***
Тонкая картонная папка тихо шлёпнулась на угол стола. — Вот, как ты просил, — темнокожий агент, Алан Уилсон, кивнул на неё. — Порылся в старых висяках, так и не вбитых в базу, нашёл похожие дела. Но ты мне теперь должен кофе до конца недели. Пыли я нанюхался на месяц вперёд! Коннор усмехнулся. Одним кофе больше, одним меньше — не такая уж великая цена за помощь из соседнего отдела. — Спасибо. Договорились. Быстро допечатав открытое письмо, он подцепил папку за уголок и подтянул к себе поближе. С головой уйдя в чтение дела, он не заметил косой взгляд Уилсона, отошедшего от стола. О специальном агенте Конноре Штерне нечасто ходили слухи, но один из них был вечен и устойчив: у Коннора, как считали многие, работающие в управлении, было совсем не всё в порядке с головой. Его педантичность, докопчивость, острый ум и умение сопоставить самые незначительные детали позволили ему быстро сделать карьеру и дали возможность получить звание специального агента уже в какие-то тридцать два года, — но вместе с достижениями пришла и своеобразная слава. Коннор готов был взяться за любое сложное дело, за любое убийство, грозившее остаться нераскрытым и повиснуть камнем на шее другого агента. Он не боялся за свою репутацию, не боялся неудач, и коллеги охотно скидывали на него то, что считали безнадёжным. Но главным критерием, которым только и можно было заинтриговать агента Штерна, была вовсе не сложность дела, а его странность. То, что не поддавалось логике разума, то, что выходило за рамки не только обычного человеческого мышления, но и фундаментальных законов физики, притягивало Коннора как магнит. Чем загадочнее, непонятнее, невероятнее было дело, тем больше было шансов скинуть его на плечи агента как что-то само собой разумеющееся. “Эксперт по странным делам” — было самым лёгким из прозвищ, данных ему коллегами. Гораздо чаще за глаза его называли “супернатуралом”, хотя о сексуальных предпочтениях агента Штерна было достоверно известно ещё меньше, чем обо всём том сверхъестественном, которое он так любил. Поэтому, несмотря на уже целых два достаточно громких расследования: Коннор с успехом выследил одного серийного убийцу и ещё одного сектанта, порешившего всю свою семью, — напарники у него не задерживались. Методы работы у Штерна были своеобразные и изматывающие, а результаты, несмотря на всю его логичность, — непостоянными. Зачастую агент и вовсе оставался недоволен ходом дела, и коллеги только качали головой. При всём их уважении к его достижениям, они почти поголовно считали, что раскрытие тайн для Штерна едва ли не важнее поимки преступников. Впрочем, в этом и в самом деле была доля правды. Разложив перед собой с десяток фотографий из принесённого Уилсоном дела, Коннор затаил дыхание, всматриваясь по очереди в каждую по несколько минут, считывая все следы, оставленные на телах двух здоровых мужчин средних лет. Множество резаных, но неглубоких ранений на шее и груди, множество гематом, небольшие следы удушения на одном — и переломанные шеи у обоих. Он заглянул в отчёты судмедэксперта, особенно всматриваясь в описание ран. В отчёте подчёркивалось, что раны нанесены до смерти, по всей видимости, в процессе борьбы. Эксперт предполагал, что у нападающего был кастет с заточенными шипами, но не исключал возможности использования более экзотического оружия, типа индийского багнака, ещё называемого когтём тигра. Мужчины были незнакомы друг с другом, но оба когда-то привлекались по делам, связанным с наркотиками, и оба вышли оправданными из зала суда за недостатком доказательств, отделавшись небольшими штрафами. Что они оба забыли в переулке тем вечером, кто их убил, так и осталось нераскрытым. Ведущий дело агент внёс предположение о том, что их ограбил и убил один из клиентов, поскольку у одного из них обнаружились следы кокаиновой крошки в кармане, но на том дело и отправилось на полку. Особенно внимательно Коннор рассматривал фотографии обнажённых мёртвых тел. За прошедшие годы трупы давно уже были сожжены в городском крематории, и увидеть их воочию не представлялось возможности. Всё, что у него было, — это только снимки и отчёт. Только это — и ещё неглубокие рваные раны, которые так походили на порезы в его текущем деле. Именно эта ниточка, связанная с необычным оружием, могла