Агония

Саша Москве очень нравился. Миша его любил всегда: на совещаниях, когда Романов отчитывался о расходах и доходах полугода; в узком кругу друзей, когда Петербург без стеснения смеялся и шутил; но больше всего он любил Сашины эмоции. Сам Романов их редко показывал на людях, но это с лихвой компенсировалось в постели — Питер вначале зажимался, краснел и колко подшучивал, будто таким образом поддерживая свой образ и ясность ума. Но как Мише нравилось этот образ снимать, вместе с одеждой обнажая белую, словно фарфоровую кожу. Сашу хотелось довести до исступления, до белой горячки, чтобы он бился в удовольствии подобно птице в клетке. Вся эта вереница мыслей носилась в помутневшем Московском сознании, пока он как раз таки доводил до пресловутого исступления Александра Романова. Москва кусал до синих пятен Сашину шею, а тот беспомощно вздыхал и охал, оказавшись плотно прижатым к бордовому постельному белью. — М-Москва.. Ох.. я больше не могу. Хватит.. — Промычал Романов, прерываясь на короткие выдохи, пока смотрел в ехидные голубые глаза, владелец которых продолжал покрывать всего Александра поцелуями. Московский послушно приподнялся, примкнул к губам Питера, нежно их покусывая, а затем резким и неожиданным движением перевернул его на живот, заставив приподнять нижнюю часть тела, а грудью упереться в кровать. — Ты что.. что задумал, Миш? — От столь откровенной позы Романов вспыхнул, а Московский властным, но тихим голосом приказал: — Руками разведи ягодицы. — — Ч-что? — Саша, кажется, стал краснее чем бордовые простыни, на которых они лежали. Тем не менее, он послушно выполнил просьбу, уткнувшись лицом в подушку. Это ничего не скрыло — Миша все равно видел его алеющие уши. Вытащив из прикроватной тумбочки оральную смазку, по запаху напоминающую шоколад, он щедро полил судорожно сокращающийся вход, под рваный выдох Романова. — Что ты.. — Не собираясь раздумывать долго, Миша нагнулся и мягко провел языком по пояснице, спускаясь к сфинктеру, и закружил им вокруг. Петербург, молниеносно осознав что происходит, выгнулся со стоном, желая уйти от смущающих прикосновений. — М-Московский, мать твою налево!.. — Столица издал довольный смешок, удерживая бёдра строптивого Северного города, затем плавно толкнувшись внутрь языком. В этот момент Романову показалось, что он сходит с ума. Он слабо застонал и полностью облокотился телом на постель. Единственное, что было у него в голове, это ощущение влажного языка, толкающегося в него, и то, как сильно Миша сжимал его дрожащие бёдра. Он сладко всхлипывал, в глазах скопились слёзы, а сознание выдавало пищащий звук в уши, будто предупреждая о скором достижении пика. — Москва.. ах! Я больше..н-не.. — В тот момент, когда Саша уже был готов кончить, Московский, сука такая, стремительным движением пережал основание его члена. В эту секунду Петербург думал, что умер. Захотелось зарыдать от оборванного оргазма. — М-Москва..пожалуйста..я прошу..дай м-мне.. ах.. — Вот теперь-то Саша сошёл с ума. Этого Миша и добивался — безрассудства, с которым Романов начинал умолять. — Ещё не время, Саш. Мы только начали.. — Хоть собственный член был возбужден до боли, уступать Петербургу не хотелось. Было желание сломать его сознание, уничтожить остатки самообладания, заставить выкрикивать имя Московского, чтобы всегда рационально мысливший Александр не мог думать ни о чем, кроме вбивающегося в него члена. Москва поднял ослабевшее, будто кукольное тело Романова, положив животом себе на колени. — Сейчас может быть больно. — Он сказал это сладко и по плутовски, тут же с улыбкой на лице шлёпнув Петербург по заднице. — Ах! — Северная столица вскрикнул, волной изгибаясь на московских коленях. И снова удар, с оттягом, сопровождающийся взвизгиванием. Несмотря на боль, член с новой силой налился кровью, начав болезненно пульсировать. Алые следы от ударов, покрывающие всю поверхность бёдер, щипали, но всё это лишь добавляло жгучего, словно огонь удовольствия. Александр хрипло дышал, срываясь на крики, по щекам неконтролируемо текли слёзы то боли, то наслаждения, и Санкт-Петербург, всхлипнув, простонал: — Достаточно!.. — Московском тут же убрал с него руку, удобнее устраивая его сидя на своих коленях. — Тебе больно? — Да. Но Александра все более чем устраивало. Член сочился предэакулятом, и Романов, вроде придя в себя, рвано попросил: — Трахни меня уже, я больше.. не смогу. — И Миша послушно приподнял его над собой, засаживая по самое основание. Вскрик Петербурга, слышал наверное, весь дом. Из головы прямо этим толчком выбило все мысли. Город на Неве мог только сдавленно прошептать: — Я хочу, чтобы ты заломил мне руки и взял максимально грубо. — Ох, это было усладой для столицы. Слегка нагнув Сашу вперёд и схватив две его руки, он сложил их крест на крест у него за спиной, затем зажал одной своей. Тупая боль прострелила плечи, и Питер благодарно вздохнул. Кто ж знал, что он окажется таким мазохистом. Москва впился зубами в подставленную шею, чуть ли не до крови её кусая. Спустя почти 10 толчков, Саша, с вздохом полного наслаждения, излился. На стоны его не хватало — этой ночью он точно сорвал голос. Столица вытащил член, зная, как для Романова болезненны послеоргазменные движения, и опустил его перед собой на колени, зарываясь пальцами в волосы и оттягивая. — Отсоси. — Петербург шмыгнул носом, приблизился к паху, и мучительно медленно облизал головку, только после недовольного рыка Московского погружая орган в рот почти полностью. Стоило пару раз пройтись языком по венкам, и Миша вздрогнул со стоном, изливаясь в горячее горло. Саша отстранился, чуть не заваливаясь от усталости. Он слабо улыбнулся, и Миша подхватил его под локоть, аккуратно ведя в сторону кровати, после укладывая его и ложась рядом. — Знаешь, я действительно рад, что мы встретились, — Москва вздохнул, наблюдая за удивленной реакцией Романова. — Я ничуть не жалею, что согласился обучать тебя как быть столицей. — Петербург вымученно улыбнулся, и сладко зевнув, прижался ближе к Мишиному плечу. — А я не жалею, что тогда в тебя влюбился. — Столица приподнял уголки губ, промолчав. Ему не нужно было ничего говорить. Звёздное небо освещало две давно заблудшие души, которые наконец нашли друг друга.