***
Откинувшись на спинку стула и скрестив руки на груди, предварительно широко раставив ноги, Габриэль терпеливо наблюдал из-под хмурых бровей за врачом. Та неопределенно как-то переминалась с ноги на ногу, не решаясь озвучить неизбежное, что не могло не нервировать мужчину. — Ну что там?! — не выдержав, раздражённо спрашивает Агрест, выпрямившись и бросив ещё один неодобрительный взгляд на девушку. Мужчина никогда не думал, что пугливая аура людей может порой так раздражать. Тоненькая медсестра, с нескрываемым сожалением на милом лице, ставит ему весьма неутешительный диагноз — бронхит. Но Габриэль не идиот, по крайней мере пытается верить в это, прекрасно понимает, что ни черта это не бронхит. Из симптомов лишь кашель. И то, временами. Раздражённо вскочив с места, Агрест в ярости выходит из больницы под удивлённые взгляды медсестёр, пугливо уступающих ему дорогу в узких коридорах медблока. Не обращая ни на кого внимания, Габриэль быстро преодолевает расстояние до дома и с громким хлопком захлопывает дверь, скрываясь ото всех в привычной атмосфере своего кабинета. Агрест снимает свой пиджак и отбрасывает его на спинку кресла, опускается следом, запуская пальцы в густые светлые волосы. Никуда выходить не хочется. От слова совсем.***
Проходит месяц, второй, приступы становятся всё чаще. А внутри, под рёбрами, странное ощущение. Словно лёгкие несильно сдавило. Габриэль ни черта не понимает ровно до того момента, пока с очередным приступом, и впервые появившейся болью, с языка не снимает не то лепесток, не то листик. Ярко-розовый эллиптический. Агрест прекрасно знает, что такое ханахаки. Он никогда не боялся этой болезни. Ведь вокруг модельера не нашлось бы женщины, готовую отказать ему. Или уже нашлась? Следующие пять минут Габриэль недоумённо думает, что же это за девушка такая, что не смеет выразить ему свои чувства?.. Да ну, бред какой-то! Навязчивый образ Маринетт Дюпен-Чен Агрест усиленно гонит из головы.***
Миддлемисты. Габриэль слово такое слышал раз в жизни, и то, особо на этом не акцентировался. А теперь эти цветы — причина его постепенно нарастающего страха. Сами лепестки, собранные в довольно крупные корзинки, должны причинять некий дискомфорт. Но Агресту, можно сказать, повезло. Повезло, что не роза с дерущими внутренности шипами, повезло в принципе, что бутон миддлемиста относительно небольшой. Но представляя, что у него в лёгких что-то растёт, эта цифра кажется астрономической. А с точки зрения анатомии, не понятно, как внутри вообще это всё может уместиться. Габриэль понимает, что необходимость поговорить с одноклассницей Адриана растёт даже не ежедневно, а ежечасно. Чёрт знает, когда заболевание может начать прогрессировать. Только собственная гордость не позволяет ему это сделать. От самой Маринетт Габриэль дистанцировался всё дальше, когда ему казалось, что он пересечёт черту. Какую черту? Агрест, наконец-то, себе признаётся, что попросту боится. Только назревает новый вопрос: боится чего? Нет, Габриэль, ты полный идиот высшей степени кретинизма.***
Ближе к обеду, когда уроки в школе заканчиваются, Агрест не выходит из своего кабинета, наблюдая из окна за подъезжающим к дому серебристым автомобилем, из которого вскоре выходит Адриан вместе со своей темноволосой подружкой. Габриэль очерчивает печальным взглядом женскую фигурку, а потом заходится внеочередным приступом кашля, когда хлопает входная дверь. Внутри нещадно дерёт, от боли в уголках глаз выступают слёзы. А в горле, в буквальном смысле, застрял ком. Габриэль пытается отдышаться, чувствует во рту солоноватый металлический привкус и уже в ступоре смотрит на цветок, который он сжал в руках. Эллиптический розовый, помятый и перепачканный в крови цветок. В другой ситуации Агрест даже счёл