привести его к правильному решению, и Штерн всматривался, сравнивал и размышлял. Отвлекшись ненадолго на терпкий кофе с молоком, взяв кружку с подогревающей подставки, он вернулся к фотографиям самых разных видов кастетов из сети, а потом как можно точнее по описанию эксперта набросал вероятное оружие и его вариации. Коннор задумчиво поставил кружку обратно на подставку. Как бы он ни крутил, у него получалось только одно: длинные острые когти. Он посмотрел на рисунок, покусывая губы. Ему нужно было ещё одно экспертное мнение. Но на этот раз — мнение человека, совершенно не связанного с человеческими трупами. И, пожалуй, такой человек у него был.***
В клинике, как всегда, пахло лекарствами, бытовой химией и — совсем немного, всё-таки убирались здесь часто, — животными экскрементами. Коннор вздохнул, сползая ниже по неудобному креслицу, которые стояли для посетителей и их питомцев в ряд вдоль стены. Неподалёку от него сидела женщина, ближе к двери операционной, комкая в руках несколько салфеток, рядом с ней лежал собачий поводок. Агент кинул взгляд в её сторону, искренне сочувствуя ей и её животному. Всего-то полгода назад он сам был здесь таким посетителем, нервно трущим руки в ожидании окончания сложной операции над своей кошкой. Баст, одну из его парочки лопоухих ориенталов, угораздило съесть несколько конфетных фантиков, так недальновидно оставленных им на обеденном столе. Рыдающий и дрожащий комочек шерсти, в который превратилась его гордая Баст, тогда спасли золотые руки врача Андерсона. Высокий, крепкий и с большими ладонями, он знал своё дело и был осторожно-ласков даже с самым малым кутёнком. Коннора тогда зацепило что-то в этом Андерсоне. Тщательно выверенная ли сила, бесконечно ли доброе сердце за хмурым обликом — образ доктора впечатался ему в душу сразу, весь целиком. Тогда, после операции, он завороженно выслушал все рекомендации врача и вышел из клиники на ватных ногах, оставив кошку под присмотром ветеринара. Сердце Коннора внезапно не нашло себе места в тот день — и совсем не по той же причине, что была утром, когда он только вёз слабо мяукающую Баст, стремясь добраться до места как можно быстрее. Теперь же он был спокоен за кошку как никогда. Теперь он не знал, что делать с самим собой... Все последующие месяцы Коннор пользовался любым предлогом: повторный осмотр, вакцинация, малейшие жалобы на здоровье, — лишь бы только снова перекинуться с вечно занятым доктором Андерсоном хотя бы парой слов. Он пытался зацепиться хоть за что-то: рассказывая о себе, спрашивая в ответ, но ему как будто постоянно не везло: почти каждый раз, как и сегодня, у доктора оказывалось слишком много дел и сложнейшая операция на носу. Впрочем, агент Штерн не собирался сдаваться просто так. И вот сегодня у него было, словно туз в рукаве, настоящее дело. Коннор проверил в который раз взятые фотографии и распечатки и поглядел на дверь операционной, куда как раз впустили хозяйку собаки. Уже через минуту она буквально выбежала обратно, держа своего питомца на руках, подхватила поводок с кресла и удалилась, радостно стуча каблуками. Через некоторое время в дверях наконец-то показался сам доктор, снимая и выкидывая на ходу перчатки, и Коннор весь подобрался, здороваясь с ним. — Что-то я не вижу твоих кошек, парень, — заметил Андерсон, едва оглядев фигуру Коннора. — Чего звонил-то тогда? Агент Штерн неловко улыбнулся, поднимаясь с кресла. Не к месту кольнуло мыслью, что он пока так ни разу и не улучил момент, чтобы позвать Хэнка Андерсона на свидание. — С ними обеими всё в порядке, доктор. Но у меня есть личное дело, — он постарался быть как можно более убедительным, заглядывая Хэнку в глаза, — по рабочему вопросу. Доктор тяжеловато сел, кресло скрипнуло под его немалым весом. Коннор, быстро севший рядом, невольно бросил взгляд на мощную фигуру, и достал из кармана фотографии. — Как вы знаете, док, я агент ФБР, — Хэнк на этом месте утвердительно хмыкнул, — и ко мне поступило дело, в котором я нашёл связь с одним из старых расследований, зашедшим в тупик. На теле убитого есть раны, похожие на глубокие царапины, как и в том предыдущем деле. Мне нужно ваше профессиональное мнение: насколько вероятно, что эти раны оставлены не специализированным оружием, а… животным? По мере его