Яблочный блюз

Лора Мун все проебала. Опять. Если бы за каждый спущенный в унитаз шанс ей давали бы по монетке, и она попыталась бы запихнуть их все в тайник лепрекона, то очень скоро увидела бы на двери табличку: «Закрыто до конца времен». Ну или что там у него вместе двери, мегалит? Ящик «Tullamore dew»? Итак, Лора Мун умерла. Опять. Вроде как в битве, где вроде бы победили наши, но это не точно — у нее всегда было плохо с пониманием солидарности. Но дров она по дороге опять наломала, да и Тень все равно в итоге справился бы без нее. Он толкнул зажигательную речь перед всеми богами, Локи больше, Локи меньше. Удар Лоры мало что значил для него, но слишком дохрена — для нее. Она умерла и каждым сантиметром своей костлявой жопы чуяла: похоже что окончательно. Теперь она шла по темному тоннелю на свет и развлекалась, гадая, что на этот раз. Нудный психотерапевт с мордой святого Петра? Персефона и бокальчик вина напоследок? Кто-нибудь из дружков Кали, предлагающий провести следующую жизнь в качестве мухи, комара или навозного жука? Пожалуй, она выберет жука. Этих она не травила. Тоннель, однако, затянулся, пах влажной землей и задолбал чавкать под ногами и капать с потолка. Что там уже? Свет погас, дверь открылась. Ну, нормальная такая дверь. С колокольчиком типа музыки ветра и каким-то постером на внутренней стороне. Лора чуть не подавилась слюной, мгновенно затопившей рот. Пахло едой. Не изысками в доме Ибиса, не роскошными и странноватыми блюдами у Самеди. Просто — едой. Выпечкой, беконом, кофе. Забегаловка, похоже, знавала лучшие дни и выглядела как на фото с эффектом «сепия» или типа того. Но потертую обивку диванов явно чистили, на части столиков были стаканчики с цветами. Лора присела за тот, на котором стояли фиалки. — Доброго утра, — официантка — или даже хозяйка кафе — походила на Мэмми из «Унесенных ветром», только условная майка и пачка немного выше колен не скрывали ее великолепное тело. — Что будем заказывать? — Мне, пожалуйста… так, так… яблочный пирог, яичницу с беконом и… яблоками? Ну да, — Лора быстро пробежала глазами по меню и спросила: — Скажите, а бар у вас отдельно? Мэмми усмехнулась: — Деточка, прости, что лезу не в свое дело, но вид у тебя такой, что в семь утра я бы посоветовала тебе кофе, а не алкоголь. Лора открыла рот, желая послать эту добрую фею нахрен, но почему-то мило улыбнулась и объяснила: — Нет-нет, я не планирую бухать с утра пораньше. Мне просто интересно, есть ли у вас в баре что-нибудь, кроме сидра, — и она постучала пальцем по сплошь яблочному меню. От хохота Мэмми дрогнули стекла. Наверное, и в соседнем здании тоже, если тут росли эти самые соседние здания. — Вот сидра-то у нас как раз и нету. Вернее, там — она ткнула пальцем в столик через два от лориного — стоит последняя початая бутылочка нашего фирменного сидра. Один парень надирается исключительно им со вчерашнего вечера. — Ну надо ж тебе какое железное здоровье, — пробормотала Лора. Вслух добавила: — Тогда кофе и еще, будьте любезны, яблочное суфле. Гулять так гулять! Простите, а где у вас можно погреть задницу? — Вдоль барной стойки до конца и налево, — улыбнулась Мэмми. И улыбка у нее была какая-то… Да хорошая улыбка. Что удивительно для посмертия такой хреновой бабы, как Лора Мун. Туалет подтекал, но был идеально чистым, если не считать ржавой дорожки под струйкой воды. По верху треснувшего зеркала тянулась надпись: «Охуенно красивый человек». Когда Лора вышла в зал, то почувствовала шикарный запах яблочной начинки с корицей — и понадеялась, что это ее пирог. Неужели ей в кои-то веки повезло? Или это за Локи нынче платят так дорого? — Да твою ж… Она смотрела на столик с последней бутылкой сидра и понимала: аттракцион невиданной щедрости от судьбы закончен. Потому что парнем с железным желудком, который надирался здесь не меньше семи часов подряд, был Бешеный мать его Суини. — Блядь! — вырвалось у них одновременно и на все кафе. — Эй, ребятки! — Мэмми отвлеклась от украшения пирога для Лоры и угрожающе тряхнула ложкой в сливках, не уронив с нее ни капли. — На первый раз прощаю. После второго пойдете в туалет, мыть рот с мылом. — Как скажешь, хозяйка! — Суини отсалютовал почти пустой бутылкой. — Только этой девчонке лучше бы вместо мыла отраву для насекомых. Лора плюхнулась на диван напротив него. — Юмор у тебя тупой как одноразовая бритва, которой побрили джинна. — М-м-м, он побрил себе яйца ради Салима? Вот это