your [pet's] name

      Солнечная погода над мегаполисом не слепит глаза, несмотря на то, что Луи не надел защитные темные очки (на самом деле, он терпеть не может их носить, потому что остаются следы на носу); парень прочесывает короткую, слегка влажную от утреннего душа челку назад, рассматривая постепенно заполняющееся людьми место его назначения. Весна. Половина седьмого утра. И один из сотен Нью-Йоркских зеленых парков, известный своим скоплением разного вида четвероногих друзей.       Парень приветливо улыбается окружающей обстановке по мере приближения к лохматым созданиям, с самого раннего утра поднявшим хозяев и вынудивших их устроить прогулку в этот район. Лучи занимающегося и пока что холодного солнца иногда попадают на глаза Томлинсона, но они все еще не в силах заставить молодого человека жалеть, что его глаза не покрыты, ведь Луи уверен: так он видит живую картинку в ее лучшем естественном виде и безупречных зеленых цветах небольшой раскрывающейся листвы, черно-белых шерстинках собак и золоте, отражающемся от труб.       Шатен и его верный лохматый черный лабрадудль без особых усилий перебегают дорогу, не доходя до пешеходного перехода, так как успевают поймать момент отсутствия непрекращающегося потока автомобилей, и оказываются в заветной тени парка, где гуляющий ветер моментально подхватывает шерсть собаки и дразнит попытку Луи расчесать пса перед выходом из дома. Парень присаживается, обнимает своего преданного четвероногого друга и оставляет поцелуй на темной макушке, открепляя поводок от узорчатого красного ошейника, скрывающегося за длинным шерстяным покровом.       — Гуляй, малыш.       Определенно радостное фырканье вылетает из пасти питомца, который привычно убегает вперед, услышав разрешение от своего хозяина-божества. Луи некоторое время остается на месте, в сидячем положении сливаясь ростом с большими собаками вокруг, потому что, во-первых, он, может быть, слишком засмотрелся на своего питомца этим особенным гордым влюбленным взглядом, а, во-вторых, ему нужно вернуться разумом в действительность Нью-Йорка и завязать шнурки. Когда ранним утром твой пес буквально сносит тебя с ног, чтобы наконец-то выйти на улицу, ты надеваешь кроссовки кое-как, просто молясь, чтобы они удержались на ступнях до парка.       Тканевая обувь теперь плотно облегает ноги Луи, и он встает, прищуриваясь в поиске своего друга. Парню не нужно свистеть или кричать его имя, потому что тот сам чувствует, что пора возвращаться. Из кармана ветровки Томлинсон достает погрызенный желтый мячик, в котором его друг просто души не чает (собственно, как и в любом другом летящем предмете — будь то голубь на улице или перекинутый через всю комнату скомканный хозяином лист бумаги). Лабрадудль единожды лает, выпрашивая игрушку, и парень не в состоянии сдерживать искреннюю счастливую улыбку от того, как дразнит друга: он крутит мячик в руках, перекидывает его из одной ладони в другую, заставляя пса подпрыгивать на двух лапах, и в конце концов кидает предмет с командой: «Апорт!»       Так продолжается около пятнадцати минут, пока питомец все же не совершает то, ради чего Луи и поднимается каждое утро с первыми лучами солнца (ну, может, не совсем с первыми), и молодой человек может снова продолжать заряжаться позитивной энергией на весь день от игры с лохматым существом, которое, видимо, никогда не устает бегать кругами и ловить один и тот же мячик в двадцать восьмой раз. И эта игра продолжалась бы дальше, если бы не удар неопознанным объектом в правое плечо Томлинсона, а затем и ощущение тяжелых лап явно не его пса, потому что тот только убежал по команде, и приближающийся крик:       — Нет, приятель, не смей! Брось! Оставь! Боже…       Луи, все же немного сонный от раннего пробуждения и на этот раз точно ослепленный удачно подвернувшимся лучом солнца, даже не успевает осознать, что происходит, не то, чтобы сказать что-то, как к нему подлетает высокий молодой человек, оттягивающий собаку. Этому коротковолосому кудрявому незнакомцу не стоит больших усилий отодвинуть своего питомца и обступить его длинными ногами, чтобы слегка зажать четвероногого под собой.       — Сиди смирно! — в последний раз шикает прохожий и поднимается, выпрямляя спину, приветственно раскрывая зеленые, словно растущие вновь листья вокруг, глаза и складывая увешанные серебряными кольцами руки перед собой в молящем жесте. — Прошу прощения! Я не хотел задеть вас, вы в порядке? Еще раз простите, он рванулся, я не успел-       Шатен мотает головой, постепенно представляя очередь событий, что с ним случилась, на секунду тоже наклоняется, чтобы поднять тяжелую резиновую косточку грязно-розового цвета, не слабо ударившую его в плечо, и протянуть ее хозяину, который вынужден снова приструнить пса, заметившего игрушку.       — Полагаю, это ваше? — улыбается Луи, приветственное выражение лица немного успокаивает кудрявого парня, который помечает в голове: «Он не злится, все хорошо». — Все в порядке, правда, не волнуйтесь, — еще раз подтверждает Томлинсон, замечая постепенное облегчение в глазах собеседника и то, как занятно сегодняшнее солнце отражается и в его зрачках.       — Д-да, спасибо. Еще раз извините!       — И еще раз: все в порядке.       Высокий парень разворачивается на месте, отпуская собаку, которой шепчет наставления о поведении, рассматривает противоположную сторону парка, откуда они пришли, и не решается снова кинуть косточку, пока не будет уверен в чистом горизонте. Томлинсон еще раз усмехается, наслаждаясь весенним днем и легкими дуновениями воздуха, приподнимающими ветровку, и выискивает своего питомца, который должен был бы уже вернуться. О, вот же он: снова лезет к этому чертовому мусорному баку! Луи закатывает глаза, поджимая губы в разочаровании, потому что сегодня отгонял его оттуда уже два раза, и поднимает голос, прикрикивая:       — Гарри! А ну! Фу! Быстро вернись!       Кудрявый молодой человек сначала тушуется. Затем слышит свое имя еще раз. И снова с продолжением в виде: «Фу!». Он разворачивается, хмурясь, пытаясь понять, в чем заключается шутка и откуда незнакомец знает, как его зовут:       — Простите?       Луи акцентирует внимание через несколько секунд, когда до него доходит, что обращаются к нему. Он вопросительно кивает, не понимая, что еще нужно его бывшему собеседнику.       — Да? — намекает Томлинсон, потому что кудрявый молчит уже некоторое время.       — Вы меня позвали. Мы знакомы?       — Я вас не звал.       — Только что.       — Повторюсь: я вас не звал.       Лохматый черный лабрадудль наконец-то подбегает к хозяину, настороженно рассматривает стоящую рядом с его человеком другую собаку, почти такой же породы, как и он сам, но коричневато-бежевого цвета, и дергает носом, изучая запах, продолжая удерживать желтый мячик во рту.       — Молодец, Гарри, хороший мальчик. Отдавай, — Луи тянет руку, ожидая, пока предмет упадет к нему в ладонь, а смущенный и все еще не двигающийся с места парень пялится на эту картину.       — Простите, вы сказали: «Гарри»?       — Да… — «И чего ему нужно?..» — Так зовут моего пса. Верно, малыш?       Питомец не понимает, зачем, но чувствует, что сейчас нужно негромко тявкнуть, чем радует хозяина и за что получает почесывание за ушком.       — Оу... Я подумал, вы обращаетесь ко мне, извините…       Кудрявый теперь точно собирается уходить, в свои ранние двадцать смущенный двойной неловкостью, но Луи его снова останавливает, на этот раз — специально.       — Подождите! Вас зовут Гарри?       — Да.       — Что ж… — Томлинсон усмехается, подмечая еще одну любопытную вещь сегодняшнего утра. — Забавная ситуация… Меня зовут Луи, приятно познакомиться.       — Как вы сказали? — Гарри-человек отвечает на рукопожатие, предварительно перекладывая косточку в левую руку.       — Луи.       — Оу… — только и может повторить парень, потому что, нет, это просто невозможно. Он не верит даже в совпадение со своим именем, но — еще одно?.. Это какая-то шутка, определенно. Кто-то из его друзей пытается его разыграть, Гарри уверен. Однако замешательство в глазах Луи настолько искреннее, а шок кудрявого настолько притупляющий, что он отбрасывает вариант со скрытой камерой и каким-нибудь юморным телешоу.       — Что-то не так?       — Секунду… — молодой человек садится на корточки рядом со своим лабрадудлем и шепчет ему, но так, чтобы его собеседник тоже мог услышать. — «Голос» на свое имя, приятель, — поглаживая макушку питомца, Гарри поднимает светящиеся даже на таком расстоянии зеленые радужки, и, вглядываясь в нового знакомого снизу вверх, произносит. — Как вы сказали вас зовут?       Шатен откашливается, хмурясь, и задумывается о том, насколько странный молодой человек сидит перед ним и, может, лучше вообще уйти отсюда скорее, но доверие, которое непонятно чем вызывает эта персона, и окружение свидетелями вытягивает из него негромкое имя:       — Луи.       В тишине утреннего парка раздается острый лай.       Оба молодых человека смотрят друг на друга, полностью опьяненные осознанием неожиданной ситуации, пока каждому она кажется невероятным сном. Гарри подмечает обведенные радостными морщинками голубо-серые глаза, чем-то похожие на сегодняшнее небо, и не находится в словах, подражая в этом деле Томлинсону.       Собаки, понимающие, что угрозу их хозяевам точно ничего не представляет, решаются сойтись, щелкая носами, и радостно пофыркать друг на друга, принимаясь за совместную игру. Показывают пример.       Это смешит сначала Луи, а затем и Гарри, который поднимается на ноги и снова оказывается выше нового знакомого.       — Приятно познакомиться, Луи, — парень переводит взгляд вниз и кивает на игру питомцев. — Кажется, они понравились друг другу.       Кажется, речь не только о питомцах.       — Знаете… Собаки действительно отражение своих хозяев.