Неосторожное слово – и ребенок взрослеет,
обманутая любовь – и человек ожесточается.
(Андре Моруа)
2009 год. «Шёл седьмой год без родителей. Я сильно злилась на них, что за всё это время они не узнавали как я там жила… выживала. Благодаря воспитательнице Ким, единственной кто ко мне и Чимину относился по-человечески, мы не ожесточились. Другие же вели себя строго, от них не дождёшься ласкового слова, похвалы. Маленькие дети их сильно боялись. Во мне в такие моменты просыпалось сильное желание их защитить или просто обнять, и я часто получала от взрослых, а Чимин добавлял своё коронное: «Не думай о них». Бесило! Когда же будет по-другому? За те годы скопилось так много боли, гнева, злости, слёз. Но в глубине души я ждала, что всё будет как прежде, ведь «родители просто не услышали друг друга с первого раза из-за криков, они просто поторопились, они обязательно заберут меня». Наивно, но, может, поэтому я продолжала встречать новый день?». Оставив новую запись в стареньком блокноте, я поторопилась убрать его в тайник. Каждый раз, пряча доказательство своей слабости, сердце из груди выпрыгивало. Быть пойманной за подозрительным делом — такой себе вариант, сразу отберут, прочитают и расскажут, выставят посмешищем. С этими мыслями я пошла в игровую комнату. В тот день привезли ещё одного ребёнка, ему не было даже трёх. Воспитатели говорили он не из благополучной семьи. Вот бы этого слова не существовало. Ещё один ребёнок с поломанным детством. Ему бы расти в любви и заботе, но он оказался там. Глядя в его большие глаза, вспоминала себя, свой первый день. Также завели в общую комнату и оставили. Никто к нему не подходил, никто, кроме меня, не смотрел в его сторону. Не плакал. Таких там «любят», для воспитателей и взрослых ребят он был «удобным». Интересно, его родители понимали, какая жизнь ждёт их чадо? Постоянное выживание, чувство незащищённости, много страхов и злости на людей, на самого себя. Мои вот, наверное, нет. Хотела бы чтобы детский дом вообще не появлялся в моей жизни. У каждого ребёнка должны быть родители. Неидеальные, но должны быть. У каждого ребёнка должны быть праздники. Пусть и без дорогих подарков, походов в парки аттракционов, потому что тёплое родительское «С днём рождения» — самый лучший подарок. У каждого ребёнка должно быть много друзей, а не зависть, глядя на весело играющую компанию ребят. У каждого ребёнка должна быть мечта, а не мысли о самовыживании. У меня ничего этого не было. В нашем детском доме были негласные правила: личное становится общим, младшие воруют для взрослых, никаких сотовых телефонов, в школе делать вид, что не знаем друг друга, за донос воспитателям — удары в живот. Их знали даже самые маленькие и это самое ужасное. Что касалось воспитателей — всё грустно. В основном приходили молодые девушки. Это наша с Чимином любимая категория, мы называли их «Заоблачные спасительницы». Больше месяца никто не продержался. Думали, их любви и заботы хватит на всех, но, столкнувшись с реальностью, они убегали в слезах. Наивные. Думали, мы ручные зверушки, подаришь несколько минут собственного внимания, и всё наладится. Никому не интересно, что чувствовали мы, да и говорить об этом вслух запрещалось. Поэтому ко всеобщим правилам добавляется ещё одно — никогда не показывать свои переживания и слёзы. Мальчик сидел на том же месте, грустно опустив голову. Хотелось подойти, крепко прижать к себе, но слова Чимина отрезвляли. — Мне тоже его жаль, но не забывай, к чему это приведёт, — еле слышно говорил, перелистывая на полу какой-то журнал. Страх. Куда же без него. Первый год в детском доме был самым тяжёлым, самым медленным и плохим. Каждый день проходил в ожидании мамы. «Сегодня не пришла, но завтра обязательно придёт, надо только подождать» говорила я себе триста шестьдесят пять раз. Чимина же никто не хотел забирать. Во-первых, «слишком взрослый», во-вторых, «через