***
Мелоне — член элитного отряда Squadra Esecuzioni, наёмница, в чьём профессионализме невозможно сомневаться, каким бы обворожительным ни казался её взгляд, каким бы сладким ни был голос. Она убийца. И личный шпион босса Пассионе. Богатства, власть, статус, репутация. Всё это глупости, которые придумали люди, привыкшие к ярлыкам. «Пешки общества» — как любила выражаться её руководительница, глядя на какую-нибудь очередную статью в газете. Мелоне смеялась коротко, опускаясь рядом на подлокотник кресла и закидывая ноги на чужие колени. «Все мы пешки судьбы» — шептала она вкрадчиво, с откровенной издёвкой, и, точно кошка, ластилась к груди, щекою устраивалась на плече, тихо мурчала, зарываясь носом в неприкрытую кожу шеи: босс всегда расстёгивала несколько верхних пуговиц при ней, однако не соблазнения ради, ей банально было жарко. Но даже этого она не могла показать другим. Дьяволо была выше человеческой сущности. Дьяволо была избрана судьбой, чтобы править. А Мелоне лишь усмехалась беззлобно, ласково скользила по оголённой груди ладонями и целовала шею. Мелоне называла её молодой и красивой. Но Дьяволо уже ощущала себя старухой, безутешно замазывая мелкие морщины меж тонких, розовых бровей. Она очень устала. И ей постоянно казалось, что она подошла слишком близко к краю какой-нибудь дыры из будущего. Они сидели по вечерам вместе. Мелоне рассказывала о своей семье — о сквадре. Она выкладывала всё, каждый раз сжимая ладонь начальницы и добавляя уверенно «Вам нечего бояться, босс» или «они не навредят Вам». И каждый раз прикрывая глаза, беззвучно шептала, убеждая саму себя: — Я разберусь с этим. Мелоне старалась. Она очень ответственная, хоть и поддерживает беззаботный образ. От скуки. Она много на себя берёт, но наслаждается тем, что делает. Она уверена, что защитит товарищей и свою любимую женщину. Она шпионит для босса. Ничего не скрывает. Лишь молчит о своих чувствах и некоторых шалостях. И по вечерам, когда они сидят вместе, плачет, отворачиваясь. Ей страшно. Товарищи не слушают её, не верят ей, твердя о порочной репутации. Только Ризотто смотрит сочувствующе в её сторону, тоже всё понимает. Мелоне говорила и с ней — безнадёжно, Неро готова была даже на предательство организации лишь бы её подчинённые жили счастливой жизнью. Ну что за прихоти? Мелоне не понимала, наверное от того, что уже нашла своё счастье. Дьяволо успокаивает её. Глаза у владыки Пассионе пустые, уставшие, взгляд проницательный, она всегда знает, если что-то не так, тревожится. Иногда Мелоне кажется, что стоит им посмотреть друг на друга как в зелёных глазах что-то загорится, мелькнёт, точно вспышка падающей звезды, точно что-то живое. По вечерам они обнимаются и Мелоне засыпает на коленях Дьяволо. А та ещё долго сидит и что-то читает, поглаживая светлые волосы мирно спящей девушки, укрытой её полосатым пиджаком. Однажды Дьяволо читала в её компании «Ромео и Джульетту» — «глупые дети» — ворчала она, откидывая потрёпанную книжку на письменный стол, наклонялась к Мелоне и горячо целовала её в лоб, сжимая ладони. У Мелоне часто тревожные сны, ведь она не переставала думать о том, что всех их ждёт.***
На самом деле, Мелоне не знает имени босса, но знает о Доппио — её приближённой, её правой руке. Милая, юная девочка. Мелоне в шутку называла её зверёнышем, Дьяволо раздражалась и это веселило. Иногда босс пропадала, а наёмница верно ждала её, таскалась за Доппио от скуки, наблюдала за ней и, почему-то, та её не отгоняла. Вскоре Мелоне узнала их невероятную, мрачную тайну. С улыбкой промолчала — ей доверяли. Но почему-то ей стало грустно от осознания всего этого.***
