лучик.

Итан Торкио. он всегда был мамочкой для остальных участников, и его никогда не тяготило это. он был рад приготовить своим детишкам поесть, проследить, чтобы они не забыли паспорта в отеле. никогда не отказывал, когда кому-то нужно было выплакаться и подставлял своё плечо. Итан привык. привык быть мамочкой, привык быть сильным и выглядеть для детей примером. чтобы от него не требовалось — он был готов. он ведь даже не замечал, что действительно делал всё, что у него просили. всегда старался подстраиваться и угождать, лишь бы действительно осчастливить кого-то из столь дорогих людей. барабанщик в принципе любил когда вокруг витает атмосфера счастья. это заставляло его самого улыбаться во все тридцать два, а после вновь слушать долгие рассказы Томаса. ведь этот парень всегда стремился чем-то поделиться. Торкио отлично подходил на роль слушателя. но вскоре он перегорел. буквально как лампочка. некогда радостные, искрящиеся глаза попросту опустели. он больше не хвалил новые стихи Дами, вежливо отказывал Тому, когда тот хотел рассказать о чём-то. часто выходил курить со студии, забывая накинуть на плечи куртку или плед. вечно яркий лучик, который заряжал остальных участников группы энергией и силами потух. барабанщик сам не понимал, что пошло не так. да и момент, когда это случилось он пропустил. Итан вновь берёт пачку сигарет, говоря друзьям, что отлучиться. Томас грустно смотрит вслед уходящему другу. они молчат об этом, но каждый понимает, что их солнце медленно гаснет. Дамиано чувствует, что его песни становятся суше чем раньше, а Вик и блондин уже играют не столь ярко. про Итана лучше вообще не припоминать, и так кошки душу скребут. Давид тяжело вздыхает, говорит, что выйдет вместе с патлатым и встаёт с кожаного диванчика, что стоит в студии. накинув на плечи куртку, парень подходит к двери, задерживаясь у неё несколько секунд. щелчок, и перед ним открывается картина ничем не лучше той, что внутри. Торкио сидит на ступеньке крыльца, явно даже не начавший курить. он прикрыл лицо ладонями, вероятно плотно жмурясь. казалось, что ещё немного, и он заплачет. Дами искренне боялся за группу, но состояние друга его пугало в разы сильнее. солист подсел рядом, осторожно укладывая руку на чужом плече, чувствуя как по телу оппонента проходит дрожь от неожиданности. Итан поднимает взгляд. усталый, всё такой же пустой и немного напуганный. Дамиано замечает пару мокрых дорожек на щеках и красноватые глаза, всё ещё полные влаги. кажется, его друг держится из последних сил, чтобы не разрыдаться. и он действительно теряется. обычно именно длинноволосый всех успокаивал, помогал другим справляться с эмоциями. Давид нежно обхватывает чужое лицо ладонями, словно боясь напугать его. будто Торкио был вовсе не запутавшимся и выгоревшим человеком, а маленьким и мокрым котёнком. Итан не смел шевелиться, лишь преданно смотрел на второго, пытаясь угадать хоть какие-то дальнейшие действия друга. Дамиано осторожно стирает мокрые полосы на щеках большими пальцами, мягко поглаживая щёки барабанщика. солист совершенно не знает, как подбадривать людей. он просто не привык к этому. но он просит младшего развернуться к себе, что тот послушно выполняет. через мгновение Торкио был заключён в крепкие объятия, хоть и такие же осторожные как и прошлые касания. во всех его действиях было столько трепета, что противоречило одному его имени. Дамиано всегда являлся человеком-гранатой, и нежность и трепет в этот образ не входят. видимо, не для всех. и Итан не может больше держаться. он слишком долго держал. держал слишком много. слёзы потоком вырываются наружу, и Дами решает, что патлатому стоит отпустить всё, что его тяготит. он мягко зарывает ладонь в его волосы, массируя кожу и давая хоть какое-то успокоение. барабанщик шепчет невнятно, с перерывами на всхлипы и слёзы, но всё-таки шепчет обо всём, что его так тревожит. и Дам слушает. он привык, чтобы слушали его. но Итана он слушать готов вечность. пусть и не признаётся себе в этом пока. младший благодарен за то, что ему дают сказать. его не перебивают, и может быть, даже не понимают половину из того, что он говорит. но его слушают. поглаживания добавляются к спине, что заставляет жаться ещё ближе, почти приняв лежачее положение. и когда Виктория с гитаристом тихо приоткрывают дверь, чтобы узнать куда пропали эти двое, Торкио их не замечает, а Дами безмолвно просит их уйти и не мешать. Вик улыбается, полностью чувствуя, что Торкио в хороших руках, а после скрывается за дверью. прошло около получаса, когда Итан успокоился. он всё ещё рассказывал о чём-то, уместив голову на коленях друга, совсем забыв о том, что разлёгся он собственно на крыльце. рука Дамиано ненавязчиво капашилась в волосах второго, он выкуривал уже четвёртую сигарету и внимательно слушал, лишь изредка приговаривая тёплые слова. под давлением такой заботы и теплоты, он вскоре почувствовал огромное желание уснуть, ведь это было чем-то из разряда фантастики в последние дней десять. Дами заметил, что младший уснул лишь через минут десять, ведь и сам провалился в свои мысли. он корил себя за невнимательность. ведь Итан наверняка просил о помощи и не раз. он ведь наверняка старался сказать, старался попытаться попросить услышать его. если бы он заметил это раньше, чем апатия и опустошение настигли его, то ничего бы не было вовсе. Давид слабо улыбнулся и выкинул бычок в урну, а после приподнялся, потряхивая второго за плечо. — хэ-эй. солнце, слышишь? пошли на диване поспишь, тут до жути холодно и неудобно… — тихо прошептал солист почти на ушко собеседнику. — « с тобой мне удобно везде. если я подам вид, что проснулся, то он вернётся к песням, а я буду спать в одиночестве…» — подумал длинноволосый, в надежде вновь уснуть тут, в том же положении. — я никуда не денусь, слышишь? я буду рядом, как и сейчас, просто в помещение зайдём, — словно читая мысли, успокоил его Дами. всё-таки поднявшись, сонный барабанщик привстал, протянув второму руку. его личико было слегка опухшим от пролитых слёз, но он наконец был удовлетворён, а на лице отзывалась слабая, немного вымученная, но всё-таки улыбка. зайдя на студию вслед за младшим, Дам жестом попросил остальных быть чуть тише, а сам проводил Торкио до дивана, усаживаясь в уголок, похлопал по своему бедру ладонью, приглашая его вновь уложить голову туда же. это действие было выполнено сразу же, а после Давид накрыл друга флисовым пледом, чтобы он хоть немного согрелся с улицы. — Итан, всё будет хорошо. ты тоже не можешь сиять вечно, но теперь я постараюсь сделать всё, чтобы ты не перегорал, — шепчет Дамиано, целуя младшего в висок.