Casinò Royale

– Знаете, доктор, а я ведь даже умудрилась забеременеть от него, – она выкуривает очередную сигарету. – И что же вы сделали? Рассказали ему? – молодой человек хмурится, однако продолжает делать пометки в блокноте. – Так глупо получилось. Он узнал обо всём и без моей помощи, – она вновь усмехается. Тяжело вспоминать подобные вещи. – Боже, Виктория, что происходит? Почему ты меня избегаешь уже неделю, давай поговорим наконец! – брюнет закрывает светловолосой проход рукой. Она не уйдет, пока они не выяснят причину её поведения. Девушка держится за подол платья. Снова сбегает от проблем. Но ведь так они не решаться... – Я потеряла сознание прямо в этом гребаном кафе у него на руках. Видимо, вселенная была иного мнения о решении моей проблемы, – она вздыхает. – А потом он заставил меня поехать к врачу вместе с ним. Там все и узнал. – Заставил Вас сделать аборт? – он расправляет несуществующие складки на идеально выглаженных брюках. – Нет, что Вы. Даже наоборот. Был как-то чересчур рад новости о пополнении, что нельзя было сказать обо мне, – она вздыхает и скрещивает руки на груди. – Вы сделали аборт без его ведома? – он в очередной раз меняет шариковую ручку, исписал уже две. – Я поехала в больницу. Убежала рано утром прямо из постели. Но он поехал за мной и уговорил не спешить с решением, – она поправляет футболку, а после продолжает: – Но я потеряла ребенка. – Что последнее Вы помните, Виктория? – на этот раз врач заходит в палату не один, а с двумя медсестрами. У одной в руках поднос со шприцом, а другая держит в руках какую-то стеклянную баночку и таблетки. – Воспоминания путаются. Как будто огромная дыра. Куча мыслей. По ночам мне снится, как мы едем куда-то, а потом из ниоткуда на дорогу вылетает автомобиль. Столкновение. А потом я просыпаюсь... – девушка не ожидала подобного поворота событий. Ей больно вспоминать. Она пытается переключиться, заламывает пальцы и старается не встречаться взглядом с доктором. – Сколько времени прошло с вашей последней встречи, Виктория? – молодой человек задает очередной вопрос. – Пару месяцев, примерно. Я не знаю, – она вздыхает и наконец смотрит на брюнета. – Нет, Виктория. Этого никак не могло быть пару месяцев назад, потому что Вы находитесь в этой клинике уже около пяти лет, – он садится на кровать рядом со светловолосой. – Я не понимаю... – она теряется. Пытается понять, к чему он клонит. Путается в мыслях. — Вы не замечали что-нибудь необычное? – он не теряет надежды достучаться до её сознания, ведь девушка не больна. Она просто не может смириться с потерей. — Это психиатрическая больница, док. У нас тут с обычным туговато, – она усмехается, но отводит взгляд. Сложно. – Вы построили себе иллюзию. Идеальную сказку, в которой Вы – главная героиня, но это не так, мне жаль, – брюнет вздыхает, а после поправляет несуществующие складки на халате. – Что за чушь Вы несёте? – она упирается. Старается сопротивляться. Хватается за голову. – Как меня зовут, Виктория? – он цепляется мертвой хваткой в её подбородок. Поворачивает к себе лицом. Глаза в глаза. Боже, как ему жаль эту девочку. – Понятия не имею! – она хочет вырваться, старается изо всех оставшихся сил. Не выходит. – Читай! – он снимает с халата бейдж, на котором указаны его имя и фамилия. Абсурд. «Дамиано Давид» – Этого не может... – девушка выхватывает предмет из рук молодого человека. Изучает. Подделка? Она хватает с кровати блокнот. Открывает на середине. Каракули шариковой ручкой, серьезно? Он все это время не написал ни одного слова. Все это было не для диагноза. Её и правда обманули. – А теперь скажи, как меня зовут, Виктория, – он снова подходит ближе к светловолосой. Шепчет это ей на ухо. Эмоциональный