Комната озаряется белым — рвано, украдкой будто, на одно-единственное мгновение, — и если бы не последовавший за этим мгновением оглушающий раскат грома, Лера бы определённо задумалась, а не решил ли утомлённый мозг намекнуть ей на то, что пора бы и честь знать на этом бренном свете.
Гроза посреди ночи, пожалуй, лучше помутнения рассудка, но сосредоточить вмиг ускользнувшее внимание на конспектах по фармакологии уже не выходит. Впопыхах записанные предложения сливаются в сплошной ряд каракуль, и сфокусировать взгляд в тусклом мерцании настольной лампы внезапно оказывается за гранью возможного.
Лера со вздохом откидывается на спинку стула и накрывает глаза ладонями, давая им — себе — необходимую передышку. Шевелиться не хочется; засыпать в неудобной позе, впрочем, тоже — приходится, медленно досчитав до десяти, вынырнуть обратно в реальность.
— Три часа, ну надо же, — недовольное бормотание вырывается само собой, стоит только дотянуться до лежащего на краю стола телефона.
Она опять засиделась допоздна. Неудивительно, предсказуемо, ожидаемо — одним словом, невыносимо. Экран блокировки заботливо подсказывает, что наступила, вообще-то, суббота, и невыносимо становится вдвойне.
В ванную комнату, прихватив махровое полотенце — розовое, её любимое, — она бредёт едва ли не на автопилоте. Нет способа эффективнее снять напряжение и освежиться во всех смыслах, чем душ, — проверено неоднократно; время суток значения не имеет. Как говорится, студентка меда — горе в семье, а Лера вдобавок горе семьи и горе сну семьи, и ей — семье — не привыкать. Тем более, родители, умаявшиеся на работе, спят крепко, а Кир опять пропадает в компании своих загадочных друзей — Лера не уверена, готова ли она к разговору о том, почему ненаглядный братец вдруг перешёл исключительно на водолазки и свитера с высоким горлом, и думать в эту сторону усиленно не желает.
Обратно к себе она возвращается чуть более живой, чем прежде, и кривится, понимая, что непогода успела разойтись и за плотно задёрнутыми шторами и закрытым окном вовсю хлещет ливень. Всё-таки одно дело — настраивать себе в приложении АСМР звуки дождя, и совсем другое — слушать неконтролируемые завывания природы. Надежде принято умирать, пусть и последней, но Лерины надежды на ясность неба уже почти целую осень с завидным упорством воскресают лишь затем, чтобы в рекордные сроки сгинуть вновь.
Открытый шкаф демонстрирует груды кое-как сложенной одежды, и Лера с неудовольствием отмечает: надо бы навести порядок. Она по привычке тянет руки к безразмерной хлопковой футболке, служащей пижамой вот уже несколько лет, но резко усмехается и останавливается на полпути. Не то чтобы мелькнувшая в голове шальная идея требует исполнения тотчас же, но у душа, помимо всех его положительных качеств, есть и крайне негативное свойство: расслабившись под тёплыми струями, довольно тяжело прогнать мысли, упорно гонимые ранее.
А мысли не из приятных: они с Юлей не виделись недели две и столько же не общались толком. Ноябрь для обеих выдаётся загруженным донельзя, и ничего, казалось бы, в этом серьёзного, как-то раз они не встречались больше месяца, по-дурацки не совпадая выходными и свободными часами, но тогда тоска почему-то не растекалась по каждой клеточке тела. Тогда Лере хватало их переписок — коротких, чаще всего, урванных в суматохе дней, — и звонков — видео-, чаще всего, ночами или ранним утром, когда время услужливо тормозило свой ход, давая наконец возможность побыть наедине. Тогда она была разочарована, конечно, но дышалось ей не в пример легче — и это учитывая, что к тому моменту они встречались от силы месяца два.
Их знакомству — личному, не через видео на Ютубе, — больше года, их отношениям — больше полугода, Юля в Лериной жизни присутствует так или иначе уже на протяжении лет четырёх точно — и Лера не имеет ни малейшего понятия, почему же с каждой секундой она становится ей всё важней. И почему Лера ощущает, что именно так и должно быть, что всё настолько правильно, насколько только может быть, — тоже. Но не то чтобы она против.
Просто — сложно, между прочим, — дело, наверное, в том, что впервые за двадцать три года она по кому-то скучает. И что с этим делать — не знает совершенно.
Рефлексию на тему неумения — и нежелания — и непонятно, чего больше — по-настоящему привязываться к кому-то, кроме членов семьи, Лера упорно избегает последние лет семь, поэтому дальше мысль не ведёт. Ни к чему сейчас озарения. Как-нибудь потом.
Вместо белой футболки она осторожно достаёт с верхней полки то, что не предполагала использовать.. в ближайшем будущем, по крайней мере. Тёмно-зелёный шёлк невесомо скользит в руках, и держать его приятно. Лера не даёт себе шанса передумать и быстро одевается.
Юля, как выяснилось вскоре после их сближения, обожает дарить подарки. Лера подарки получать не то чтобы не любит, но остерегается: неловко, отплачивать чем-то обязательно надо, а у неё с фантазией проблемы, вдруг не понравится, а ей бы хотелось, чтобы понравилось, потому что Юлю радовать — жизненная необходимость. Сошлись — точнее, Юля сошлась сама с собой, — на том, что Лера глупышка, в подарке главное внимание, дорогого, так уж и быть, дарить подруга подруге они не будут, и
не переживай ты так, милая, всё хорошо, ты — лучший подарок, честно.
