I don't want to lose you again

“Когда лепестки засыплют Меня под вишневым деревом, Тогда всю ночь до рассвета Я буду о вас тревожиться, Еще непрозрачные ветви.” - Сайгё

Особняк, сооруженный в стиле синдэн-дзукури, стоял посреди цветущего вишневого сада. Все в этом месте было скрыто от чужих глаз, и если кто-то и решится запрыгнуть сюда, то выйти назад, в реальный мир, не представлялось возможным. Тогда несчастному пришлось бы смириться со своей судьбой быть укушенным беспощадным вампиром, яд которого затуманивает разум и превращает в последнюю тварь. Вокруг особняка прогуливалось множество таких зомби. Они передвигались по земле маленькими прыжками, чем разбрасывали опавшие лепестки близ растущих вишен. Такие загипнотизированные существа, чей интеллект не отличался от амёбы, пожалуй, были хорошими слугами. Печатей у владельца особняка всегда в достатке, а потому тратить их на очередного вампира для него было не в ущерб. Всегда ведь приятно осознавать, что у тебя “под крылом” находится такое огромное количество рабов. Так или иначе, внутрь особняка можно было заходить лишь одному, самому близкому к хозяину. Когда-то он был жив, как и все прислуги вне дома, но вскоре повесился. “Второе рождение” произошло уже достаточно давно, и внешний вид подпортился с того времени, ровно так же, как и мозг. Казалось, он уже должен вытечь через глазницы, но нет, серое вещество все еще держится в этой потихоньку осыпающейся черепушке. Звук стучащих по земле гэта и громкие вдохи разрушали гробовую тишину вишневого сада. Лишь мелькало меж деревьев черное кимоно с узорами, вышитыми серебряными нитками, пара бумажных пакетов, и светлая растрепанная прическа. Нельзя было сразу сказать по внешнему виду, что это был владелец особняка, но по крайней мере он выглядел гораздо более “живым”, если сравнивать с остальными жильцами данного места. - Я дома! Йен, я пришел! - Раздвинув дверцу в спальный дворец, Бернард оставил пакеты на полу. Те упали, что в итоге все содержимое вывалилось на паркет. Там была всякая еда на перекус, вроде персиков и хрустящих палочек, мелкие пакетики с жасминовым чаем, лапша, и много-много чего еще. Сам Барни жасминовый чай не особо любил, как и всякий чай в принципе, но вот его парализованный друг устоять не мог перед этим напитком из белых душистых цветов. В последнее время дзян-ши чувствовал себя не лучшим образом, так как процесс гниения уже начинал подходить к концу. Его восприятие реальности чем-то напоминало симптомы деменции: серьезная потеря памяти, неспособность запоминать что-то новое, галлюцинации, проблемы с речью. Самнер, не смотря на свою вспыльчивую и эгоистичную натуру, старался заботиться об этом мертвом черноволосом существе с кроличьими ушками, обвисшими вниз. Пачки с жасминовым чаем, на которые тратился Бернард, тому доказательство. В особняке было достаточно тихо, потому что Йен не любил тратить свою энергию, чтобы перемещаться по такому огромному дому. Здесь иногда даже Барни умудрялся заблудиться, хотя, как он сам думал, и по сей день думает, он знает план этого строения до мельчайших деталей, до каждого котацу и каждой бутылки сакэ. Что ж, похоже, он льстит сам себе, просто не хочет казаться невеждой. - Я купил твой любимый чай, Йен! - Выйдя на террасу с видом на сияющие вишневые деревья, Бернард принялся гулять по пристройкам.