рассказа улыбка сошла с лица Андерсона, и он резко выхватил из рук Коннора фотографии, заставив того вздрогнуть от случайного прикосновения. — Ну-ка дай сюда, — доктор, разглядывая изображения одно за другим, хмурился, его губы, которые так и притягивали взгляд Коннора, сжались в плотную полоску. — Хм, мм-да… — Что? — агент заглянул ему через плечо. — На что-то похоже? Андерсон всучил ему фотографии обратно. — Похоже, — сумрачно отозвался он. — На типичного представителя крупных псовых. Один в один размах. — Вы полагаете, убийца мог натравить на жертву собаку, док? — с сомнением спросил Коннор, искоса поглядев на Хэнка. Тот пожал плечом. — Собака, особо бойцовая, так драть бы не стала, — с некоторой заминкой признал он. — Они пасть используют, зубы. Изодрала бы шею в хлам, а не вот эти царапки. Ладно, если всё, мне домой надо. Смена давно уже кончилась, — он поднялся с места. Коннор, быстро спрятав фотографии во внутренний карман куртки, подскочил вслед. — Подождите, док… Хэнк, — он вдруг ощутил, как взмокли ладони, стоило Андерсону обернуться и нахмурить светлые с проседью брови. — А… Хотите, я вас подвезу? Доктор развернулся к нему всем телом, и Коннор вдруг почувствовал себя таким маленьким в этом пустом коридоре. Его сердце ушло в пятки от этого долгого взгляда, и про себя он уже десяток раз помянул свой порыв недобрым словом. Сколько раз он представлял себе этот момент, и теперь, похоже, всё сделал ровно наоборот. — А подвези, — вдруг улыбнулся доктор Андерсон, и Коннор с трудом сдержал рвущийся наружу радостный возглас. Дурея от собственной наглости, он выдавил, глядя доктору в тёплые голубые глаза: — Может, вы меня и кофе угостите, док? Андерсон вскинул брови. — Смотри, какой шустрый. Может, и угощу. Посмотрим. Жди тут, я быстро. Коннор проводил его сияющим взглядом, пока тот не скрылся за служебной дверью, а затем длинно выдохнул, потерев лицо ладонью. Он слепо оглядывал всё тот же унылый белый коридор, всё те же жёсткие неудобные креслица, но вокруг как будто стало ярче и светлее. Кто бы мог подумать, что у него получится! Кто бы мог подумать, что именно сегодня. И уж тем более, кто бы мог подумать, что этому поспособствует не что-нибудь, а его работа. Коннор улыбнулся своим мыслям.***
Утром он шёл к себе в отдел, чувствуя себя как будто вражеским шпионом в глубоком тылу. Ему казалось, на нём горит каждый след, каждое ощущение крепких сильных пальцев или ласковых шероховатых губ. Ему хотелось прикрыться: он боялся, что все отметины, оставленные Хэнком, будут слишком уж очевидны. Но утро шло своим чередом. Его коллеги и начальство занимались каждый своим, вся контора привычно и рутинно жужжала, люди искали разгадки, делали карьеру или просто просиживали штаны, и даже сплетни тут ходили по кругу. Сам Коннор чувствовал, что перевернулось всё вокруг, весь мир стал вверх дном после вчерашней ночи. Но на самом деле, перевернулся только собственный мир агента Штерна.***
Уже в ближайшие дни Коннор понял, что напал на правильный след. Как бы нелепо, странно и сказочно это ни звучало, теперь у него на руках была вполне себе рабочая версия. Сделав ещё несколько запросов в полицейские департаменты города и его окрестностей — в радиусе нескольких километров от мест уже известных убийств, Коннор обнаружил ещё два тела. Совершенно не связанные, казалось поначалу, с предыдущими, они тоже имели на себе эти когтевые следы, хотя и менее выраженные, — именно поэтому их списали просто на смерти по обстоятельствам. Молодая женщина скончалась от передозировки около кладбища на востоке города, а ещё один труп, мужчина преклонного возраста, был найден захлебнувшимся у себя в квартире. Но объединяли их не только следы когтей — в случае мужчины, так и вовсе едва заметные, как выразился доктор Андерсон, “поцарапки” на плечах. Все они, абсолютно все, так или иначе преступали закон. Кто-то участвовал в грабеже со случайными жертвами, кто-то распространял наркотики, кого-то поймали на насилии над беззащитным нищим. И всем им удалось относительно легко отделаться: если не выйти вовсе сухим из воды, то свести всё к штрафу или небольшому сроку, и об этом писали в местных газетах. Кроме того, все убийства происходили — Коннор сам не верил, что это могло настолько идеально совпасть, когда открыл