Макраме

Макс прижался к стене столовой, как заправский ниндзя, которому предстояло выполнить сложнейшее поручение. Как же хорошо, что в лагере решили сэкономить на освещении, и под покровом темноты на улице горел только один фонарь, как раз таки возле столовой. Парню нужно было преодолеть круг света, оставшись при этом незамеченным. Под толстовкой у него что-то топорщилось, будто Макс потолстел килограмма на два минимум. Видимо, всё дело было в той вещице, которую он так отчаянно пытался скрыть от чужих глаз. А в особенности от вожатых, точнее от Дэвида. Макс жмётся к стенке, изо всех сил втягивает живот и уже через несколько секунд оставляет фонарь позади. Подошвы кроссовок ступают по мягкой траве, и кажется, что звуки его шагов разносятся по всему лагерю. Луна осторожно выглядывает из-за облака, освещая лужайку, кемпер ей по-настоящему рад, ведь до этого темнота была такая, что он мог бы с легкостью перепутать Дэвида с худощавой сосной. У входа в палатку Макс останавливается, прислушиваясь к мерному сопению Нила, надеясь что тот спит, а не читает свои заумные журналы. Неожиданный шорох где-то в кустах заставляет мальчика испуганно вздрогнуть. Теперь-то он почти залетает в палатку, спасаясь от того, кому видимо приспичило в туалет посреди ночи. Кемпер садится к себе на раскладушку, дышит так, будто пробежал марафон и наконец достаёт из-под толстовки то, что так боялся показывать кому бы то ни было в этом лагере. Это игрушка. Вязаная. Ту, которую Макс делал несколько дней подряд, прислонившись к толстому стволу ели. Её ветки опускались до самой земли, образуя самое настоящее укрытие, где можно было побыть в одиночестве или оставить пряжу, ножницы и пуговицы. Что же такого страшного в обычной игрушке? Да то, что это маленькая копия Дэвида. Такая же дурацкая чёлка, жёлтая повязка и улыбка от уха до уха. Даже под дулом пистолета Макс не сказал бы что вяжет, а послал бы на три буквы. Мальчик поднимает подушку и достаёт из-под неё плюшевого медвежонка, с которым всегда спал в обнимку, до этой самой ночи. Медовый Орешек смотрит на хозяина своими глазками-пуговками печально, будто понимает, что происходит. Макс усаживает медведя на тумбочку, стараясь не уронить многочисленные колбочки, стаканчики и шишки, которые Никки принесла ему в подарок. С недавнего времени Дэвид успокаивал Макса даже лучше, чем любимая игрушка. Наверное, всё дело в том, что мишка не может подойти и обнять, принести вторую порцию шоколадного пудинга и сделать кучу глупых фоток. Мистер Орешек может только сидеть и смотреть не тебя своими стеклянными глазами, а ведь раньше Максу казалось, что игрушка его понимает. Макс поправляет подушку и ложится на раскладушку, которая скрипит всеми своими пружинами, укрывается одеялом, а затем укрывает Дэвида. От игрушки пахнет еловой смолой и лесом, какое совпадение, только запаха костра не хватает. — Спокойной ночи, — шепчет Макс и засыпает так крепко, как никогда прежде в этом уже-не-совсем-дурацком-лагере не спал.

***

Гвен, которая пришла будить Макса с утра, сначала даже глазам своим не поверила. Минуту она стояла, не зная, что сделать первым: сфотографировать данную картину или же позвать Дэвида. — Иди сюда, быстро, — громким шёпотом Гвен зовёт совожатого и на всякий случай машет ему рукой. Дэвиду приходится зажать ладонью рот, потому что из его горла почти вырывается восторженный крик. Там, в глубине палатки, лежал Макс. Одеяло почти целиком валялось на полу бесформенной кучей, волосы растрепались по подушке, а сам кемпер, свернувшись калачиком обнимал маленькую копию Дэвида. Вожатый, повинуясь зову сердца, хотел было укрыть Макса, но вовремя остановился. Если вдруг кемпер проснётся, то точно проклянёт Дэвида, Гвен, а заодно и всех живых существ в радиусе километра. Гвен потихоньку достала телефон и сделала несколько снимков на память, думая о том что их просто необходимо повесить в вожатской для поднятия боевого духа. — Пусть поспит, — Гвен мягко улыбнулась, — я оставлю ему завтрак, так что он может ещё подрыхнуть, — Дэвид осторожно кивнул, всё ещё прикрывая рот ладонью. В этот момент мужчина понял, что все его старания не были напрасными, и что, наверное, на три буквы его посылали исключительно из добрых чувств. Дэвид всё-таки не сдержался и осторожно погладил Макса по голове, тут же выбежал из палатки, думая только о том, что не может жестокий ребёнок так мило сопеть во сне.