- А еще парочку пачек с лапшой… Там даже бобовая есть, знаешь, я мог бы приготовить нам ее сегодня, если ты хочешь поесть! Хах, мне для начала найти бы тебя… Раздвинув сёдзи в одной из хором, Самнер вошел вовнутрь, как только увидел знакомую фигуру. На голом, холодном полу лежало тело, одетое в мандариновы одежды. Казалось, оно спало, или же окончательно умерло. Весь жир уже давно вышел вместе с водой из организма, а мышечный белок разрушился, высвободив энергию, необходимую для хоть какого-то поддержания жизни, если ее можно таковой назвать. Кожа уже стала темно-красной, где-то она отсутствовала, обнажив кости и органы, а откуда-то только-только начинала слазить. Не было одного глаза, а половина волос с головы уже опала. Высушенное, мумифицированное тело лежало неподвижно, даже не дышало, но почувствовав тепло, исходящее от светловолосого, он что-то невнятно промычал, пытаясь повернуть голову. Его попытки были тщетны. - Хэй, ну же, вставай! Я что, зря с такой дали сюда прыгал? Я даже не знаю, сколько дней прошло с того момента, как я ушел… - Почувствовав небольшой стыд, Бернард подошел к трупу поближе, и, присев на корточки, начал разглядывать темное обглоданное личинками мух лицо.- Ты меня слышишь? Йен, ответь мне что-нибудь! Последовало очередное томное и слабое мычание. - Ах, так-то лучше… Ну же, вставай, тебе нужно двигаться, а то ты совсем опору потеряешь! Пытаясь растормошить своими руками напротив лежащее тело, Самнер уже начинал злиться. Ему хотелось просто поднять Йена и поставить его на ноги. - Ну-у-у, встань уже! Тебе что, так трудно это сделать?! - Обняв труп за спину, светловолосый уже был готов выполнить свой план.- Просто берешь! И! Встаешь, черт возьми! Как только Барни убрал руки с тела Йена, тот с грохотом упал на пол, сломав себе челюсть и окончательно порвав остатки кожи на лице. Это заставило того вскрикнуть, как только это ему вообще представлялось возможным. Разум более не дружил с темноволосым, оставив свой престол лишь инстинктам. - Ах, боже мой! - В тот же момент, как Кёртис упал, Бернард ринулся к нему, стараясь успокоить.- Прости меня, пожалуйста! Я не думал, что тебе стало настолько плохо… Ах, прости, прости, прости! Я правда не хотел тебе навредить, прости, пожалуйста… Бледные когтистые ладони медленно поглаживали сухую и темную кожу на лице мертвого кролика, да причем так заботливо и нежно, всякая мать бы позавидовала таким движениям рук. Губы так же мягко прикасались ко рту, с которого слезла дерма, стараясь расцеловать все тридцать два торчащих наружу зуба. Опомнившись, Барни побежал в спальный дворец, в надеждах найти там пустые печати, тушь и молоток с гвоздями. Собрав все необходимое, Самнер вернулся к высохшему трупу, и, взяв в руки одну печать, принялся писать на ней приказ. - Двигайся так же, как и я ,- Далее следовал узор и рамка, в которую стоит записать непосредственно сам приказ. Бернарду хотелось написать то же самое, что и обычно, “мой слуга”, но в этот раз появилась одна сомнительная мысль. - Просто приди в движение!.. - Перевернув печать, бледные руки продолжали писать красной, как кровь, тушью.- ...Пожалуйста. Как только печать была готова, светловолосый незамедлительно схватил молоток и прибил ее к голове несколькими сильными ударами. Казалось, будто череп сейчас вот-вот расколется, вывалив весь сгнивший до полужидкого состояния мозг наружу, но нет, на удивление, он оставался в форме. Скорее всего, потому что печать была прибита не на швы. Труп продолжал лежать неподвижно, иногда что-то протяжно постанывая, словно пытаясь вслепую звать кого-то. Видя бездействие тела, Бернард начинал впадать в отчаяние и бешенство. - Йен, я же… Я же прибил печать, почему ты не двигаешься?! Двигайся давай! Я не намерен тратить на тебя сотню таких бумажек! - Самнер пинал недвигающееся существо под своими ногами, думая, что это его как-то разбудит.