бы это в некой степени красивым... Приступы сдерживать становится всё труднее. Габриэль начинает носить с собой носовой платок, потому что заходиться кашлем становится больнее и чаще, крови становится всё больше и одного платка уже не хватает. — Месье Агрест, скажите честно, Вы чем-то болеете? — Маринетт взволнованна не на шутку и с тем же напрягом продолжает интересоваться здоровьем отца своего друга. Габриэль искренне не понимает почему её заботит это, почему эта хрупкая девчушка не в комнате и сейчас стоит напротив его стола, взволнованно перебирая пальцы. Габриэль не поднимает на неё глаз, а лишь продолжает сверлить планшетный компьютер перед собой, замечая за её спиной появившегося Адриана, который явно был против этой идеи: — Пошли, Мари, правда, не стоит... Но она лишь отмахивается от его слов и с надеждой в голосе продолжает: — Просто Вы уже неделю четвёртую, если не пятую, кашляете, как при туберкулёзе, да и вид у Вас соответствующий, — она не отступает, и даже мысль о том, что скорее всего он не будет беседовать с ней на эту тему, а просто выставит за дверь, не останавливает её. — Адриан очень переживает за Вас. Быть может, Вы расскажете, что случилось?.. Ровно четыре с половиной недели назад Габриэль впервые увидел соцветие целиком. Он поражается тому, как быстро летит время. И тому, как столь же стремительно время для него кончается.***
Габриэль постоянно откладывает разговор с Дюпен-Чен. Он даже не знает, как ей всё это объяснить, потому что одна только мысль о том, что ему нравится Маринетт, ровесница сына, заставляет сомневаться в его здравом рассудке. Паршиво. Совесть что-ли просыпается? После тех слов он отчитал их в пух и прах. Ну, а Маринетт в чём виновата, если так хотела наладить отношения между отцом и сыном? Практически на пустом месте накричал на Адриана, ссылаясь на то, что мол, тащит в дом кого попало — слово за слово и пошло-поехало. Едкое чувство охватывает всё внутри хуже чёртовых стеблей проклятого миддлемиста, когда Агрест вспоминает лазурные, медленно наполняющиеся слезами, глаза. Её голубые сапфиры блестят так, что в них каждый второй тонет. И он не исключение. Габриэль открывает бутылку коньяка и косо смотрит в сторону бокала. Перед глазами невольно мелькает картинка, как Маринетт молча выскакивает из его кабинета, дверь за ней громыхает так, как сердце в его груди. Проклятье. Габриэль чертыхается, сквозь плотно сжатые зубы, и начинает пить прямо из горла. Он ни на минуту не может забыть о ней, не может выкинуть из головы эту надоедливую девчонку! Её притягательный пряный аромат манит его, оставляя сладостный вкус карамели на кончике языка, девичьи глаза смотрят нежно, кажется, в самую душу мужчины. Маринетт окутывает теплом холодное сердце Агреста, пуская в нём свои корни. И когда, спрашивается, она только успела прописаться в нём?! Габриэль тяжело дышит — воспоминания давят на него с новой силой, подгоняя к опрометчивым действиям. Почти через час открывается вторая бутылка. Алкоголь помогает намного лучше обезболивающих.***
Натали начинает замечать странности. До поры, до времени приступы кое-как можно было скрывать, но сейчас Габриэль уже не видит в этом смысла. — Цветочная лихорадка, — безразлично отвечает он Санкер на её вопрос. Натали смотрит на него с непониманием около минуты, а потом в ясных голубых глазах появляется неподдельный ужас. — Месье Агрест, Вы же не... — она осекается. — Я надеюсь, что Вы не... Что с Вами всё будет хорошо... — судя по всему, она сама не особо верит в последние слова. Агрест ничего не отвечает, молча поправляет ворот от рубашки, — воздуха катастрофически не хватает, — а в глазах, кажется, опять собираются слёзы. Душеизлияние прерывает Адриан собственной персоной, что в ту же секунду