лунный календарь, но факт был налицо — в дни около полнолуния. Вот оно. Отрицать этот вариант больше не представлялось возможным, пусть даже своему шефу Штерн обрисовал какого-то маньяка с бешеной собакой на поводке. Но сам он сложил всё в единую картину: его преступник был не каким-то народным мстителем, а пользовался другими оступившимися как предлогом, чтобы убивать в нужные дни. Равно как и то, что его преступник был оборотнем. Конечно же, поделиться этой версией хоть с кем-либо было нереально, и Коннор кусал губы, снова и снова складывая кусочки паззла в один и тот же рисунок. Единственный, кому он мог бы доверить свою версию, был Хэнк. Однако за прошедшие две недели, после нескольких горячих ночей, полных близости и сводящих Коннора с ума, оказавшихся для него как будто новой системой отсчёта, доктор Андерсон внезапно снова стал более отстранённым и замкнутым. Коннор терялся в догадках, беспокоился и уже дважды за последние дни пытался напроситься к нему в гости — но Хэнк решительно отказывался, обрывая разговор буквально сразу же после нескольких формальностей. Он не знал, куда деваться и почему так получилось. Но одно предположение у него всё-таки было. Вероятнее всего, Хэнка взбесил их последний ночной разговор, в котором Коннор упомянул о других жертвах и связи с полнолуниями.***
В ту ночь Коннор, уже попривыкший за последние недели к новому дому почти как к своему, сидел на полу, завернувшись в рубашку Хэнка, и листал книгу за книгой. У доктора, помимо всякой ветеринарной и научной литературы, оказалось полным-полно книг, связанных с обрядами и ритуалами, народными преданиями о монстрах, и даже средневековый бестиарий. Коннор, вольготно устроившийся на ковролине с лампой и чашкой чая, как раз листал “Список перевёртышей и их изгнание”, когда его обнаружил вернувшийся из душа Хэнк. — Ты чего тут засел, парень? — Андерсон вытирал длинные густые волосы, и Коннор залюбовался их мокрыми завитками, обрамившими его лицо. — Листаю твои книги, — Штерн кивнул на одну из внушительных стопок. — Как-то и подумать не мог, что у такого серьёзного человека как ты, будет столько околомистической литературы! Тут даже справочник по заклинаниям есть, — он фыркнул, чуть ли не впервые в жизни ощущая себя не каким-то фриком или изгоем, а человеком, нашедшим золотую жилу и наконец-то увидевшим, что это не мираж. Однако Хэнк на это только как-то кривовато поморщился. — Ты давай, закругляйся и в кровать, сыщик-энтузиаст, — проворчал он. — Всё равно там почти всё брехня. А что не брехня, так и так любой собаке понятно. Коннор задумчиво посмотрел на страницу, где как раз был изображён полный лунный цикл для волколаков из Восточной Европы, прочертил пальцем по белым серпам, становящимся кругом. — Почему же… Тут описано, что важно не само по себе полнолуние, а цикл, сближение небесных сфер и их усиливающееся влияние. Именно в эти дни оборотни сходят с ума, теряют разум и контроль над своим обращением. А ты знаешь, Хэнк, эти три-четыре дня идеально вписываются во все картины преступлений из моего расследования! — Коннор поднял как будто прояснившийся взгляд. — Да, каждое… Абсолютно! — он подскочил, вцепляясь в волосы, прошёлся по комнате туда и обратно под тяжёлым взглядом Андерсона. — Волк, это точно тот самый мой “Волк”, — Коннор сглотнул, останавливаясь рядом с ним. — Он ведь может быть оборотнем, да? Они же существуют, как ты думаешь? Коннор прищурился, раздумчиво пробежав взглядом по лицу Хэнка и только сейчас с недоумением подмечая его хмурость. — Я иду спать, Коннор, — отрезал тот, — и тебе того же советую. Дверь спальни под непонимающим взглядом Коннора хлопнула так сильно, что с притолоки осыпалась штукатурка. Он оглянулся назад, на книги, и стал осторожно собирать их обратно, возвращая на полки. Когда он тихо вошёл, Андерсон уже давно спал, отвернувшись к окну. Весь этот разговор разбередил душу и оставил много непонятного, но Коннор, падая в сон, пообещал себе разобраться во всём.***
