниманием.       Грейнджер продолжала молча стоять полностью нагая, и она не собиралась ластиться к нему, заискивать или пытаться вымолить прощение, это стало очевидно для всех присутствующих. В том, что он хороший хозяин, Малфой, судя по всему, был уверен на сто процентов. Панси больше не видела лица грязнокровки, пышные кудри все скрыли, пока скользкий гад исходил желчью, отчаянно пытаясь наладить с Грейнджер зрительный контакт, а она продолжала таращиться в сторону и молчать.       Стоило уже либо уйти, либо войти, но Панси не смогла сделать ни шагу. Она безмолвно наблюдала за изощренным наказанием, и не могла заставить себя вмешаться в их противостояние. Казалось, что хозяин жаждал подчинения, и Грейнджер подчинялась безоговорочно, но делала это своеобразно, что совершенно его не удовлетворяло. Принц не вытерпел давящего молчания первым, слишком резко подскакивая к ней, не в состоянии вовремя остудить свой пыл.       После затянувшейся паузы Малфой опять распустил руки, но только для того, чтобы вытащить шпильки из девичей прически. Буйные кудри рассыпались по спине Гермионы, и он с трепетной нежностью пропустил между пальцев пару прядок, оставив их покоиться на ее груди. Не то чтобы его взгляд стал мягче или растерял желчь, просто ко всему примешалась капелька по-домашнему согревающего тепла. Однако все это быстро исчезло, как только они опять зацепились с Грейнджер глазами.       Совсем немного вздёрнутый уголок тонких мужских губ заставил Гермиону снисходительно фыркнуть и закатить глаза. Малфой в ответ продемонстрировал острые зубы, его тело резко качнулось вперед. Свеча дрогнула, причудливо искажая тени на стенах, заставляя их двигаться в новом чудаковатом танце. И чтобы скользкий гад из себя не строил, по мнению его грязнокровки выходило не очень. Испуганной она не выглядела, раскаявшейся тем более, а вот уставшей — может быть. Он не поленился в очередной раз достать руки из карманов и пропустить блестящую прядь непослушных кудрей между пальцев, не отрывая глаз от ее лица.       — Что за нежности? Просто сделай то, для чего купил, — раздраженно зацепилась Гермиона за мужской ремень, но ловец оказался проворнее.       Парень разжал свои пальцы и не спеша вернулся на диван, рассаживаясь, широко расставив ноги. На его лице опять появилась злость, что он всеми силами пытался скрыть. Драко словно доказывал ей или себе, что выше собственных инстинктов, чище низменных пороков и неподвластен безумию. Внутренняя борьба вылилась в нервный смешок, который скользкий гад отпустил куда-то в сторону.       Извращенная пытка, им же и придуманная, была в первую очередь казнью для него самого, но вряд ли он это понимал. Светлая голова Малфоя давно возложена на гильотину собственных заблуждений, однако Гермиона все никак не могла дернуть за рычаг, чтобы окончательно отсечь себя от хозяина. Может с плотским влечением гад мог совладать, а вот с желанием сердечной близости нет. Ему всегда было важно залезть в душу как можно глубже. Вечно недолюбленный маленький мальчик, которому необходимо одобрение. Всегда хорош и всегда недостаточно, адский замкнутый круг, в котором Драко так и не добежит до заветной цели — папочка не похвалит за труды, Грейнджер не признается в чувствах. А чувства были, Панси знала это наверняка, но упрямая грязнокровка ни за что не позволит себе в них растворится и потерять последние осколки собственного «Я». И совершенно не ясно, хорошо это или все же плохо.        Смотреть на них стало нестерпимо больно. Те странные эмоции, что бурлили внутри из-за всего сразу, только добавляли обжигающе ледяной тоски. Глупость творилась в этой полупустой комнате — сплошное мракобесие. Всего два человека… Одна свеча… Кусочек луны… И столько обиды, что вполне можно утопить в ней мир.       — Разве я относился к тебе плохо? Почему ты не можешь просто… я не знаю… — потряс головой Драко, начав внимательно разглядывать свои руки, и Панси стало его чуточку жаль. Он словно хотел спросить, почему Гермиона не может просто любить его, опуская тот факт, что между ними никогда и ничего не могло быть просто.       Этот невысказанный вопрос так и повис, пока они оба хранили молчание. Малфой продолжал слишком внимательно разглядывать свои руки. Он периодически тяжело вздыхал, печально ухмыляясь мыслям, и был как-будто не в силах поднять глаза на девушку мечты.       — Нельзя заставить любить, но можно заставить ненавидеть, — охрипшим голосом почти неслышно прошептала Гермиона, и лицо ее Хозяина совершенно лишилось крови. Панси даже почудилось, что из глаз принца, которые он резко поднял, ушел цвет. Грейнджер тоже потускнела, вся ее мятежность осыпалась у ног, лицо разгладилось, и она впервые за весь вечер нерешительно собрала руки в замок, стараясь не смотреть на человека перед собой.       