***
Арсений казался Антону чем-то незыблемым, как скала, над которой возвышалась древняя крепость. Глаз с точеного профиля оторвать было невозможно. Он отвечал на любые его пытливые вопросы, всегда подсказывал, как сделать вернее в том или ином случае, а уж уроки фортепьяно и вовсе вплавлялись в буйную непоседливую голову очень хорошо. Этот взрослый мужчина, за 1822-ой год, оказался вдруг ему намного ближе, нежели мальчишки со двора, казалось бы знавшие его всю жизнь. Такого человека не хотелось отпускать, никогда. Юный малец лет одиннадцати, казался Арсению чем-то сошедшим с небес, настолько ангельски чистым и невинным было его лицо. Зеленые глаза жаждали новых знаний, и дворянин был не прочь утолить её хотя бы обучением игры на фортепьяно. Талант у парнишки явно был, а посему преподавание Арсения Сергеевича абсолютно было ему не в тягость, скорее наоборот, лишь удовольствие приносило, да развлекало холодными вечерами, проведенными у камина. Ведь милые оттопыренные уши внимательно слушали, а длинный пальцы аккуратно повторяли все движения его собственных рук над клавишами.***
Следующий раз когда Антона видит Арсений, он уже молодой мужчина. На его лице даже, иногда, отрастает небольшая щетина, а рост увеличился настолько, что и отец родной уже ходил по уровню его подбородка, не боле. Однако, это скоростное возмужание не уняло его природного любопытства и словоохотства до разных вещей. Поэтому при встрече молодые люди тут же находят общий язык и не могут перестать новостями делиться и мнениями словно галки на дереве, неподалеку от окна. Антону уж и подзабываться начало, то необыкновенное и уютное тепло, которое приносил с собой этот человек. И как важно для него это оказывается было, раз прикосновение ладони на прощание, еще несколько дней не уходит из его головы. Арсению в свои тридцать три, казалось бы, давно нужно было и обзавестись семьей, и детьми, чтобы дела свои передавать, только была во всем одна загвоздка, что не давала ему это все получить. Человека он с собой рядом хотел видеть не просто абы какого, как карта ляжет, да деньги скажут. Душа поэта жаждала любви. Той самой, которой ради и горы любимого Кавказа свернуть можно и блестящее Черное море переплыть. Дух чтоб так захватывало, словно он целую вселенную своими руками держит. Иногда правда, всплывали в его памяти юношеские зеленые очи, да все казалось слишком далеки они были все эти четыре года. Тут возьмись, да появись возможность, вновь, в цветущий Тифлис наведаться, к старым знакомым, так сказать, заглянуть. Дворянин просто не посмел бы такой прекрасной возможности упустить и не увидеть своего некогда воспитанника. Арсению душу греет, как Антон изменился. Да, еще не мужчина, в полном смысле этого слова, но появившаяся горделивая осанка и чистый, не замутненный взгляд этих глаз намекал, что такого жениха через пару лет еще поискать надо будет не то, что по всей округе, а по всей России-матушке. А еще больше душу грело, с каким счастьем юноша смотрел на него, как улыбка была ясна и как речи он подбирал так, чтоб понравиться больше. Через пару дней, не выдержав долгой разлуки, прозаик вновь направляется в гости к друзьям за тем лишь, чтоб повидать еще раз близкого сердцу человека, и понять: Вот оно! То, чего так долго ждал. Второй раз в их доме Арсений появился неожиданно. Антон совсем не ожидал, что такой важный для него человек, появится в их доме так скоро, и от того немного даже оробел вначале. Но связь, которую они образовали еще годы назад, лишь крепла с каждым днем все больше, и не долго длилось его стеснение. Уже через несколько минут, трапезничая за столом, они перекидывались фразами и шутками так, словно знали друг друга всю жизнь. Слуги поговаривали в то время, что даже слепой бы увидел бы эту натянутую, красную нить между ними. Когда Арс позвал его кататься на лошадях, через несколько дней активного сидения дома, Антон просто не мог ему отказать. Взяв в конюшне пару гнедых жеребцов, они отправились в путь, куда глаза глядят. Гуляли долго, рассматривая близлежащие красоты и болтая вновь без умолку, не хотелось домой возвращаться. Когда же получилось тишину поймать, не грузную, но уютную и теплую, Арсений предложил Антону на опушке леса коней остановить и отдохнуть немного, а то все тело уже затекло от долгой езды. Кто ж от такого откажется? Вот и Антон не отказался. Июнь был теплый, очень приятно было пригреться на солнышке, после долгой дороги. Так и просидели они, в добродушном молчании, еще с час, у старого дуба, как неожиданно Арсений заговорил: — Антон, — тон его был серьезен, что немного насторожило юношу, сердце забилось в волнении, что вот сейчас ему скажут, что пора дальше ехать и больше Арсений никогда не вернется, но поток судорожных мыслей был перебит, — я хочу попросить твоей руки и сердца, Антон. Согласен ли ты выйти за меня замуж? Арсений посмотрел в глаза Антону и юноша прочел в них все волнения мира, надежду, а самое главное любовь. И нашел в своем сердце сильнейший отклик этого светлого чувства. — Да. — прошептал юноша и поцеловал, теперь уже своего жениха, своего будущего мужа. Свадьба была роскошной, как и подобает высокому дворянскому чину. Казалось все знатные люди ближайшей местности собрались посмотреть на счастливых молодоженов. Однако сами они, весь праздник, лишь друг от друга оторваться не могли и счастье свое из рук не выпускали. Вино текло рекой и музыка тогда не стихала три дня, так радовался народ, что их Антошка такого видного мужа себе отхватил. Жизнь семейная, несколько недель, протекала так же прекрасно как и свадьба, пока не было нужды Арсению вновь по делам военным отправиться дальше в Персию с дипломатической миссией. Он был хмур и задумчив, Антон делал все, что мог и просил его остаться, и пытался приободрить его, но все без толку, молодой князь никак не мог развеять смурное состояние своего супруга, да так и отправился Арсений в свой долгий путь.***
Получить извещение о его смерти, для Антона было сравнимо с его собственной смертью. Будто сердце насильно вырвали из груди, а легкие отказывались дышать. Боль тогда пронзила все его тело, словно это его самого искромсали на куски персидские клинки, а не его любимого. Первые часы после этой новости, организм просто-напросто отказывался работать. Так и осел в ближайшее кресло и не мог пошевелиться юноша, не приходя в себя до самого следующего утра. Потом были долгая волокита бумажек и почестей, длиннющая очередь, выражавших сочувствие молодому князю, соседей, и наконец достигло тело любимого их церквушки. Безумно было смотреть Антону на израненное и неузнаваемое, когда-то любимое, тело. Лишь оставленный давным-давно на дуэли шрам говорил о том, что это его Арсений. Ведь так любил Антон целовать этот шрам по утрам, без слов говоря, как крепко он любит даже его не совершенства. Молодой князь приказал на могильной плите его выбить следующие слова: «Ум и дела твои бессмертны в памяти русской, но для чего пережила тебя любовь моя!» Так сильно горел костер его любви и скорби, что до самой смерти, Антон был верен своей ушедшей любви. Так сильно горел костер их любви, что про них потом писали:…Там, в тёмном гроте — мавзолей, И — скромный дар вдовы* — Лампадка светит в полутьме, Чтоб прочитали вы Ту надпись и чтоб вам она Напомнила сама — Два горя: горе от любви И горе от ума.