Как раз после этого, уже утром, Хэнк стал отвечать односложнее и быстро сбежал на работу в тот день, чему агент сначала даже не придал значения. Штерн корил себя за длинный язык и не находил себе места, но сделать ничего не получалось: последние несколько звонков Хэнк и вовсе сбросил. Кроме всего прочего, дело осложнялось тем, что завтра было полнолуние. А это значило, что тот самый оборотень — как его для краткости окрестил Коннор в отчётах, “волк”, — наверняка снова выйдет на охоту. Снова убьёт кого-то, возможно, даже мало-мальски виновного. В ожидании этого дня Коннор штудировал прессу за последний месяц: вряд ли преступник, несмотря на всю свою сноровку, заморачивался тем, чтобы подбирать жертву заранее, скорее, его привлекала простота её нахождения и сокрытия последующих улик. Но пока подходящей — с точки зрения лёгкости поиска данных — возможной жертвы не наблюдалось. Коннор устало уронил голову на руки, поглядывая на телефон. В офисе уже давно никого не осталось, последние коллеги попрощались с ним едва ли не два часа назад, и единственное пятнышко света, разгоняющее тьму, горело только над его столом. Часы на телефоне переключились, показав одиннадцать вечера. Ехать домой — пусть даже к всегда ждущим его Баст и Сехмет — совершенно не хотелось. Он так надеялся хотя бы сегодня попасть к Хэнку, что с утра даже насыпал кошкам запас корма — с лихвой на пару дней. Но Хэнк всё так же не отзывался, и у Коннора мелькнула мысль, что могло случиться что-то плохое. Он должен был проверить своего большого и упрямого ветеринара. Пусть хоть выгоняет, но добиться встречи он точно добьётся.***
Шины едва слышно шурхнули, когда Коннор притормозил у небольшого домика Хэнка — в конце улицы, на самом отшибе позади лесопарка. Он обошёл дом, увидев свет в окне гостиной, а затем постучался в дверь. К его удивлению, мгновенно сменившемуся нехорошим предчувствием, дверь открылась под его кулаком. — Хэнк? В доме было тихо и пусто, ему никто не отозвался. Прикрыв за собой дверь, Коннор минул прихожую. Он хотел было, пройдя мимо кухни, направиться прямиком в спальню, но его привлекла тонкая газетка на журнальном столике в гостиной. Он подошёл ближе и вздрогнул. На первой полосе газеты одной из главных новостей бросилась в глаза фраза “Король марихуаны: освобождён досрочно за примерное поведение”. Коннор осторожно перелистнул страницу, пробегаясь взглядом по заметке. Его сердце, казалось, падало вниз всё больше и больше — с каждым печатным словом. Да, здесь было всё: фотография, район преступления, имя и фамилия, даже уголок дома попал в кадр при взятии осуждённого с поличным… Коннор медленно выпрямился. Нет. Нет, он не хотел этому верить! Хэнк, большой и добрый, сильный и заботливый, осторожный Хэнк не мог так жестоко убивать первых подвернувшихся под руку нарушителей закона, которые ещё и отбыли своё! Это было настолько прагматичное, гадко прикрытое вуалью благородства ради удобства целей преступление. Он не верил, что ветеринар, столько раз помогавший людям и их зверям, мог такое делать. Сзади послышался шорох, и Коннор обернулся, отработанной привычкой кладя руку на табельное. — Хэнк?.. Ответом ему было рычание. От единственной лампы в гостиной было мало света, и Коннор сощурился, пытаясь разглядеть двуногий силуэт. — У-хо-ди… — рыкающе выдавили из темноты. — У-хххо-диии!.. Коннор медленно опустил руку с пояса, показывая открытые ладони. — Хэнк, нам нужно, — он сглотнул, — поговорить. Выйди на свет. Пожалуйста! Рычание стихло, и в оглушающей тишине был слышен только стук капель в раковине на кухне. — Хэнк, — Коннор сделал шаг вперёд сам, и тут фигура двинулась навстречу, вышла на свет, заставив его замереть. Да, это был действительно он, Хэнк Андерсон. Но его глаза были дикими, звериными с сузившимися зрачками. Его руки были покрыты серой шерстью, а ногти стали длинными тёмными когтями. Коннор пригляделся ещё и заметил — серые пушистые кончики волчьих ушей в гриве волос. — Что, дово-лен? — прорычал Хэнк. — Доко-пался до ссу-ти, сыщик? Коннор осторожно двинулся к нему. — Док, — ему было сложно говорить, слова трепыхались где-то в горле, не достигая языка, — док, скажи, что это всё делал не ты. Все эти убийства... Хэнк приоткрыл клыкастый рот, обнажая зубы, но вместе с тем его лицо болезненно исказилось. — Я зверь. Я не властен над своими инстинктами. Я опасен! — воскликнул он, глядя в глаза всё больше приближающемуся Коннору. — Я… Рано или поздно я могу — убить. Если почую опасность. Но этих всех — нет. Я не убивал. Коннор положил руку ему на щёку, мягко проводя по