White Wedding

-Знаешь, Освальд, я бы никогда не назвал тебя танцором. -Ну, мой дорогой Эдвард, ты должен знать, что до ранения я был очень искусен в танцах. Улыбки, появившейся на лице Эдварда, было достаточно, чтобы Освальд чуть не растаял на месте, хотя, к счастью, он этого не сделал. В конце концов, как это будет неловко: упасть в обморок на танцполе собственной свадьбы. ~~~ Церемония выглядела изысканно. Конечно, это было потому, что он отвечал за каждую деталь. Он любил Эда, действительно любил, но ему не очень нравилась его идея “украшения интерьера". Достаточно сказать, что неоново-зеленые виды и лампочки у каждого жулика и няни не были, по мнению Освальда, верхом моды. И они не подходили для свадьбы. Однако, вопреки себе, он пошел против собственных более темных, готических тонов. Вместо этого он выбрал белый в качестве основного цвета для их декора: белые стулья, белая шелковая дорожка для прохода, были даже белые занавески, окружающие каждое окно в церкви. Какое-то время он боролся, какие цвета поставить рядом с белыми, хотя никогда бы в этом не признался. Только благодаря помощи и поддержке Барбары (еще одна вещь, в которой он никогда не признается вслух) он, наконец, решил пойти своим сердцем и выбрал фиолетовый и зеленый. И он, конечно, знал, как выставлять напоказ цвета. Пурпурные цветы, привязанные к подставкам сверкающими зелеными лентами, стояли двумя аккуратными рядами по обе стороны прохода, пурпурные лепестки были разбросаны вдоль дорожки Айви, их постоянной цветочницей. Освальд вспомнил, как шел к алтарю меньше чем через минуту после того, как Мартин ушел с кольцами, и так гордился своей работой. Цвета, организация, освещение-все было так прекрасно, что он готов был расплакаться. Он изо всех сил старался этого не делать: в конце концов, впервые в жизни он был одет почти полностью в белое, и ему не хотелось портить его тушью. Потом он посмотрел в проход, и его усилия не расплакаться выросли с десяти до ста. На случай, если бы Эд пошел против планов Освальда в отношении его команды, был разработан целый ряд планов на случай непредвиденных обстоятельств. Один из них, связать его и надеть на него скафандр, были даже планы покрасить сам скафандр, если не будет достаточно времени, хотя Освальд на самом деле не рассматривал забавные предложения Заса как реальные планы. В любом случае, Освальд хотел убедиться, что Эд одет в белое, даже если это убьет его. Однако места, где Эд стоял у алтаря, одетый в свой белый свадебный наряд с зеленым галстуком, казалось бы, добровольно, было почти достаточно, чтобы заставить Освальда искренне плакать счастливыми слезами. Он выглядел таким красивым. Черт, он так сильно любил этого человека. Его медленная прогулка по проходу в сопровождении не кого иного, как Барбары Кин, внезапно показалась ему намного длиннее, чем он хотел. К тому времени, как он добрался до конца прохода, он почти дрожал от возбуждения, и он чувствовал себя еще счастливее от явного волнения на лице Эдварда. Барбара, улыбнувшись, помахала ему рукой и, подмигнув: “тебе понадобилось всего десять лет”, быстро вернулась на свое место, прежде чем Освальд успел (ласково) хлопнуть ее по плечу. Как ни странно, церемонию бракосочетания вела сама доктор Ли Томпкинс. Поначалу Освальда потрясло, что у нее есть разрешение на бракосочетание, но, поразмыслив, он нисколько не удивился. Ли всегда была кем-то, кто помогал ее друзьям и делал их день немного ярче, если она могла, поэтому ее предложение провести церемонию не только экономило ресурсы для других вещей (что он очень ценил), но и показывало, насколько хорошим другом она была, как они все стали хорошими друзьями за последнее десятилетие, несмотря на то, что они были очень близки.