год-другой захочет вернуться к своим родителям, не хотим таких проблем». Всё это мы узнали от взрослых ребят. С тех пор он сильно изменился. — Чим, не хочу взрослеть. Боюсь, что стану такой, как мои родители, — я подсела к нему. — Но ты уже повзрослела, Юри. Тут дети перестают быть детьми, замечала? — на этих словах он прочистил горло. — Помнишь, поначалу я не хотел ни есть, ни пить, по ночам снились кошмары… — помолчав какое-то время, он с раздражением откинул журнал в сторону. Как делают родители со своими «неудобными» детьми. — Ладно, пойду в комнату, — мне лишь оставалось проводить его взглядом. Для таких, как мы, тема родителей всегда болезненна. Чтобы не чувствовать эту зудящую боль я уходила в свой воображаемый безопасный мир, Чимин жил учёбой, постоянно что-то читая, заучивая. Мы держались друг за друга и за то, что помогало отвлечься от безжалостной реальности.***
Пятьдесят семь шагов. Соблюдай свод правил прилежной школьницы шесть дней в неделю. Пятьдесят два шага. Поддерживай бессмысленную беседу горе-одноклассников. Сорок четыре шага. Всем своим видом показывай, как тебе интересны бесконечные «кто с кем встречается, кому как сильно повезло с родителями, ведь они ни в чём не отказывают, как лучше всего привлечь к себе внимание, как угодить учителю, как не попасться за какую-нибудь шалость, кто самый красивый в школе». Двадцать три шага. Подглядывай ответы у Чимина. Они всегда правильные. Четырнадцать шагов. Не смотри долго на соседний стадион, где занимался Юнги с классом. Сплетни станут проблемой. Девять шагов. Школа — не вечная, она скоро закончится. Три шага. Продержись ещё один день. С этими словами я заходила в класс одна, Чимина, как обычно, задержали воздыхательницы. Благодаря красивому личику, высокому рейтингу по успеваемости он стал пользоваться популярностью. Первое время отбивался, но, спустя месяц неудачных попыток не попадаться им на глаза, сдался. Устав от глупых шпионских игр, достойно принял свою участь. Все оказались в шоколаде: он не обделён женским вниманием, а у нас с Юнги появилось больше поводов для дружеского стёба. Слова учителя проходили мимо, перешёптывания одноклассников уже не раздражали, только вид из окна на полюбившийся школьный стадион радовал. Там занимался класс Юнги. Наблюдать за их тренировками было куда интереснее, чем слушать монотонную речь учителя. На парту прилетела маленькая бумажка от Чимина, просил не палиться так явно. «А чем ещё заниматься на скучном уроке, как не смотреть на красивых парней?», — кратко и ясно. Щекастый наблюдатель не удивился ответу, закатывал глаза и дальше решал уравнения, а я продолжала глазеть на бегающего друга. Юнги стал для нас чем-то большим. Он — старший брат, наставник, родитель в какой-то степени и настоящий друг. Всегда на нашей стороне, всегда заступался, брал на себя всю вину, не упрекал. Только нам прощал все шалости и шуточки, которые не простил бы другим. «Домашние» ребята злобно подшучивали, не верили в нашу дружбу, ведь «её не существует». Доказывать им обратное не было никакого смысла, ведь они ни не знали что это такое. Среди нас троих Юнги выделялся только тем, что у него были родители. Поначалу разница сильно ощущалась: Юнги рассказывал о тёплых семейных вечерах, бесконечных объятиях или «мама всегда целует меня перед сном, а папа собирает мне еду в школу», мы молчали. Для нас с Чимином это казалось сказкой. Разве такое может быть? Были настроены скептически, даже негативно: «Что такому хорошему мальчику от нас надо?». Так мы балансировали между «уйдёт от нас при удобном случае» и «он дружит с нами по-настоящему» целый год, пока не поняли, как сильно сблизились. Каждое утро он приходил к порогу детского дома, чтобы вместе дойти до школы, делился своей едой, не давал никому в обиду, рассказывал смешные шутки, а если мы с Чимином ругались, становился соединительным мостом. Окончательно