Мелоне стала заглядывать реже, сквадра зашевелилась, разрабатывая план действий, ища зацепки. Дьяволо же нервно сжимала в руках телефон собственной подчинённой, дожидаясь каждого ответа. Они скучали друг по другу. Но босс постоянно умалчивала об этом. У неё не должно быть слабостей. И всё же она снова кого-то подпустила к себе. Кого-то, кого не сможет убить. Что и было с Донателлой однажды. Совместных вечеров стало меньше. Теперь Дьяволо устраивалась на её груди щекой и дышала шумно, хрипло. Она волновалась, страдала и всё же о своих страданиях поведала. Сначала Мелоне думала, что, стоит её товарищам попытаться подобраться к личности босса, та без толики сомнений и сочувствия устранит любого. От услышанного же однажды ночью ладони наёмницы, которые в рабочее время она постоянно прятала в тёмных перчатках, похолодели. «Я боюсь тебе доверять» Сердце в груди Мелоне болезненно сжалось. А бесконечное равнодушие Дьяволо дало сбой. Босс боялась последствий, но пути назад уже не было, она бы и сама не пошла. Если ей и вонзят в грудь нож — это будет только её вина. Мелоне улыбалась через силу, извинялась. Она не понимала того, что чувствует её босс, ведь сама никогда не отрекалась от чувств, не ограничивала себя. Теперь она понимала, что её товарищи, которые жаждали занять место босса и получить безграничную власть, были глупцами. Какая же это власть, когда человек самого себя запирает в клетке? У Дьяволо не было никакой свободы, но она была сильной. Эта сила восхищала Мелоне. А Мелоне была свободной, вольной, у неё не было ограничений. И это вдохновляло Дьяволо. Они стали музами друг для друга. Однако Мелоне не знала, что делать, страдала от того, что не в силах помочь. Но со временем стала замечать, что босс позволяет себе больше вещей, которые хотела бы. Она позволяет себе чувствовать, что несомненно радует Мелоне. Босс благодарит её, наёмница этого не понимает.***
Они целовались по вечерам, обнимались крепко и, если же на полупрозрачных глазах Дьяволо выступали слёзы, Мелоне мурчала у неё на груди: — Вам ничто не угрожает. Дьяволо сжимала её в своих руках, гладила волосы худыми пальцами и кусала свои губы. Мелоне, наверное, не могла её успокоить, но она верила, что не навредит своей любимой, и хотела, чтобы ей верили в ответ. Иногда они выходили гулять в парк, Мелоне твердила о том, что свежий воздух полезен для здоровья. Дьяволо капризно куталась в одеяло и уходила в самый тёмный угол их небольшого, но уютного номера в отеле. Мелоне умилялась, уголки её губ мелко дрожали в едва заметной улыбке. Только она могла видеть владыку итальянской мафии в таком обличье. Но Дьяволо всё равно соглашалась, хоть и ненавидела гулять днём, хоть и ненавидела других людей, которые, казалась, постоянно только и делали, что пялились на неё. Собиралась Дьяволо очень долго, Мелоне спокойно работала в это время в её же одеяле, растянувшись на кровати самозабвенно. Иногда она торопила сожительницу словами «ну-ну, хватит замазывать косметикой старость». Дьяволо возмущалась каждый раз, как в первый, и обязательно кидала что-то в Мелоне. А потом подходила и щекотала под рёбрами с грозным видом. Мелоне смеялась и, наигранно признавая поражение, поспешно добавляла: — Ты в любом виде прекрасна. Выходили они только к вечеру, когда садилось солнце. Дьяволо прижималась к боку спутницы, крепко держась за её локоть, и озиралась по сторонам, гневным взглядом испепеляя любого случайного прохожего. Мелоне утешающе гладила её ладонь и прислонялась щекой к скуле, отвлекая тихим пением. Они любовались закатами вместе, хотя Мелоне больше любила рассветы — такие же малиновые, как и прилизанные большую часть времени волосы её босса. Дьяволо же любила рассматривать на вечереющем небе загорающиеся бриллианты звёзд — такие же яркие и красивые, как глаза её связистки.***
Мелоне продолжала настаивать на мирных переговорах, её товарищи ворчали о том, что это бессмысленно. Но, на всеобщее удивление, в своём письме членам сквадры босс согласилась повысить жалование. Остальные наконец-то поверили и, кажется, оставили глупую затею о перехвате наркотрафика. Мелоне долго плакала в туалете от облегчения и скопившейся тяжести, её горло болело от всхлипов, в груди клокотало сердце. Никто не знал об этом. Она с самого начала не имела желания налаживать какие либо связи между сквадрой и боссом. Зачем? Делать их друзьями — наивно и глупо. Мелоне смирилась. Она хотела лишь одного — защитить товарищей и любимую.***
Мелоне так и не спросила её имени. Не хотела. Знала ведь, что у босса нет его, один лишь псевдоним, наверняка невероятно пафосный и устрашающий. Она просто назвала её своей любимой женщиной.