контекст. – Дамиано... – она прочищает горло. Сглатывает ком. До последнего не дает волю слезам. – Давид. – Видишь, ничего сложного. Весь твой рассказ – не больше, чем шутка твоего сознания над тобой. Ты видела меня сотню раз. Видела этот дурацкий бейдж миллион раз на день. Это и отложилось в твоей голове. Мозг контролирует боль, мозг контролирует страх, любовь, сон, голод, гнев, все чувства. А если контролировать его? Мы хотели вылечить тебя. Мы хотели помочь тебе... Он вздыхает, а после поднимается с постели и берет у одной из медсестер шприц, а после сразу же прогоняет ту из палаты. – Но, как видишь, не вышло. Мы правда пытались, Виктория. Все пять гребаных лет пытались, – он проверяет шприц на работоспособность. — Убьете меня, доктор? – она боится. Отодвигается дальше, к самой стенке. Сжимает в кулачках рубашку. — А ты заслужила это? – он подходит всё ближе. Хватает её за руку. Та пытается вырваться, но всё бессмысленно. – Твоего мужа, настоящего мужа, звали Томас. Он погиб в автокатастрофе. Как и ребенок, которому не суждено было появиться на свет. Ты же отделалась комой, – он вводит какое-то вещество прямо ей в вену. Не спешит. Каждое движение – отточено временем, он не может ошибиться. – Физически – ты была здорова, но психологической травмы было не избежать. Бедная Виктория. Нет, я правда тебе сочувствую. – Как я попала сюда? – она вытирает тыльной стороной ладони выступившие слезы. – Последней каплей стало то, как ты порезала себе запястья, а после кричала на всю больницу о том, что тебя ждет твой муж, и ты должна уйти, – он убирает уже пустой шприц и отдает его другой медсестре. – Почему я не помню об этом, доктор? Я ничего не помню. Совершенно. Просто дыра, доктор, – она смотрит только на него. Медленно поднимается с постели. Перед глазами всё тотчас размывается. Она чуть ли не падает на брюнета. Гладит его по волосам. Проходится белоснежными пальчиками по его лицу. Улыбается. Так искренне. – У человека нельзя отнять воспоминания. Но из-за глубоко потрясения и расстройства на нервной почве Вы сами того не подозревая заблокировали их в своей голове. Мозг просто вычеркнул их, будто ничего и не произошло. – Знаете, а я помню, как мы гуляли с ним под дождем после успешной игры и с огромной суммой наличными, – она улыбается. Так по-детски. Поправляет волосы. Закусывает губу. Совершенно не понимает, почему её лечащий врач окончательно поник. Его улыбка тотчас сползла с его лица. Он понял, что не смог. В который раз его эксперименты оборачиваются подобным финалом. Он не смог её спасти. Её болезнь неизлечима. Она стала опухолью где-то глубоко в подкорке. Продолжать это – простая трата времени. Давид подходит к медсестре и забирает из её рук всё ту же стеклянную баночку. Высыпает пару таблеток себе на ладонь. Отдает их своей пациентке. Та без промедления забрасывает лекарство в рот и глотает. Обратного пути нет, это известно всем, кто находится сейчас в этой душной белоснежной палате. – Как думаешь, дорогой, что лучше, жить монстром или умереть человеком? Она ложится на спину. Медленно закрывает глаза. Она никогда больше их не откроет. Но ведь это был её выбор. Осознанный. Если люди говорят, что ты безумна, твои жалкие протесты лишь подтверждают их слова. С сумасшедшими проще некуда — они говорят, но их никто не слушает. Он её не услышал. У неё не будет похорон со всеми почестями. Никто даже не узнает о её смерти. У её могилы не будет надгробия. Лишь сколоченный из двух досок крест, вставленный в землю, и насыпь. «Помните о нас, ибо мы тоже любили, жили и смеялись...» Эта надпись была выжжена на кресте. Эта фраза была выжжена на сердцах тех, для кого эта девушка стала не просто очередной сумасшедшей пациенткой. Её помнят.