любовь, вот это я понимаю! Выпьем за них? — Суини привычно оскалился. Так привычно, так… будто не лежал в покойницкой у Ибиса, будто она не достала его прах из картонной коробки и не развеяла над рекой целую вечность назад. — Выпьем. Дорогуша! Можно мой заказ на этот столик, если вас не затруднит? Мэмми, кажется, подумывала о том, чтобы предложить ей вместо мыла и дихлофоса ацетон за дорогушу, но еду и кофе принесла. — Ну и как там, в мире живых? — спросил Суини, стукнув своей окончательно пустой бутылкой о ее кружку. — Прямо сейчас — без понятия, — Лора с удовольствием отхлебнула кофе и помучила злобного лепрекона, умяв половину яичницы прежде чем продолжить. — А если ты про заварушку богов, то вроде бы все утихло. Тень умничка, — она улыбнулась. — Он уболтал их, объяснил, почему не надо воевать. Прикинь, да? Это все Один. Он решил устроить великую битву имени себя и стравил их всех. А Тень это прекратил. У меня самый крутой муж к западу от Атлантики. — Которого ты проебала, — хмыкнул Суини. — Старый мудак хоть сдох? — Ну да, его убили. Вроде он слегка подвоскрес из-за Тени, который провисел над его телом на ясене гребаные девять дней, а что дальше — я не в курсе. Не слежу теперь за новостями. Суини грохнул кулаком по столу, явно захотел выругаться — но буквально укусил себя за язык под внимательным взглядом Мэмми. — Тень! Вот на кой он полез бдеть над своим звезданутым папашей, а? Ладно, скажи хоть, кто его прибил. — Кто-то из того лагеря, точно не знаю, — Лора произнесла это как можно спокойнее и беззаботнее. Потому что если бы она сказала правду, если бы она рассказала, как швырнула в Отца Всех Гунгнир и промазала, имея при себе счастливую монету лепрекона — и как новым богам пришлось бегом исправлять ее косяк — Суини получил бы повод стебаться над ней до самого конца посмертия. Ну или хотя бы до конца завтрака, а это уже многовато. — Рассказывай ты, за какой рыжей писькой ты тут усаживаешься яблочным сидром? Я думала, ты больше по виски. Ну или по сраному гиннессу. — Стереотипы. Вы, американцы, даже пердите стереотипами. — Ой, ты сам уже лет двести как американец. И только что испортил воздух стереотипом о стереотипных американцах, — Лора невольно улыбнулась в ответ на оскал Суини. Ей нравились кофе и яблоки, почему бы не улыбнуться. — Так чего с выпивкой? Это смерть меняет вкусовые пристрастия, или ты и при жизни любил сидр, а я не разглядела его в хороводе твоих бутылок? — А что смерть сотворила с твоими мозгами? Здесь же яблочная жральня! — он хлопнул своей лапищей по меню, и ранний солнечный луч заиграл с кольцами на его пальцах. — Здесь яблоки, а я лепрекон! Решил напакостить немного и подпортить им стиль. Вот и вылакал все яблочное пойло. Лора прыснула, и кофе разлетелся из ее рта во все стороны. — Просто пакость века! — Это ты пакость века, — беззлобно огрызнулся Суини и смахнул брызги кофе со своей руки. А потом убрал большим пальцем кофе со щеки Лоры. Какая же огромная у него ладонь. Она и забыла. Или, наоборот, все это время не хотела забывать. — Пирог будешь? — Лора протянула ему свою тарелку. — Зажуй годовой запас сидра. В отличие от моего дихлофоса запах от тебя убивает все живое вокруг. А не только мух. — «То, что мертво, умереть не может»! — провозгласил Суини и оттяпал половину пирога разом. Хлеборезка у него была под стать лапищам. — Для Теона Грейджоя ты слишком рыжий. Счет? Они расплатились золотом лепрекона и какой-то мелочевкой из кармана бывшей зомби — и вышли из кафе наружу. Солнце волшебно, как в диснеевских мультиках, заливало ожидаемый яблоневый сад — и несколько внезапную железную дорогу. По которой ехал паровоз. Внезапно до Лоры дошло, что Мэмми взбивала для нее сливки не миксером, а венчиком. Что в кафе не было телека. Что часы над входом тикали механические. Что вообще весь этот мир походил на микс конца двух столетий — девятнадцатого и двадцатого, причем такой, что техномальчик тут взвыл бы с тоски. Паровоз приветственно прогудел и промчался мимо, обдавая их запахом пыли и дыма. — Какой-то гребаный стимпанк, — сказала Лора. — Не, — Суини достал из-за уха две сигареты. Одну протянул ей. — По ходу, это Авалон для неудачников. — Почему для неудачников? — Ну я же проебал свою счастливую монету. И ты, кажется, тоже. Кстати, где она? Они перешли действующую железную дорогу и побрели вдоль заброшенных рельсов. Нежная трава легонько щекотала ее голые лодыжки, а самые длинные и наглые травинки