бороде. Его губ коснулась кривая, изломанная улыбка. — Правда? — тихо спросил он, вглядываясь в знакомые светлые глаза — и находя в них боль и отчаяние. — Но кто, Хэнк? Кто? Оборотень фыркнул с тоской, опуская лицо. Он подался на ладонь, но не позволил себе большего. — Есть другие, — рокотнул он. — Каждый по-своему справляется... со зверем. Его не избежать. Уходи, Коннор, — он поднял взгляд, — уходи, пока я тебе не навредил. Штерн сделал последний шаг, обнимая его за плечи, прижимаясь грудью к ещё более густым, чем раньше, волосам на груди Хэнка. — Не уйду, Хэнк. И не вздумай пытаться меня прогнать. Не уйду. Оборотень взвыл со злостью. — Мальчишка, ты меня слышал?! — он запрокинул Коннору голову, подцепив осторожно когтистым пальцем за подбородок. — Я! могу! тебе! навредить! Я свихнусь поутру, если причиню тебе вред. Хоть единую сраную царапинку! Коннор улыбнулся и медленно покачал головой. — Нет, Хэнк. Не верю, что навредишь. Только не ты, оборотень ты или нет. Ты — это всегда ты. Он потянулся вперёд и вверх — к приоткрытым тёплым губам, коснулся их ласково и медленно, осторожно тронул по зубам языком. — Идиот, — выдохнул Хэнк, стискивая его плечи, стараясь держать при этом пальцы так, чтобы загнутые когти даже не коснулись плоти. — Два идиота, — обречённо кивнул он. Коннор тихо застонал ему в рот, ощущая горячий язык, отвечая на такой долгожданный, такой желанный — и такой правильный поцелуй. Хэнк прикрыл глаза, нахмурившись. Его ресницы немного подрагивали: он всё же пытался сдерживать себя, но руки опустились ниже, по спине Коннора, по пояснице к ягодицам. Он сглотнул, сжав их, сначала мягко и осторожно, потом крепче, вкладывая своё желание буквально одними подушечками пальцев. Коннор верил ему, так необдуманно, так глупо. Но Хэнк хотел, чтобы он был прав в своей вере. — Давай, док, давай. От тихого шёпота по спине оборотня пробежала волна, и он зарычал Коннору в плечо, скользнув зубами по светлой коже. Жадно впившись, едва ли не раня его клыками, он оставил первый полыхающий след, и Штерн втиснулся в него сильнее. Кинув короткий взгляд на алое полукружье у самого ворота рубашки, Хэнк коротко лизнул его, а потом поднял глаза на Коннора. Он успел заметить только горящий, тёмный и жаждущий взгляд, когда Коннор втянул его в новый поцелуй. Хэнка встряхнуло, повело, и он сгрёб Штерна в охапку. Они столкнулись, буквально втираясь друг в друга, охваченные взаимным огнём, сжирающим их тела и души. Вжикнула молния, с лёгким треском разошлась ткань, с коротким шорохом упала одежда. Стол — стол был близко, и мало кто сейчас мог бы думать об удобствах. Коннор едва успел выудить из кармана презерватив, прежде чем брюки упали куда-то в бездну. Короткая мысль о размерах кольнула его опаской, и он вдохнул поглубже, стоило только Хэнку подвести огромную головку к его входу. Он был бы меньше, если бы сейчас на небе не светила почти полная луна. Но ненамного, решил Коннор, стараясь раскрыться как можно шире. Тяжёлое дыхание оборотня и несколько коротких мгновений боли, пока привыкало тело, — Коннор ощутил, как в него медленно проскальзывает тяжёлый толстый ствол. Рядом зазвенело посудой, что-то упало на пол и разбилось, и Штерн быстро посмотрел в сторону. Хэнк сгрёб в кулак скатерть со стола, а потом легко, одной только рукой приподнял его, не ссаживая с члена, подсунул ему под задницу скомканную плотную ткань. Коннор благодарно улыбнулся и мягко подался вперёд, когда снова обрёл опору. Да. Он так и знал: Хэнк не переставал быть собой, даже будучи почти зверем. В этом большом человеке было большое сердце, и сломить его не могло даже проклятье. Коннор застонал, его прошило насквозь опаляющей волной от этой мысли. Хэнк брал его быстрыми, сильными движениями, внизу у него всё горело, и сдерживать этот жар не было мочи. Он стиснул себя, надеясь на освобождение, и его кисть внезапно накрыла вторая рука. Это было уже больше его возможностей, слишком невыносимо, и он закричал, теряясь в своём наслаждении, деля его с Хэнком, растворяясь в этом чувстве. Откинув голову и смутно чувствуя, что его куда-то несут, Коннор абсолютно не сомневался в одном: он сделал правильный выбор.***