Некоторое время спустя — как в том проклятом меме, право слово, — Юля с довольным видом вручила ей небольшую коробочку. В коробочке — пижама, шёлковая, тёмно-зелёная — потому что «тебе так пойдёт, Лер, ты не представляешь! А сон-то какой хороший будет!».
Лера представлять не собиралась. Юля слово сдержала, подарок-то не дорогой, вот только больно смущающий — это Лера предусмотреть не сумела.
И если опустить тот факт, что девушка, которая ей нравилась и с которой у них — пока — ничего не было, представила её в
таком виде и пришла в восторг, майка на бретельках да короткие шорты, даром что свободные, от её стиля далеки бесконечно. Лерин девиз — практичность и удобство, и телосложение её, крепкое, спортивное, ничуть не «женственное» в традиционном понимании этого слова, под подобные наряды не подходит ничуть — по её скромному, но объективному —
ну, правда, Юль! — мнению. Из них двоих только Юля умудряется сочетать и практичность, и удобство, и эстетичность невыразимую, и в любой одежде смотрится так гармонично, что дух захватывает.
По ничуть не скромному и гораздо более объективному мнению Юли, Лера смотрится круто во всём, потому что это Лера, и не стоит зарекаться заранее — но Лера поблагодарила её раз пять и подумала о том, что никогда не наденет этот комплект.
Разглядывая себя в зеркале, Лера сдерживает нервный смешок: смотрится она и правда забавно, но ткань на ощупь действительно приятная, ей вроде бы удобно, и бретельки, кажется, не грозятся упасть, стоит ей сделать вдох.
Что главнее всего — чувствуя шёлк, она иррационально чувствует связь с Юлей. Юля, к тому же, сама шёлк любит безумно — внушительная коллекция шёлковых платьев, блузок и топов — наглядное тому подтверждение.
Лера улыбается, несмотря на стучащую в висках карму за издевательство над собственным организмом.
В голове проносится новая шальная идея, и противиться ей Лера даже не пытается. Берёт телефон, включает камеру и быстро, не стараясь поймать нормальный ракурс — будто он возможен, когда ты фотографируешься в зеркале, — щёлкает по кнопке регулировки громкости.
И не удивляется совсем, когда видит в Телеграме, что Юля онлайн.
Здороваться смысла нет, их диалоги в последние дни — «доброе утро-хорошего дня-спокойной ночи» на повторе. Лера отправляет фото с подписью.
Оцени степень отчаяния
Юля отвечает молниеносно.
авв, ты по мне настолько соскучилась, дорогая?))
Я настолько задолбалась, дорогая
..и соскучилась, да
Лере не неловко, и это большое достижение — с проговариванием своих эмоций словами через что-либо у неё до сих пор бывают проблемы.
я тоже, лерусь, я тоже
Юля — невероятная женщина хотя бы потому, что из её уст — или аватарки, тут как повезёт — ненавистное «Лерусь» превращается в самое красивое слово во вселенной.
И Лере не нужно спрашивать, чтобы понять, что это «тоже» — ко всему, про всё и разом.
Написать новое сообщение — знать бы ещё о чём, мыслительная деятельность внезапно решила, что с неё хватит, спать пора, четыре часа утра, в самом-то деле, — она не успевает.
и я ведь говорила, что тебе пойдёт
смотришься волшебно
ещё бы волшебнее смотрелась в моих объятиях, конечно, но так тоже ничего
кстати, глянь
И отправляет ей селфи, сделанное, очевидно, тут же — ноль косметики, тёмные круги под глазами, усталость читается даже в забавной рожице, которую она корчит, чтобы развеселить их обеих. Она вся в заботах по поводу нового дела, о котором пока не распространяется, — перфекционистка в ней забьётся в конвульсиях, если не проявит чудеса дедукции во всей их красе в одиночку прежде, чем поделится любой долей добытой информацией с другими. Лера не возражает, поддерживает и смиренно ждёт вестей: привыкла, да и от неё всё равно было бы мало толку.
Удивляется ли Лера, когда видит бордовую шёлковую майку — зная Юлю, совершенно такую же, как у неё, просто другой расцветки — вопрос риторический.
Тепло при виде любимой разливается по всему телу, и тоска ненадолго отступает.
И не холодно ли тебе, девица?
Я-то сейчас под одеяло заберусь
меня греют мысли о тебе
и о том, что несколько разрозненных предположений слились наконец-то в одну картину, если быть совсем честной
Лера невероятно чётко вдруг видит цель и не видит — если прикрыть глаза, но всё же, — препятствий.
Так, может, отпразднуем?
а у тебя разве не завал на учёбе?
У меня завал в мозгах, отдых не повредит
Можем хоть рядом поваляться и поспать
звучит как великолепный план, но я бы предпочла провести драгоценные часы с тобой более продуктивным способом ;)
приходи ко мне, как проснёшься
И Лере не нужно спрашивать, чтобы понять, чем они будут заниматься.
Юль, умоляю, я не вынесу ещё одного марафона «Сватов»
Спокойной ночи
Точнее доброго утра
Не засиживайся
во-первых, это мы ещё посмотрим (ха!)
во-вторых, сладких снов
Лера засыпает через считанные минуты — всего-то успевает поставить будильник на девять утра и подумать, как же ей повезло.
И понадеяться, что, когда она проснётся, противный ливень с громом и молниями перестанет и небо соблаговолит проясниться на один-единственный денёк, ради них с Юлей,
ну, пожалуйста, — но уже без особой, собственно, надежды.
Оно, к удивлению всех петербуржцев, и правда соблаговолит — но ей, с сонной Юлей под боком, уже не будет до этого никакого дела.
