Always remembers

Малкольм ворвался в кабинет на быстрых ногах, игнорируя протесты секретарши. — Мне можно! — заявил он, уверенно шагая внутрь, будто он был мамочкой очень плохих детей, и за утро ему нужно было обойти по меньшей мере сотню своих нежеланных отпрысков в лице посредственных чиновников, и вставить каждому по ложке каши вперемешку с собачьим дерьмом в рот. Он заметил миниатюрную девушку, сидящую в кресле напротив того человека, которого пришел отчитывать. С утра его уже успели вывести из себя придурки из ДоСАК, а его первый за день кофе оказался на вкус, как моча каракатицы. За те две минуты, что он шёл от своего кабинета до кабинета Дэнни Пинка, младшего специального советника ПМ, его руки уже не чесались, а прямо-таки горели от острого желания сорваться на очередного провинившегося работника. Он был так возбужден, что даже не удосужился узнать, кто эта дурочка с до смешного крошечным носиком, прежде чем повести себя по-малкольмовски. — Давай, проваливай, Дюймовочка, — сказал он безалаберно в сторону незнакомки, небрежно махнув рукой себе за спину. Его смелость поддерживали оттачиваемая годами заносчивость и надежда, что незнакомка была всего лишь потенциальной секретаршей, а не новой Маргарет Ёбаной Тэтчер, присланной сверху, и что своим появлением он дал понять, что её интервью окончено. Он безусловно выглядит хамом в её глазах, но думает, что ей ещё стоит поблагодарить его за то, что спас её от работы со сборищем имбецилов, чудом занявших места в доме номер 10. Девушка была обескуражена, но не двинулась с места. — Прошу прощения? — ответила она таким тоном, каким отвечают учителя, чтобы заставить ученика почувствовать вину за то, что он сказал или сделал. И это бы сработало, не будь Малкольм пятидесятилетним мужиком с двадцатилетним стажем в политике, который последние 19 лет, прежде чем выбежать на работу, наравне с чисткой зубов и бритьем занимался тем, что скидывал с себя совесть, словно змея отмершую кожу, оставляя ее висеть среди однообразных белых рубашек в шкафу до вечера или до тех пор, когда работа позволит ему переночевать дома. — Я не знал, что у нас в гостях Её Высочество Алиса Баттенберг*, — его тон с громкого и нарциссического упал до тихого и угрожающего, как это обычно бывает, когда кто-то противоречит его аксиоматическому суждению, и он пускает в ход запугивание. Он пристально смотрел молодой девушке в глаза, ища в них страх, но она удивила его несоответствием ожидаемых эмоций. В один миг ему показалось, как она начала краснеть от злости, но даже это было не всем, что в ней творилось. — Что это за клоун, Дэнни? — обратилась незнакомка к младшему советнику ПМ, продолжая разглядывать Малкольма так, будто он действительно был для неё не больше, чем шутом у её королевских ног. Злость в ней удивительным образом была подавлена или очень ловко скрыта — он не мог понять. Она выглядела настолько уверенной, будто целая армия стояла за её спиной, готовая её защитить. Советник премьера что-то неразборчиво промямлил, как Малкольм позже догадался, от страха выбрать неправильную сторону. — Так, я и подумала, — она скучающе перевела взгляд с Малкольма на Дэнни, затем встала, поправляя тонкий поясок сумки на плече, и прошла мимо пошатнувшегося Малкольма к двери. Ее холодность задевала и порождала в Малкольме желание проводить гостью еще парой острот в надежде хоть на какую-то реакцию, но его мозг застрял где-то между мыслью и исполнением, заинтригованный происходящим. Загадочность личности девушки только подогревала интерес к ней. Оба мужчины внимательно смотрели на неё, когда она развернулась на своих маленьких каблуках и сказала: — Вот почему, Дэнни, — она еще раз окинула Малкольма безразличным взглядом и закрыла за собой дверь. После пятисекундного молчания, потраченного то ли на отвращение, то ли на восхищение, Малкольм обратился к Дэнни Пинку: — Это что еще был за перформанс? Загадочность личности девушки, обернулась в неудобство от незнания, на кого же он наехал, и стала зудеть сильнее от того, как Пинк с видом абсолютной подавленности уставился на свой стол. — Это моя девушка, Клара. Похоже, теперь бывшая девушка, за что тебе большое спасибо. — О нет, нет, нет, не смей вешать это на меня, только потому что твой родственник, Розовый слон показал тебе жопу**. Как она вообще сюда просочилась? У нас что, день распахнутых, как ягодицы Саши Грей, дверей? — У нее был пропуск… Да и это неважно. Какого хуя ты вообще здесь, Малкольм? Я сказал не пускать ко мне никого, — наконец разозлившись, выпалил мужчина. — Ничего себе, так мы умеем разговаривать! — Малкольм театрально изобразил удивление. — Так где же ты был, когда я чморил твою подружку? Правильно она тебя бросила, гребаный ты кусок дерьма, — он обвиняюще тыкал пальцем в никчемное лицо Дэнни Пинка, который, к собственному разочарованию, даже не мог возразить наблюдательности Малкольма. Такеру было плевать на личные драмы, но он знал как уколоть больно, и смело этим пользовался. В итоге, он наорал на Пинка по двум вопросам сразу — что было даже лучше, чем планировалось — а затем продолжил свой обход. О дерзкой девушке он больше никогда не слышал и со временем напрочь забыл подробности их диалога (или, если быть точным, её игнорирование его замашки). Но несмотря на это, каждый раз вспоминая крошечную королеву, по его спине пробегал холодок.