Анночка с Анной

— Ну ты и уродка! - кричали ей вслед, мерзко смеясь, подобно грязным свиньям. Она стиснула зубы, сжимая ладонь в кулак, вытирала горькие слезы. — Какой у нее размер? Тридцать шестой? Это точно ребенок, а не детеныш коровы? - новой волной залились голоса за спиной. Ее звали Анна. Вернувшись домой, с синяком на животе, она встала перед зеркалом, разглядывая свое маленькое, несформировавшееся тело. Отражение ее покалеченного туловища заставило задуматься: "быть может, им стоило вообще его отрезать? Тогда бы они наверное перестали смеяться. И я стала красивой. " Утерев слезы, она выглянула в открытое окно. На подоконнике лежали забытые сигареты её приемного отца. Прима. Запах комбинатной свинины с места работы её родителя заставил моментально принять решение. Дым, утекавший в глубины тёплого майского вечера, казалось, уносил с собой и все беды, что долгое время мучают Анечку. Докурив, она продолжала любоваться утомлённым солнцем, как внезапно, в окно влетела маленькая бабочка, лёгкая и прекрасная, свободная от любых тягостей мира. Она приземлилась на руку девочки, и та услышала: — Бедное, несчастное дитя. - раздался убаюкивающий, ласкающий разум голос, столь неземной, что казалось, будто он исчезнет раньше, чем дойдет до чьих либо невнимательных ушей, — Не плачь, милая Анна, ведь я здесь, чтобы помочь тебе. Я подарю то, чего ты так страстно желаешь. Ты будешь примером для подражания каждого, кто встретит тебя на пути, твоя красота будет завораживать, заставляя чернеть от зависти. Девочка моргнула. Никакой бабочки больше не было. Она подумала, что в очередной раз словила глюки от забористого табака отца. Или не табака. Или не отца. А может, и даже не глюки. Возможно, и не словила, а придумала. Но она не умеет думать. В общем, не важно. Впервые в своей короткой, словно 6,5 лет, жизни, а может, и буквально, она заснула не поев. Всю ночь её мучили жуткие кошмары: она словно летела над котлами, в которых варились толстые женщины, покрытые не менее толстым слоем соли. Внезапно, она упала к ним и неделями варилась вместе с ними. Утром, умывшись от пота и звучно покакав, она встала на весы, и лицо её озарила райская улыбка: они показали отвес 50 грамм. —Я зоофил, - подумала она. - Отвечу на вопросы. - на чьи? Она не знала. Всё, что было ясно наверняка — это последствия вчерашней встречи. Однако, она была готова к таким мучениям, пока они приносят результат. Уже после выходных с лиц одноклассников пропала издевательская гримаса, наоборот, весь 4Б стал восхищаться Аней. Тот самый мальчик, который ударил её в живот, после уроков признался: —Ань, ну ты зачётная бабёха. Го ко мне сегодня, попьём колы и поиграем в доту. Анну захлестнуло чувство несправедливости и самая настоящая горечь и обида. Она представила, как вырывает голыми руками его желудок, сжирает его и наслаждается бутербродиками, которые утром приготовила ему мама. Сквозь слёзы, она начала говорить, обращаясь ко всем окружающим: — Как вы можете столь лицемерно восхищаться мной, говорить что я вам нравлюсь? Да, я самая красивая и прогрессивная на всём потоке, однако, в прошлом, вы все меня ненавидели. И вообще, вы тупые колхозники. И вообще дураки. Глупые. Да. Вот так вот! Она схватила рюкзак и побежала домой, роняя слезинки, которые уносил ветер куда-то очень далеко. Придя домой, она закрылась в ванной и вскрылась. Мораль: девочки, анорексия — это зло.