появляется в дверях кабинета. Он окидывает помрачевшего отца взглядом, но не решается задать вопросы не по делу. — Отец, я хотел спросить... — Адриан неуверенно застывает на пороге, нервно заламывая пальцы. — Через пару дней у нас выпускной и... я бы хотел пойти, можно? — он замечает, как Агрест-старший колеблется между "да" и "нет". С одной стороны выпускной бывает раз в жизни, а с другой... — С кем собирался идти? — Адриан и без лишних уточнений понимает в каком ключе был задан этот вопрос, потому, без сомнений, но чуть тише отвечает: — С Маринетт. У Агреста в миг становится стальной и холодный взгляд, от чего голубая радужка зрачка напоминает Адриану кусочек льда. Одна только мысль про синеглазую бестию неприятно кольнула в сердце, забирая у Агреста всё желание продолжать говорить на эту тему. Габриэль на мгновение прикрывает глаза. Пульс учащается, но от ревности или просто нахлынувших эмоций, он не знает. — Можешь идти, — неоднозначно протянул Агрест, постукивая пальцами по полированной поверхности стола, после чего Адриан быстро благодарит отца и вскоре скрывается за темными дверьми кабинета. Натали терпеливо дождалась, когда за Агрестом-младшим закроется дверь и повернулась в сторону Габриэля, пытаясь разрядить обстановку разговором на нейтральную тему, рассказывая о том, что Адриан делает большие успехи в учебе и вообще, а тот слушал её даже не вполуха. — О чём задумались, Месье Агрест? — тихий голос Натали разрезал тишину, воцарившуюся в кабинете. Он оторвался от созерцания двери, за которой минуту назад скрылся Адриан, и перевел свой пустой взгляд на женщину. — Вы так не хотите его отпускать с этой девушкой? — как-то неоднозначно спросила она, не отводя своего взора с модельера. — С чего ты это взяла? Я просто задумался, — с четким раздражением в голосе, сказал Габриэль, выпрямившись и бросив неодобрительный взгляд на женщину. Натали поджала губы, невольно опустив взгляд в стол. — Я не знаю, что у Вас в голове, Месье Агрест, потому не могу с уверенностью что-то доказывать, — Натали медленно подняла свои глаза на модельера. — Но... даже если Вы думаете, что Ваша ложь во благо, стоит ли она того, чтобы умереть в мучениях от не взаимной любви? — Санкер смотрит в его глаза, будто читая насквозь. — Вы же любите её, так зачем отрицать очевидное?.. Габриэль ничего не говорит, переваривая слова Натали в своей голове. Агрест смотрит в одну точку перед собой и не понимает одного: Как он, Чёрт возьми, Докатился до такого? Его только что прочитали, как раскрытую книгу. Немыслимо. И вовсе не похоже на него. Натали тяжело вздыхает, вставая из-за стола. — Вы просили подготовить. — когда Габриэль переводит на неё непонимающий взгляд, Санкер поясняет, указывая на бумаги перед мужчиной: — Я предлагаю, как лучше организовать учебную программу на следующую неделю для Адриана, — Сочувствующе смотрит на Габриэля и уходит, оставляя мужчину наедине со своими мыслями. Агрест молча сидит так ещё около минуты, опустошено перелистывая страницу за страницей, а потом резко встаёт и идёт к бутылке с коньяком, чтобы снова напиться. А Натали уже вне его кабинета находит Маринетт в пекарне, недалеко от школы, и пытается ей всё объяснить. Последняя резко распахивает глаза и не верит услышанному.***
Через две недели приступы случаются по несколько раз за день. Габриэль впервые за всё это время не выходит из своей комнаты. Агрест в бессилии сползает по стене на пол. Чёртовы стебли опоясывают изнутри, практически за раз выходит три соцветия вперемешку с кровью. Тело в агонии, душа в истерике. Хоть об стенку головой бейся. От этой мысли Габриэль заходится хриплым нездоровым смехом. Но смерть, в этот раз, его, видимо, пощадила. Маринетт в это время рассматривала фиолетовый лепесток ириса.