Утро расчертило спальную комнату светлыми и тёмными штрихами, накрыло ими постель с двумя людьми, затопило собой всё пространство. В медвежьих объятьях Хэнка стало жарко, и Коннор осторожно, чтобы не разбудить его, высвободился из них. Он оглянулся: да, теперь, под утренним солнцем, в постели лежал обычный человек, без единого следа вчерашней звериной сути. Штерн улыбнулся глубоко спящему Хэнку и поглядел на телефон. Пока не поздно, он должен был установить наблюдение за возможной жертвой, чтобы наконец-то выйти на настоящего охотника. Что бы вчера ни говорил Хэнк, его натура брала своё, Коннор чувствовал это, знал как-то подспудно, что даже в совершенно зверином виде — господи, какой же огромный должен получаться волк! — он постарается держать себя в руках. Хэнк ведь недаром любил зверей — и они отвечали ему взаимностью. Ни одно животное не будет жестоко просто так. Да, он был прав: он был опасен в эти дни, но вместе с тем не более опасен, чем многие и многие люди, сознательно выбирающие путь насилия. Так или иначе, Коннор не собирался отказываться от своего, и все попытки Андерсона свести их отношения на нет, отдалиться от него хотя бы на время полнолуния были обречены. Штерн усмехнулся, проводя пальцами по густым вьющимся волосам, закапываясь в эту гриву. Хэнк заворчал и приоткрыл глаза. — Ты всё ещё тут? — он зевнул, прикрывая рот рукой. Коннор дёрнул бровью. — А ты в самом деле рассчитывал, что я вдруг передумаю и исчезну? Хэнк тяжело вздохнул, приподнимаясь на кровати, пожал устало плечом. — Так всегда случается. Штерн покачал головой, на коленях подползая к нему ближе. Он обхватил лицо Хэнка обеими ладонями, глядя ему в глаза. — Хэнк, я ждал этого достаточно долго. Думал о твоей неприступности и отстранённости, хотел предложить тебе отношения с самой нашей первой встречи! Пусть мы встречаемся всего две недели — но я рассчитываю, что недели обратятся в года. Я не передумаю, потому что за вчера ты не изменился. Ничего не изменилось, док. Он поцеловал его первым, подтверждая свои слова. Хэнк обнял его поперёк спины, крепко прижимая к себе, и Коннор заулыбался прямо в поцелуе, придвигаясь ближе. Оторваться было тяжело, но спустя пару минут чувство долга всё-таки перевесило. — Мне надо идти, — тихо пробормотал Коннор. — Но вечером я вернусь, док. Хэнк молча и крепко прижался губами к его запястью.***
Первым делом, наведя справки о вероятной жертве, Коннор с облегчением обнаружил, что на текущий момент с ней всё в порядке и она вполне живо умеет послать в пешее эротическое. Ближе к вечеру патрульные установили наблюдение за домом, но сам Штерн полагал, что преступнику нужно немного времени: скорее всего, он не обладал всей полнотой информации и вряд ли имел мгновенный доступ к полицейским базам, поскольку преступления всегда шли с задержкой после публикации новостей хотя бы в самом захудалом издании. Коннор как раз размышлял над тем, был ли преступник ещё и хакером-самоучкой, каждый раз прорывающимся сквозь обновляемые кордоны кибер-защиты, когда заметил краем глаза долговязую фигуру Уилсона. — Гляжу, на тебе уже четыре дела в одной цепочке, — заметил он, махнув стаканчиком на экран. — Да ещё и со всей этой экзотикой. “Коготь тигра”, ты посмотри! — присвистнул агент. Штерн усмехнулся: реальность оказалась куда интереснее даже, казалось бы, таких штук, как историческое оружие или необычный кастет. — Когда я его поймаю, думаю, у нас в отделе ещё поубавится висяков, — отозвался он. — Есть шанс, что он не каждый раз использовал это своё “оружие”. Уилсон отпил кофе, с некоторой задумчивостью поглядев на него. — Мне помнится, у тебя была версия с какими-то псами, которых он с собой таскает. Мы тут все ставили, что ты рано или поздно будешь задвигать о вервольфах и всё такое, — агент из наркоотдела с сомнением наклонил голову. Улыбка Коннора была широкой и очень острой. Теперь, когда он действительно раскрыл тайну, хотел жить с этой тайной бок о бок и совсем не планировал портить свои отношения каким-либо излишним вниманием к его обожаемому доктору, рассказывать и уж тем более долго и муторно доказывать всю истину не имело смысла. — Я уточнил данные. Никаких вервольфов.***