поняли, что Юнги искренен с нами, когда познакомил со своей мамой. Она и вправду не стеснялась называть его ласковыми словами, держать за руку, шутить. Ничего в её словах, вопросах, голосе не выдавало и каплю презрения ко мне и Чимину. Подойдя к школьным воротам она обнимала нас троих и попрощалась. Юнги ничему не удивлялся, чего нельзя было тогда сказать о нас. Ещё долго вспоминались мягкие объятия и запах дома, исходящий от мамы Юнги. Тогда весь день не покидало какое-то тёплое чувство, разливающееся в груди. Долгожданный звонок! Мои мучения закончились, настроение поднялось и желание радоваться жизни вернулось. — Уже вижу как ты вечером жалобным голоском и щенячьими глазками просишь меня объяснить сегодняшнюю тему! — Почти на выходе из класса Чимин начал возмущаться. — Юри, ну сколько можно? Сколько раз прошу на уроках слушать учителя и смотреть на доску? Не на смазливых красавчиков, а на до-о-о-оску! — все в школьном коридоре начали на нас оборачиваться. — Тише ты! — закрыла его возмущённый рот ладошкой. — Во-первых, у тебя уже есть своя женская футбольная команда, а у меня только перекати-поле и один ворчащий козёл. Во-вторых, мне неинтересна школьная программа, я не собираюсь становиться великим учёным. И, в-третьих, я смотрела не только на «смазйивых класафчикаф», — говорю писклявым голосом, передразнивая, — там был Юнги. Видел бы ты как он быстро бегает! — В последнее время часто говоришь о нём. Подозрительно… — остановившись, и с подозрительной улыбкой на лице Чимин выдал, — он тебе нравится? Да, я прав! — Да не кричи! Теперь все смотрят на нас. Доволен? — ухмылка вырисовывается на его лице. — Если это неправда, почему так нервничаешь? — наклонился, и, когда наши глаза оказались на одном уровне, шепотом добавил, — не бойся, я сохраню твой секрет, но подсказывает моё купидонское сердце, что твои чувства взаимны. — Ты не Пак Чимин, а змей-искуситель, — говорила я, сложив руки под грудью и высоко задрав нос. — Кстати, а кто в твоём арсенале козёл? Кто это вообще? — Этот козёл — ты. Только и делаешь, что достаёшь своими нравоучениями, — я как можно быстрее уходила от него. — Повтори-ка! Откуда в тебе столько дерзости? Эй! Я жду извинений! — кричал мне вслед Чимин, задыхаясь от возмущения. — Да никогда! — я оставалась собой довольна, ведь такие приёмы всегда срабатывали.***
Вот уже который раз я чертыхалась, пытаясь решить бесполезное уравнение. Конечно, я могла попросить тетрадь у Чимина, если бы не назвала козлом. Ранимый ангелочек не простил меня так быстро. Смею предположить, он успел пожаловаться Юнги на мой длинный язык: «Юнги, поговори с Юри! Пусть она старше меня на каких-то четыре месяца, зато все ответы на тесты она списывает у меня! К кому она обращается, когда нужна помощь? Правильно, ко мне! Кто носит её рюкзак после школы? Правильно, я! Кто разрешает трогать свои щёки, если у неё плохое настроение? Тоже я! Требую уважения к себе!». Его типичная тирада. Когда там ужин? Уравнения высосали все жизненные силы. Тяжело держать ручку, глаза закрывались, спина больше похожа на вопросительный знак, пальцы рук тряслись от голода. Кажется, я испущу дух, прям за столом. Неплохо бы написать завещание, но как, если даже дышать тяжело? Я ещё столько всего не успела сделать! «Попрошу прощения у Чим-Чима. Блокнот со всеми записями буду завещать Юнги. Напишу прощальное письмо родителям. Что там ещё делают перед смертью? Точно! Список…» — Юри, хватит насиловать мозг. Если что, Чимин уже ушёл, — я обернулась и увидела соседа по комнате своего друга, кажется, я влипла по полной. Вдохнув, потянула руки вверх, косточки стали хрустеть. Выдох. «Точно придётся просить прощения». Боевой настрой улетучился, как только я переступила порог столовой и увидела надутого Чимина. Одним «Прости» точно не отделаюсь. — Многоуважаемый Пак Чимин, позвольте принести свои искренние извинения за сегодняшнее