… ну, все. Церемония прошла прекрасно, Освальд чуть не плакал, Барбара рыдала через десять минут после церемонии; бедный Джеремайя, сидевший позади нее, в конце концов передал ей свой платок и получил его обратно весь мокрый и покрытый соплями. После церемонии, подписания сертификата и обязательных фотографий они отвезли машину на прием. Как и во время первой церемонии, прием был оформлен в ярко-белых тонах с оттенками зеленого и фиолетового. Больше всего Освальду нравились столы, покрытые белоснежными скатертями и украшенные пурпурными цветами в ярко-зеленых стеклянных вазах разных размеров и форм. Он заметил, что Эд смотрит на огромные пурпурные и зеленые шелка, тянущиеся по потолку от центра, и не смог сдержать улыбки, которая расплылась по его лицу, когда он увидел благоговение в его глазах. Ужин прошел быстро. Мартин скорчил гримасу при виде основного блюда, хотя и съел немного. К этому моменту Барбаре удалось успокоиться, скорее всего, благодаря утешительным объятиям Ли. Делались ставки на то, какой длины будет речь Джима, и неожиданно Альфред выиграл – пятнадцать минут и пятьдесят шесть секунд. Освальд не мог сказать, чья надутость была больше: Харви или Джима. Освальд встал, опираясь на трость, и произнес свою собственную речь: отметил новые начинания наряду с лелеянием старых воспоминаний, закончив заключительным тостом за своих родителей, и как они бы гордились, если знали бы что Эдвард присоединился к их семье. Достаточно сказать, что он был не единственным, у кого к концу были слезы в глазах, немного опустив взгляд, чтобы увидеть, как Эд улыбается ему со слезами, набухающими за его очками. Мягкое чувство было немного изменено, услышав небольшой разговор от соседнего столика: - Джеремайя, могу я одолжить у тебя носовой платок? - Брюс, я действительно не думаю, что ты хотел бы видеть его в таком состоянии. Он испачкан наполовину соплями, наполовину косметикой. Ему действительно потребовались все его силы, чтобы не фыркнуть в шампанское. После того как все блюда были поданы, а Мартин, судя по всему, с большим энтузиазмом отнесся к десерту, вечеринка наконец началась. Освальд хотел быть традиционным, настаивая на первом танце. Вот где он сейчас находился: глядя в глаза Эдварду Нигме, держась за него, как за спасательный круг, только на этот раз его держали так же крепко и так же близко, пока они оба мягко покачивались в такт музыке. ~~~ - Знаешь, Освальд, я бы никогда не назвал тебя танцором. -Ну, мой дорогой Эдвард, ты должен знать, что до ранения я был очень искусен в танцах. - Неужели это так? Жаль, что нам не удалось сделать это раньше. Я бы с удовольствием потанцевала с тобой тогда, как сейчас. Освальд не мог сдержать ни румянца, залившего его лицо, ни, наконец, слез, которые наконец-то потекли по его щекам. Он даже не смог сдержать хихиканье, вырвавшееся у него при виде тревоги, отразившейся на лице Эдварда при виде его слез. - Это слезы счастья, Эдди. Я.. Я никогда не был так счастлив. Я никогда не думал, что у меня может быть что-то подобное, тем более с тобой. Я никогда не думал, что кто-то может полюбить меня, особенно после ошибок, которые я совершил, причинив тебе боль, и опасности, в которую моя любовь может поставить людей. Он наблюдал, как паника сменилась обожанием, когда Эд обхватил лицо Освальда ладонями и большими пальцами вытер слезы. - Меня нельзя поймать, но можно украсть одним взглядом. Я бесполезен для одного, но бесценен для двоих. Кто я? Закатив глаза на одну из загадок Эда, он ответил: - Любовь". -Точно. - ответил Эдвард. - Я люблю тебя, Освальд. Возможно, мне потребовалось некоторое время, чтобы понять тебя, наконец придумать что с этим сделать, но это не значит, что я люблю тебя меньше. Освальд покраснел от многочисленных поцелуев, которые Эд оставил на его лице, целуя его должным образом в последний раз, прежде чем отстраниться и улыбнуться: “Я люблю тебя, мой дорогой, милый Пингвин”. Освальд улыбнулся, шмыгнул носом, притянул Эда к себе и уткнулся лицом ему в плечо. Он прекрасно сознавал, что, вероятно, портит свой костюм, но в этот момент не мог найти в себе сил побеспокоиться: он мог заплатить за чистку или замену костюма позже. Прямо сейчас все, чего он хотел - нет, нуждался, - это просто оставаться в объятиях Эдварда как можно дольше. - Я тоже люблю тебя, мой дорогой Загадочник. И так, до конца их танца, они оставались в объятиях друг друга, крепче, чем они держали кого-либо и друг друга в течение долгого времени, медленно покачиваясь в такт музыке.