С тобою в Новый год

      Я не раскрасил золотую осень И не сберёг уюта вечностной зимы. А ты ушла — я знал, что ты уйдёшь, не спросишь, Что будут долго мне мерещиться ещё твои шаги. ^1       Уснули за окном последние птицы, несящие зиму и стремящиеся за весной куда-то, в другие края, подальше от этого края: шумного веселья и пышных вечеринок в честь главного дня в году. Который освещал ночные улицы где-то там, в знакомой, но такой далёкой и вовсе не манящей сейчас цивилизации. В минуты совсем иного чувства и загадок о том, что оно способно принести и чем дополнить уходящий, уже покинувший их год.       Маленькие дети, которых выпустили из отеля посмотреть на грандиозный Грандовский салют ещё полтора часа назад, не могли угомониться, веселясь в лобби отеля и понимая и встречая этот год иначе, чем взрослые: в занимательных разговорах и воодушевлённых и, каких было скорее больше, чем первых, восторженных репликах. Потерянные в загулявших коридорах отеля родители спешили развести их по номерам, не забывая самим расставаться с возгласами праздничного вечера, с друзьями, чьи беседы были уже не так чисты, поскольку не трезвы, отчего обладали, не как прежде - внятным окрасом, и с трудом могли завершиться на конкретной ноте. Из-за чего прощание это и вопли уставших и вместе с тем взволнованных происходящим детей затягивались.       Сами хозяева отеля, по привычной обоим традиции, продолжающейся вот уже второй год подряд, смиренно выпивали за своим единственным у сцены столиком, где перед ними ещё час назад покорно пел своё "Оле-Оле" и "Босоногий мальчик" приглашённый, по всей видимости, из прошлого года и прошлого отельного корпоратива Леонид Агутин.       Как будто и не было этих 365-ти дней, вымученных излишней скромностью, нелепой гордостью и дерзким эгоизмом. Которые, однако, в итоге не сумели привести ни к чему иному, как к большой, единой слабости. Признанной с поражением обоими. И, кажется, год, который прошёл за меньшим своим исключением зря, и не подаривший ровно ничего - сладостных хлопот, трогательной любви и тонкого, хрупкого, но долгожданного доверия, которое послужило бы единственной наградой среди всеобщего, ненужного и неразборчивого - ещё надолго останется у них в памяти, как самый легкозабытый, беспорядочный год, однако, с тоннами умных мыслей. Которые, жаль, что с самого его начала или хотя бы чуть раньше не привели к чему-то важному. Тому, что за них сейчас вынужден "разгребать" и решать новый год.       А старое уходило, прощалось со звоном весёлого бокала, налитого пенящейся жидкостью, пахнущей праздником, а значит - и мандаринами, коих в хрустальной вазочке, на кухне, было много. Растворялось в свете горящих ярких гирлянд и их многочисленных огней на немногочисленных окнах домиков персонала. Чьи обладатели всё же решили ими обзавестись и озарить не только свои крохотные помещения уютных, вынужденных комнат, но и тропинки, во время прогулок по которым взор горел, а сердце радовалось, как в детские годы и забавы при виде настоящего волшебства.       Помимо прочего, наверху играла шумная музыка - владельцы комнат на последних этажах неохотно прощались с ночью, которая им была предоставлена для особого назначения. И даже стены, возможно, содрогались от чувствительности к восприятию музыкального слуха соседей, кто устроил эту, по словам Юрия Сергеевича, "буянку". И тихая, уже вовсе отошедшая от масштабных празднеств и громких ритуалов, укромная комната, озарённая полумраком от света прикроватной лампочки, искала утешения в своих просторах, впервые просивших тишину за Новый год, который здесь когда-либо отмечали. Но не впервые за своё существование и появление в жизни Ксюши.       Я не раскрыл сюрпризов долгожданные подарки. Наверное, просто в осени своей уснул. А ты ушла. Но кто же знал, что так бывает, Что несберёгший счастье платит за несбывшееся чудо. ^2       Прошлый Новый год озарился для неё не менее шумным весельем и странной суетой, но осознание настигшего, как гром, праздника пришло не вскоре, и отнюдь не сразу по приходу стрелок в заветную позицию часов. Тот же новогодний корпоратив: изводящий, капризный вечер, настолько плавно перетекающий в ночь, что даже не оставляющий своих следов; громкие, назойливые гости и нетерпеливые владельцы всего этого "бала" (или, как сказала Ксюша - "бухой вечеринки"), не оставляющие свою "подопечную" в покое ни на минуту прихода новой "эпохи". Которую она даже не успела и, в общем-то, не смогла отличить от старой. Может быть, поэтому говорят, что "как Новый год встретишь - так его и проведёшь", и потому все несносные (смею вновь оговориться: с меньшим количеством им противоположных) триста шестьдесят пять дней прошли так нелепо, оставив незамеченный след в памяти о себе.       