пробирались под юбку и трогали колени. — Эй, ты там уснула? Где монета, спрашиваю? — А есть разница? Ты все равно застрял здесь. А она там. У Лиама. Он из ваших, знаешь? — Лиам? Да он же сраный хиппи! Ты отдала мою монету хиппи? Лора уже пожалела о своей честности. Теперь надо было как-то выкручиваться. Чтобы не выдать, что монета стала платой за Гунгнир, которым она так бездарно НЕ убила Одина. А впрочем… — Именно. Хиппи. Один велел ему убить меня, но Лиам отказался. Выходит, ты тоже мог отказаться, а, трусливый козел? — А ты могла не отсасывать Робби в машине и не создавать аварийную ситуацию. Мы это уже обсуждали. Мимо них промчался еще один паровоз, от которого как-то особенно лихо несло углем. — Да, могла бы. Мы оба много чего могли бы, но поздно. — Лора с интересом посмотрела на городок, к которому вели рельсы. Ни тебе проводов, ни вышек, ни огней рекламы. Зато были какие-то другие, будто из комиксов про викторианскую эпоху, конструкции. А потом она взглянула под ноги, потом на свою руку… — Эй, Суини! Ты заметил, что держишь меня за руку и ведешь меня по рельсам, как будто мы прыщавые подростки? На его лице появилось то задумчиво-иронично-печальное выражение, которое она очень старалась вычеркнуть из памяти. — Да? Ну да. Теперь заметил. Ты против? Лора пожала плечами: — Вроде бы нет. Они шли по заброшенной железной дороге, и Лора чуть покачивалась, и опиралась на его руку. Утреннее солнце заливало пасторально-стимпанковский пейзаж, и кольца на пальцах лепрекона горели, и на них вспыхивали какие-то кельтские знаки, а к ее голым ногам ластились цветы. — Слушай, Суини, там же паровоз на ремонте, да? Посмотрим? На небольшой станции было немноголюдно. Кто-то вроде служителя или сотрудника или как их тут звали что-то дописывал в объявление на доске, да еще парень в военной форме втыкал в газету. Паровоз стоял на рельсах, которые ни с чем не соединялись и никуда не вели. Рядом с ним имелась табличка. По виду он был чем-то средним между локомотивом и телегой и казался устаревшим даже по меркам этого странного мира. Похоже, они наткнулись на музей из одного-единственного экспоната. — Это «Ракета», — сказал Суини. — Я пару раз катался на таком. Убойная скорость была по меркам девятнадцатого века! — Убойная скорость — это срезать путь через твой тайник, — фыркнула Лора. — Там что, дыра под ним? Типа посмотреть, как он устроен снизу? — Давай спустимся. Снизу телегопаровоз пугал не как телега, а как нормальный здоровенный Хогвартс-экспресс. Лора уже несколько раз умирала, но все равно невольно вздрогнула, когда очутилась под брюхом механического зверя. А вот Суини разлегся в яме совершенно безмятежно и даже закурил. И зашептал что-то, и дым от сигареты раздулся, распух, полетел вверх вдоль трубы… До Лоры дошло. Она легла рядом, забрала из-за уха лепрекона очередную сигарету и тоже закурила. Они дымили оба до тех пор, пока служитель станции не примчался выяснять, с чего вдруг сто лет как неработающий паровоз вздумал попыхтеть. Обнаружив там двух хихикающих мертвяков, он свалил и вернулся с подмогой в лице трех крепких парней с револьверами. Лора и Суини каким-то чудом удрали от них и еще долго бежали по своей заброшенной железке, и ржали как полные идиоты. Если уж совсем честно, то Лоре больше нравилось драпать вместе с этим рыжим козлом из-под поезда, чем устраивать в поезде на пару с ним же кровавую баню, спасая Тень. К вечеру чистейшее небо чуть прикрыли облака, и зашуршал дождь. Вполне сносный, если сесть на рельсы под ветками старой яблони, на которых листьев теснилось куда больше, чем плодов. Суини щелкнул пальцами и достал из тайника губную гармошку. — У тебя и такое там водится? — удивилась Лора. — Это точно сокровищница, а не лавка старьевщика? — Эй. Между прочим, ее держал в руках Боб Дилан. — Да ты меломан! — Лора положила голову на руки, сцепленные на коленях, и с интересом посмотрела на Суини, который поднес инструмент к губам. И даже не сразу ужаснулась, потому что на первых тактах просто не поверила своим ушам. А когда поверила наконец, спросила: — Love me tender, ты серьезно? Ты в курсе, что это самая неподходящая песня и здесь, и где-либо вообще? Суини пожал плечами и продолжил играть. Лора взяла его под руку и прижалась к его здоровенному плечу щекой. И глубоко вдохнула его запах — зеленых лугов, пыльной джинсовки и дешевого купажированного виски. Перезрелое солнце, икнув, завалилось в облака и за горизонт.