«Правда… Она тебя освободит.
Но в начале в щепки уничтожит.»
(В.Портнова)
Мы ехали с похорон Чимина молча. Я лежала на коленях у Юнги и рассматривала быстро меняющиеся картинки за стеклом машины. Я не могла поверить, что Чимина нет. Свет придорожных фонарей то ослеплял, то прятал в темноте. Как бесконечная борьба добра и зла. Всё как в жизни. Одно сменяется другим. Жизнь уступает смерти и наоборот, дарит второй шанс. Таков закон природы. Меня злило не понимание этого закона, а выборка. Почему с тьмой должен был встретиться не старик, повидавший жизнь, а наш совсем ещё молодой друг? Почему умер тот, кто больше всех хотел жить?! Воспитательница Ким и мама Юнги не разговаривали о случившемся в моём присутствии. Наверное, боялись моей реакции, а я и не спешила узнать правду. Всё казалось нереальным. Хотелось верить в то, что я видела час назад очередная шутка злой судьбы. Но как не верить, если со всех сторон только и слышишь неконтролируемый плач, видишь на себе сочувствующие взгляды взрослых? Больше всех плакала мама Юнги. Человек, которая мало его знала, но с первой встречи полюбила как родного сына. Юнги при мне сдерживался, но когда совсем уже накрывало отходил на какое-то время в безлюдное место, а по возвращению прятал немного покрасневшие глаза. А я… я не могла ни плакать, ни что-либо сказать. Словно это всё случилось не со мной. Словно я пришла в кинотеатр на фильм с грустным концом. Фильм закончился, но выйти из зала не получалось. Смотрела на быстро плывущие титры в тёмном зале и не знала что испытывать. Ничего, кроме душевного онемения теперь во мне не жило. Вспоминала счастливого Чимина, который ещё вчера не спеша пропускал сквозь пальцы тёплый песок, а сегодня стал прахом. Юнги плавно водил рукой по моим волосам, стараясь не вызывать раздражения от прикосновений. Только вот меня ничего не оживит. Я-то почти ничего не ощущала. Закрыла глаза в надежде уснуть спокойным сном. Меня словно затолкали на необитаемый остров. Один неверный шаг и я упаду в глубокую яму с капканом, чтобы точно не выбралась. Ни знакомых лиц, ни ориентиров, ни помощи. Только я и мой природный страх. — Юри? На мгновение померещилось, что это не голос Юнги (ведь он практически никогда не называл меня по имени), а моего родного Чимина. Я до последнего не открывала глаза, пока не услышала привычное: — Ведьмочка? — Уже приехали? — спросила я непривычно будничным голосом. Словно никакой потери и не было. Воспитательница Ким поблагодарила маму Юнги за искреннюю поддержку и сказала мне выходить. Вместо двух хлопков закрывающихся дверей машины было три. Возле ворот «дома» Юн догнал и попросил меня ещё немного задержаться. Воспитательница не была против. Да и вряд ли у её замученной души остались силы что-либо запрещать. Тихий шелест деревьев, неразборчивая смесь из обрывков слов прохожих так вовремя заглушали мои мысли и громкое молчание Юнги. Он смотрел на меня, стараясь найти правильные слова на прощание, а я смотрела куда угодно, только не на него. При других обстоятельствах я пищала бы от радости, что мы с Юнги снова смогли остаться наедине, но в тот момент хотелось накрыться одеялом и отключиться от всех мыслей. — Спасибо, что был сегодня рядом, — решила первой ускорить момент прощания. Я уже повернулась к нему спиной, но коснуться ручки ворот так и не успела. — Я всегда буду рядом, — Юн сказал такие простые, но нужные для меня слова шёпотом, крепче прижимая к себе. Слёзы вновь выступили на глазах, но вниз так и не упали. Хотела чтобы всё это оказалось игрой. Перезагрузить день, когда Чимин ушёл. Остановила, запретила выходить из стен детского дома, подняла бы всех на уши. И этот день бы не наступил. Если бы я только могла это предвидеть…***
Попав в детский дом мне казалось, что мир рухнул, я сильно хотела к маме. Тогда это было для меня самой большой трагедией. Было… Забираю свои детские слова обратно. Теперь уровень душевной боли превышал допустимый лимит. То утро в «доме» выдалось тише обычного. Даже маленькие дети не капризничали, будто всё понимали. Воспитательница Ким уговаривала не ходить в школу пару дней, оплакать потерю, но я не хотела оставаться в этих давящих стенах. Было страшно. Не зная причины ухода Чимина на ночь глядя, в голову могли прийти очень страшные мысли. Надо было поспрашивать у тех, с кем он хоть как-то был знаком. У ворот меня ждал сонный Юнги. Было ожидаемо увидеть его после случившегося… — Привет, — он поздоровался первым. Вышло по-необычному тихо и с грустной улыбкой на лице, — думал уже не выйдешь. — Юн, а тебе мама что-нибудь рассказывала? Может воспитательница Ким ей успела сказать? — без приветствия накинулась на друга. Именно эта маленькая надежда, что взрослые знали больше подняла с постели, — Только не ври мне. Иначе я сама узнаю правду любыми способами. Последние слова вылетели сами собой, и с какой-то необоснованной угрозой в сторону друга. — Ведьмочка, — Юнги тяжело вздохнул, потирая покрасневшие от недосыпа глаза, — не играй в эти бесполезные шпионские игры. Мне тоже хочется узнать правду, но так просто нам ничего не расскажут. Мы всё ещё дети. И мы не в фильме. Нужно брать хитростью и аккуратностью. Вчера я не смог у мамы что-либо узнавать, ты сама видела её состояние. В школе найду ребят, с которыми Чимин дружил, может они помогут. Мы обязательно всё узнаем. Обещаю. Да, Юнги был прав. Нельзя набрасываться на каждого кто хоть раз перекидывался с Чимином парой фраз, вытаскивая хоть какую-то информацию. — Прости меня… Я не знаю, что теперь делать. Всё кажется таким нереальным. Мне страшно, Юн, — вспомнила счастливое лицо Чимина и почувствовала как в носу начало пощипывать, а на глазах скапливаться слёзы, — Как мне жить без него? Юнги молча спрятал меня в своих тёплых объятиях. — Поплачь… Я буду рядом. Не оставлю одну. «Рано или поздно правда откроется, но понравится ли она мне? Смогу ли дальше с ней жить?»