недоразумение… — не успеваю договорить, как на всю столовую раздался голос моего обиженного друга. — Недоразумение?! — он подскочил, ударив ладонями по столу, — Ты меня оскорбила! Запах его погоревшего зада распространился по всему помещению. Не припомню, чтобы раньше так бурно реагировал на подобные сравнения. Перевела взгляд на сидящего рядом соседа, позвавшего меня, чтобы спас положение, но претерпела поражение. Подперев голову рукой, он спокойно наблюдал за происходящим, не проявляя никакого желания вмешиваться в разговор. — Я назвала тебя единственным… — снова не договорив, Чимин вставил своё слово. — Нет-нет-нет! — возмущённо размахивал руками перед моим лицом. — Ты сказала «один ворчащий козёл»! — Давай мы поговорим, когда останемся одни, — хмурил брови. — Чим, ну пожалуйста. Потом можешь говорить всё что хочешь, — и он сдался. Всерьёз мы никогда не ругались, не дрались, не унижали друг друга, как делали другие. Если что-то заставляло злиться или повышать голос друг на друга, либо обстоятельства, либо воспитательница Ким напоминали, что только мы есть друг у друга, и в моменты недопонимания нужно поговорить и простить. После ужина мы вышли в дальнюю часть двора. Небольшая деревянная беседка с одной лавкой и крышей из маленьких цветных стёклышек хранила много воспоминаний. Вот и тогда, слушая обиженную речь Чимина, я понимала, как не хотела с ним ругаться. Он пропустил мои слова мимо ушей, если бы не сцепился утром с самым старшим соседом по комнате. Опять дразнил из-за «любви» к учёбе. Юнги и я знали, почему Чимин так много времени ей уделял. Верил, что высшее образование сделает жизнь в тысячу раз лучше. Наступила тишина. Подняв ноги к груди, Чимин грустно вздохнул. — Наверное… в глубине души я хотел, чтобы и Юнги был тут, с нами, — подняла на него удивлённые глаза, — потому что он никого не боится, может себя и нас защитить. А я? Злюсь или отмалчиваюсь. — Меня ты с самого первого дня защищаешь. — Не смеши. От кого? Подняв голову, я рассматривала сквозь стёклышки звёздное небо. — От самой себя, — перевела взгляд на Чимина, — не будь тебя рядом, давно бы утонула в своих мыслях, — он промолчал. Посидев ещё немного, мы медленно зашагали в сторону «дома». Несмотря на глубокую ночь мозг отказывался выключаться, выдавал бесполезные мысли, которые я на утро забуду. Звуки проезжавших вдалеке машин, работающего старенького кондиционера, стрекотание сверчков и сопение соседок по комнате разбавляли беспорядок в голове. Ночью усталость в теле чувствовалась особенно сильно, руки и ноги совсем обмякли. С одной стороны, нравилось это состояние, можно думать даже о чём-нибудь плохом и никто не узнает, а с другой, по утрам недостаток сна вырисовывался на лице. На ум приходили слова Чимина о Юнги. Неужели так много о нём говорила? Не отрицала, он симпатичный, умный, без вредных привычек, ещё и баскетболом занимался… Стоп. Что за избитый список качеств перечислила? Зачем вообще допускала мысль, что Юнги может стать кем-то большим, чем друг? Отношения всегда заканчивались расставанием, следом боль. В моей жизни её и так было много. Лучше оставить всё как есть. Да и… вряд ли бы он хотел встречаться со мной, девушкой из детского дома. Одноклассницы рассказывали, как приятно думать о собственном парне весь день, держаться за руки, смущаться от пристального взгляда, представлять счастливое будущее, запоминать все привычки, родинки, улыбку и бесконечное количество раз обниматься… целоваться. Испытаю ли я это в своей жизни?.. Юри, не витай в розовых облаках, ты обречена на одиночество, это факт. Ты — могила для собственных фантазий. Всё! Надоело! Я укрылась лёгким одеялом с головой, заставляла себя заснуть. Нельзя таким мыслям давать волю, ещё и ночью. Нельзя. Нельзя. Нельзя. Глаза начинали закрываться. Мысленно радовалась, что хоть усну не на рассвете. В голове становилось пусто, никаких мыслей. Темнота…