Что-то с тех пор, как она мысленно подвела для себя итоги, нестерпимо изменилось. Появилась возможность доверять и довериться людям. А вернее, конкретному человеку, который сейчас ждал её, чтобы оказаться вот-вот рядом с ней в тёплой постели. Появился шанс получить любовь. Появилась жизнь, чтобы больше не испытывать влюблённость. Чтобы стать на шаг выше от этого. Перестать искать ходы, бежать от собственных красноречий и искать утешения, иногда - в бутылке вина, а не в себе, родной. Как в ту, прошлого года ночь.       Каблуки натирали, плотное обтягивающее платье с кучей декоративных швов и подкладом из неприятного синтетического материала сдавливало в области грудной клетки. Угнетала, несла по своим волнам усталость. Но ноги, несмотря на всё и несмотря на это, сами несли танцевать. Как и сейчас соседи этажом и этажами выше, они с Юлей нашли и "врубили" старую колонку, орали под песню Руки Вверх "Я по тебе скучаю" и не отпускали свои обиды на старый год, закончившийся - и слава Богу. Она не просила тишины, она просила Юлю сделать погромче и, сняв каблуки и расстегнув до половины, потянув за противную собачку, молнию на разрезе платья, выпив ещё один - третий бокал, шла танцевать. Её не волновало, что на утро будет с ней, и будет ли раскалываться голова. Юля, однако, окажется бодрее и потащит её на новый "уровень" прохождения праздничных "испытаний" - в магазин, на пятичасовой шоппинг, по попытке очнуться в двенадцать часов дня. А, ближе к вечеру, менее позднему, чем вчера, они поищут клуб, где можно до полночи "затусить". И так пройдет ещё один, но, по сути единственный, не беря в расчёт вчерашний суматошный день, бессмысленный выходной, а завтра за ним снова начнётся рабочий год. И непонятно, что окажется более странным - он или эти взбалмошные два дня. А в её жизни просто не было главного человека. И всё пошло на перекос. Текила, последовавшая за первым же, невнушительным бокалом шампанского в клубе, ещё напомнит о себе на следующее утро… Только тогда уже будет не до веселья (хотя, и до этого не было), а до работы.       Часы смеркались в полумраке горящей настольной лампы, осторожно переходя за два часа ночи. Два часа как наступил Новый год. И уже идёт своим полным ходом и непослушным чередом. А ведь их жизнь ещё только успевает начинаться…       Завязывая пояс шёлкового халата, забирающего её в приятную действительность сонного воображения, но прежде - тёплого мгновения рядом с ним, под одеялом, Ксюша освобождала себя от ванных процедур, завершив ими бурную ночь. Затворив дверь, потянув за ручку, и растормошив рукой, растрёпывая распущенные волосы, освобождённые по окончании долгого дня от тяжёлой причёски, она стремилась покинуть свой странный, неудачный год с последними блаженными мыслями о хорошем. В его объятиях. О том, что ещё всё случится с ними, о том, что ещё всё впереди. Её сердце верило в это. Не так, как в прошлом году. И пусть теперь многое будет о нём многочисленно напоминать. Она запомнит этот опыт и вынесет из него, наверное, вдобавок - надежду. Надежду не повторить его глупых, но не случайных ошибок. В конце концов, что-то же должно было привести к этому. К нему в её постели. В которой она займёт своё место, в уюте зимних дней, грядущих впереди, и принесущих море улыбок. Одну из которых она подарит ему прямо сейчас. И неважно, что происходит между ними. Разбираться в этом сей же час было совершено не обязательно.       — Ну наконец-то. — улыбнулся Юра в ответ на мелькнувшую перед его взглядом, долгожданным образом, фигуру.       — Ждёшь, когда сможешь уснуть?       — Без тебя же всё равно не усну.       — Поэтому и ждёшь.       — Да. Как ты угадала.       