Малфой не спеша поднялся, достал из кармана брюк пожёванную салфетку, ловко скручивая побитую жизнью белую розочку, и протянул своей грязнокровке. Она медлила, не торопилась взять цветок. Рука парня еще раз осторожно качнулась, настаивая принять дар, но Грейнджер осталась при своем. Тишина между ними была такая громкая, она давила и выворачивала наизнанку, пока эти двое так по разному смотрели друг на друга.       — Ненавидишь меня? — обреченно выдохнул Малфой, дотошно сверху вниз разглядывая каждое изменение и эмоцию на чужом лице. Грейнджер ему так ничего и не ответила, крепче перехватывая себя под локти.       Серые глаза принца печально опустились в пол, он поджал губы и несколько раз тряхнул головой, а после его рука с бумажным цветочком обреченно рухнула и повисла вдоль тела. Этот гад был жалок, казалось, что он сейчас разревется. Всё его существо отдавало бессилием, он выглядел безумно уставшим и измученным. Гаденыш заставил ее обнажиться, чтобы не чувствовать себя ущемленным. Голое девичье тело против настежь распахнутой юношеской души.       Свеча в комнате больше не дрожала — тени на стенах не танцевали причудливые танцы, они замерли так же как и те, кто их отбрасывал. Тишину нарушил вдох Драко, когда он глубоко через нос втянул в себя максимум кислорода. Грязнокровка вздрогнула, продолжая напряженно за ним наблюдать. Победа была практически в ее руках с омерзительно обглоданными ногтями! Панси своими собственными глазами видела, как крошился очередной Монстр. Грейнджер как-то смогла сломать Хозяина, натягивая свой поводок до предела. Только чем больше она тянула и вырывалась, тем сильнее ошейник сжимал ее собственное горло, не оставляя возможности вздохнуть.       Тьма отравляла разум Панси, пристыжая человеческое любопытство, момент казался таким интимным и совершенно не для посторонних глаз. Грязнокровка одной рукой притянула Драко к себе, а другой невесомо дотронулась до жалкого бумажного цветочка. Всего в одно мгновение она разрушила всё! Скользкий гад одержал победу — Гермиона сдалась. Он весь просиял, воспрял, сбросил невидимый груз, что тянул его к полу. Малфой даже качнул несколько раз плечами и выпрямился, вырываясь из густой тины своих переживаний.       Шепот было не разобрать с такого расстояния, но он и был не для чужих ушей. Грейнджер говорила только для одного слушателя, который таял от каждого ее слова. А потом она взяла его лицо и заставила смотреть на себя, заставила его широко открыть глаза и вглядываться в манящую неизвестность ее души.       Малфой оставил долгий, крепкий поцелуй на внутренней части девичей ладони и потерся как истосковавшийся по ласке кот. Грязнокровка уткнулась ему в шею, и Драко блаженно закрыл глаза, позволяя и себе дотронуться до нее. Подушечки пальцев еле касались девичьей кожи, даже как будто и не касались, а парили вверх-вниз в миллиметре над ложбинкой позвоночника.       — Я устал с тобой воевать, Гермиона, больше не могу и не хочу, — громко шептал этот гнусный вор так, что Панси могла услышать его. Все мышцы оцепенели от всепоглощающего дикого страха потерять опору, лишится подходящего человека. Он хотел украсть Гермиону… Скользкий гад ее не заслуживал, никто не заслуживал! Грейнджер была обязана бороться до последнего вздоха, а вместо этого грязнокровка повисла на хозяине, позволяя его рукам шарить по обнаженному телу. Он опять пропустил прядь непослушных кудрей между пальцев и осторожно мазнул губами по губам, прокладывая дорожку из поцелуев к шее, которую еще совсем недавно хотел свернуть.       Темные глаза Гермионы медленно скрылись за полуприкрытыми веками, и пошлый стон выскользнул на волю. Как бы Малфой не пытался бороться со своим внутренним Монстром, но тварь все же вырвалась на звук, как хищник на сладкий аромат крови. Его цепкие щупальца тут же обвили хрупкое девчачье тело. Образ воинственной Грейнджер медленно погибал, в комнате осталась теперь совершенно незнакомая Панси девушка, охочая до грязной ласки.       — Давай уже уедем в твою треклятую Америку, — болезненно выдохнула эта чужачка в лицо Драко, и он уронил голову на ее, они осторожно соприкоснулись лбами.       Очень давно на лице принца не было такого чистого счастья. Он закусывал свои губы, чтобы хоть как-то сдержать навязчивую улыбку, пока крепче прижимал к себе грязнокровку. Его руки неспеша беспрепятственно водили по чужому телу, наслаждаясь каждым дюймом бархатной плоти.       Прежде чем их губы все же встретились, Малфой достал из кармана еще пару салфеток и свернул для Гермионы эти нелепые белые розочки. Она бережно сжимала их в кулаке, нежно отвечая на поцелуй, водя по светлому загривку парня пальцами свободной руки. Ладонь сползла на его шею, потом на грудь и опустилась к краю рубашки. Они потонули в водах их запретной любви, такой неправильной и безнадежной.