- Хватит притворяться, Йен, я понимаю, что тебе нравится привлекать к себе внимание, но это уже не смешно! Хватит лежать без движения, ты меня слышишь?! Я кому сказал, хватит!! Уже срывая свой голос, светловолосый без всякого сожаления запинывал труп до хруста в его костях. Они явно ломались под давлением живой стопы, что делало движение еще более невозможным. - Ах, так значит, да?! Хочешь страдать лежать, как и обычно? Ладно, у меня этих гвоздей зна-а-ешь сколько! Знаешь?! Я все их забью тебе в твою тупорылую голову, слышишь меня?! Вставай, хватит придуриваться!!! Импульсивно схватив печать и написав на ней что-то совершенно непонятное, Бернард начал ее забивать в череп, да с такой силой, что тот все же начал трескаться. Этот звук, напоминающий хруст сухих веток или потрескивание костра, заставил Самнера вновь опомниться от своей злости, особенно когда изо рта Йена вышел неприятный на слух вопль. Столь противный хрип, сопровождающийся хлюпаньем уже сгнившей крови, по непонятным причинам, вызвал у Бернарда жгучую боль в глазах. Его кроличьи уши опустились вниз, и, пугливо вздрагивая, трясущиеся руки пытались вытащить прибитый намертво гвоздь. Острые углы плохо отшлифованной шляпки царапали пальцы Бернарда до крови. - Нет… Ну же, вставай, Йен, прошу тебя! Не расстраивай меня так, пожалуйста… - Продолжая царапать своими все больше трясущимися руками гвоздь, Самнер уже не мог вынести наросшего напряжения в своей груди и голове. Начиная вопить что-то себе под нос, по щекам начинали литься слезы, а руки окончательно опустились.- Нет… Нет, нет, пожалуйста… Сделай хоть что-нибудь... Потянувшись за печатями своими ослабевшими руками, Барни сквозь слезную пелену пытался написать очередной приказ. - Двигайся так же… Как и я ,- Сквозь всхлипы и завывания, светловолосый проговаривал весь текст шепотом, что его слышал только он сам.-, И… Говори со мной… Пожалуйста-а-а!.. Перейдя уже на крики, Бернард резко упал на пол, впившись своими когтями себе в голову и беспощадно царапая ее до крови. Он кричал с такой болью в своем голосе, с такой горечью, он был готов сделать абсолютно все что угодно, лишь бы лежащее неподвижно тело напротив хоть сколько-то зашевелилось. - Мне более не хочется жить,- Этот до боли знакомый, мягкий и низкий голос пронесся в памяти Самнера, словно молния, озаряющая своим светом темноту бушующего шторма. От того слезы полились еще сильнее, и вопли стали громче.-, Я хочу быть где-угодно, но не здесь… Хочу приобрести покой, полнейшее одиночество, понимаешь? Я стараюсь делать все, что в моих силах, но мне так стыдно за то, что я делаю… Мне стыдно за самого себя. Некогда поддерживающий всех вокруг кролик сейчас лежал на холодном паркете и “доживал” свои последние дни. Он больше не дышал, не двигался, лишь иногда что-то вскрикивал и постанывал, выталкивая из своей слабой глотки остатки гнилой крови. Думая, что это хоть как-то поможет, задыхающийся от своих же воплей светловолосый хватал дрожащими руками печати, и, невольно заливая их слезами, писал на них еле понятные иероглифы с приказами. - Д-двигайся… Пожалуйста, дыши, хоть… Х-хотя бы немного!.. Ва-а-а..! Не-е-ет! - Крики не утихали ни на секунду, а на голове Йена печатей становилось все больше и больше. Одни твердили ему дышать, другие двигаться, третьи думать. Но все попытки хоть сколько-то привести его в чувства были обречены на провал, и Барни это понимал, но не хотел принимать. Не хотел принимать даже и на долю процента. Кёртис был обречен на то, чтобы лежать и смердеть без всякой пользы, с самого первого дня превращения в зомби.