Короткая насмешка, мягкий, уверенный в завтрашнем дне, любимый взгляд. Всё, о чём они мечтали - в одной минуте. Крики людей у окон, огни в соседних комнатах… Всё это так далеко. А он, принимая её в свои объятия, когда она легла ему на живот, накрывшись поверх одеялом, погладил ей за ушком, убрав за него непослушную прядь волос, поймал её детский, непосредственный взгляд. Который, несмотря на весь, вовсе не сказочный опыт, продолжал радоваться чуду. В нём была та самая искренность, тот лучик света среди холодного и грозного января, который уже неполноценно вступал в свои права, тот, что горел в ней, в уставших уголках глаз. На спящем, в полутоне, личике. Он убрал ещё одну прядь - с другой стороны, а она коротко заметила, как его взъерошенные волосы спадают на открытый лоб. Слегка разлохматив домашнюю и небрежную причёску, после чего едва же словила на его губах тонкую, но надёжную, как она решила, улыбку, Ксюша докоснулась до его холодной щеки и провела по ней тёплой рукой. Отчего мурашки заполнили его тело, согревая, однако, намного быстрее, чем одеяло. Под которым он старательно сохранял эту уютную, несмотря на привычную морозность, зиму. Наверное, в этом было всё её волшебство…       — Я устала. — честно прошептала та, аккуратно опуская и кладя руки ему на грудь, располагая на них голову, посмотрев прежде в его глаза. Блещущие чем-то, что просто чуть больше счастья в этот момент. Она ещё этого не понимала так, как это понимал он. Или просто действительно слишком устала.       — Я знаю.       Его холодная рука, которую ещё никому и ничему не удавалось согреть, кроме её руки, провела по девичьей макушке. А Ксения перехватила её своей ладонью.       — Юр?       — М?       В ответ она ещё ничего не придумала. Ей просто хотелось знать и по правде почувствовать, что он рядом, и услышать его нужный отклик. Тот, от которого всегда мурашки бежали ещё раньше, чем он успевал их ощущать, смущая её вновь своей истинной улыбкой. И кто в их романе, в их дополнении друг друга собою, и в их крепком, просто ещё не прошедшем все горькие испытания, союзе, был более другого чужд на проявление эмоций, было совершенно не ясно. Впрочем, его взгляды давали о себе знать ещё раньше, чем могли сливаться в тон с её гордыми поступками, дабы задеть его. Всё, что кипело внутри, ощущаясь в них живым огнём, жило вечно. И вряд ли кто-то без этого смог.       — Спишь уже?       — Как я могу уснуть, когда ты дышишь мне в шею.       Засмеявшись, она открыла глаза, чтобы посмотреть на него. Насколько он был прекрасен, смеясь с ней в унисон. И ничего не было роднее и важнее этого смеха. Его рубашки, которая смиренно расположилась на стуле и завтра окажется на ней. Этой взъерошенной причёски, которую застать такой можно было только утром и сейчас, в его вседозволенности. И его нежной любви, играющей во всём. В движениях по-прежнему холодных, но уже полных её ответной любви рук. Во взгляде. В бережной ласке любых, обыденных и повседневных действий. Он жил для неё, а она загоралась этим огнём, этой жизнью, возвращая её ему сполна, и даже больше, чем он того мог пожелать. Всё, что она хотела. Любовь, спокойствие, стабильность. Гармония в непринуждённости.       — Если хочешь, чтобы я уснул, не лежи у меня на животе. — "И не смущай меня…" — У тебя есть своя половина кровати.       — А у тебя есть своя комната!       — А я туда не пойду. Я обещал тебе, что этот Новый год хорошо закончится. А не как предыдущий.       Её последняя реплика, опущенная нечаянным образом, оставила в смущении Ксюшу за эту неосторожность. Но его ответная, загладившая неловкое молчание, последовавшее за ней, отпустила всякую тревожность. Разбудила в ней ещё больше длинных и заботных мыслей, почему же она так любит этого человека. Просто, ни за что. Или за что-то. За качества, которые она для себя ещё не открыла. Просто за всё. За уверенность, которая поселилась перед самым Новым годом, в ожидании того самого чуда, которое она ещё не хотела и не могла отпускать. За мир, который появился и будет у них, во что бы то ни стало. Сколько бы падений ни было на пути.       — Прошлый год вообще… Неудачно случился. Жаль, что тебя не было. — Ксюша виновато привлекла к себе его внимание, и без того извечно обращённое на её глаза, полные лучиков света.       Его рука в последний раз коснулась привычным жестом её макушки, обводя её силуэт и приглаживая растрёпанные волосы, прежде чем Ксюша перебралась с его торса на обещанное, желаемое место, рядом с ним. Обогнув голову девушки, расположившуюся чуть ниже его, он обнял её за плечо, другой рукой накрывая сильнее одеялом. Та, ещё намного поворочавшись, наконец, уютно устроилась, хранимая его дыханием, так или иначе, всё равно обжигающим её кожу своей прохладой. Уткнувшись ему в шею, заснула так до утра, в котором им предстоит столкнуться с первым, совместным январём. Так неожиданно решившимся покорить, кажется, третье их совместное утро. Я не забыл, кто ты для сердца звонкого, Я не забыл, кто ты. Для верной тишины. Я помнил всё: и смех ресниц твоих, и шум сугробов... И, если ты со мною в этот Новый год, я не забуду счастья тихие шаги. ^3