Всё оказалось почти совсем просто. Две ночи наблюдения дали свой результат — и уже к следующей полуночи, на едва-едва начавшую убывать луну, Коннор пробивался в дом жертвы вместе с группой захвата. Преступник, оказавшийся здоровенным лохматым мужчиной, яростно сопротивлялся. Это было именно то, чего так боялся в себе Хэнк, — и что совершенно точно поощрял в себе этот бородатый толстяк. Живя зверем, он предпочёл им и умереть. Едва всё стихло, Коннор опустил пистолет и бросился вперёд первым. Он заметил исчезающие в тёмных волосах звериные уши, укорачивающиеся когти. Он был уверен, что это тот самый выслеживаемый им “Волк”, так удобно выбравший время для нападения на спящего любителя марихуаны. Но теперь, когда он был мёртв и не мог подтвердить или опровергнуть это, Коннору предстояло ещё поработать над этим секретом. Наклонившись над телом и проверив ещё раз его руки, он быстро и аккуратно вложил в одну из них припасённый кастет.***
Кошки не очень-то обрадовались переезду — в плане консерватизма они легко могли дать фору тому же доктору Андерсону. Но, в отличие от них, доктор Андерсон имел право голоса, и это право было оглашено весьма ультимативным образом: — Переезжаешь ко мне. У меня дом больше. Спорить с этим было трудно, да Коннор и не стремился. Его небольшая квартирка не шла ни в какое сравнение, особенно с учётом размеров спальни и библиотеки Хэнка. В последней Коннор особенно любил проводить время: как бы то ни было, а даже в этих народных преданиях были крупицы истины, за которой он гнался столько лет, и он не собирался упускать свой шанс вникнуть в неё как можно глубже. — Опять читаешь эту макулатуру, — Хэнк покачал головой, почёсывая под подбородком Сехмет, мгновенно оккупировавшую его руки. Коннор ей даже позавидовал: сам он целых полгода ходил вокруг да около, а его кошкам, чтобы покорить Хэнка и обустроиться на новом месте, понадобилось всего каких-то полчаса! — Что там с этим убийцей, ты выяснил, кто это был? Коннор медленно кивнул, проводя пальцами по старинному корешку. — Да. Златко Андроников, эмигрант во втором поколении. Удалось доказать его участие в двух эпизодах, включая моё текущее дело. Но пришлось поработать над уликами, чтобы у шефа не было вопросов, — Коннор коротко поджал губы. Это были не его методы, но иначе вряд ли бы получилось свести в деле концы с концами. Хэнк, выслушав его, хмуро посмотрел в сторону и немного покачал головой. — Я был с ним знаком. Когда-то давно. Он всё искал способы избавиться от “проклятья”, вытащить из себя зверя. Часть этих книг сам мне подарил, — он кивнул на длинные полки. — Причём, одни из самых старых. Всё искал универсальный рецепт, ставил эксперименты. Дошёл даже до пресловутых укусов, от которых только другие без толку страдали, — вот тогда-то мы с ним и разошлись, я не хотел иметь с этим никакого дела. Пальцы Хэнка замерли в короткой светлой шерсти ориентала, потом снова стали медленно гладить. — Он всё никак не мог поверить, сообразить одно дело: раз уж ты таким родился, ты из себя это не вытравишь. И никакие сказки про ядовитую слюну тут не сработают. Нет никакого проклятья. Да и не было никогда. Сколько ни сдирай с себя шкуру — новой всё одно не вырастет... Он поморщился и тихо, досадливо рыкнул. Коннор поглядел с любопытством на Сехмет, но та даже не шелохнулась. Животные не хуже него чувствовали суть Хэнка, видимо, именно поэтому он решил работать именно с ними и правильно сделал. С людьми было гораздо сложнее — Коннор знал это на собственном опыте. — Значит, он так хотел быть просто человеком, — задумчиво протянул Штерн. — А в итоге сам просто превратился в зверя, вне зависимости от фазы луны. Выпустил наружу свою истинную натуру. Как иронично. Хэнк выпустил кошку, подходя к нему ближе и садясь рядом. Он притянул к себе Коннора, обнял рукой за плечо, и тот прильнул в ответ, чувствуя накатившее на него сомнение. — Ты всегда тот, кем хочешь быть, док. И никакая звериная суть это не изменит, она только поможет тебе раскрыться в ту или иную сторону. Андерсон усмехнулся, потерев ладонью по прикрытому футболкой плечу. — Ну а ты, агент ФБР? Ты-то кем хочешь быть? Коннор улыбнулся. — Я всегда хотел быть знающим правду. Впрочем, теперь, действительно обладая этим секретом, он не собирался ни с кем им делиться. Столько лет он стремился найти и доказать, чтобы видеть и слышать, чтобы — знать. Но узнав тайну, он предпочёл не раскрывать её всем другим, а скрыться в ней самому. Он предпочёл стать её частью.