***
— Урахара-сан, — мелодичный, несмотря на низкость и лёгкую хриповатость, голос объявил о приходе. Рыжие взлохмаченные волосы показались с порога. Одна детская улыбка вызывала в душе мужчины мощнейшее извержения вулкана. — Ты опять пришёл, — мальчишка подбежал к мужчине и крепко обнял. Его утончённое личико прекрасно смотрелось на оголённой груди мужчины. И мальчишка знает об этом. Знает, какую бурю вызывает у мужчины этот сладкий вид сверху. А когда мальчишка уткнулся в грудь головой и как ребёнок потерся о неё носом, мужчина слегка взвыл. Этот мальчишка точно сотворение самого сатаны. Он прижал рыжего к ближайшей стене. — Куросаки-сан, я что тебе говорил? — М…быть хорошим в присутствии кого-то третьего, а наедине быть собой, — Куросаки провёл пальчиками по ключице напротив стоящего мужчины. — Я делаю всё так, как вы говорите, Урахара-сан. Урахара Киске глубоко вздохнул. Он сам виноват в этом. Сам поверил, что влюблённость мальчишки в него — это лишь гормоны — Урахара не за красивые глазки славится самым привлекательным мужчиной на районе. Сам предложил авантюру. Сам предложил встречаться. И сам окончательно влюбился в этого безбашенного, только на бумаге несовершеннолетнего — тело и мысли у Ичиго Куросаки не подходят под описание подростка, окончившего школу недавно. Тут тело второкурсника, если не больше. — Куросаки- сан… — продолжить размышлять не дали губы с привкусом клубники. Этот парниша стал наглее, после того как понял, что его чувства взаимны. — Киске, — мужчина застыл, по имени его Куросаки называл…да вообще ни разу, — зови меня по имени. Мне не нравится наша формальность. Мы уже встречаемся больше полугода, да и уже как два месяца в…ты не являешься моим учителем. Я теперь Ичиго Куросаки, а не Куросаки из ваш…твоего класса. Было слышно, что сам Куросаки не привык к обращению на «ты». А по тому как он чётко исправлялся, то он точно тренировался. Помогал точно Реджи, тот тоже проходил такие стадии со своим возлюбленным Бьякуей. Чёртова пара, что даёт пример рыжему огоньку. Вот зачем им из огн полымя делать? — И Ура… Киске, — длинные пальцы коснулись мочки уха бывшего учителя, — Я окончил школу. Несколько месяцев назад. Этот похотливый взгляд. Эта неудержимая страсть. Урахара знал, что имел в виду его мальчишка. Да и слов не нужно. Его глаза говорят лучше, чем тысячи слов. — Куросаки-сан, вам только восемнадцать. Вам ещё расти и расти. Дальше поцелуев их отношения не проходили. Только поцелуи, объятья, касания. Причина такого тупая и несерьёзная — так считает только Ичиго. Куросаки ещё не достиг совершеннолетия, хоть и достиг давно возраста на согласие. Но Урахару это не волновало. Он ждал совершеннолетия мальчишки. Почему? Он сам не знал. Эта мысль возникла. И закрепилась в голове. Может всё из-за чокнутого отца Куросаки? Или же это все последствия работы учителя? А Ичиго Куросаки не понравилась эта мысль, и он решил её выкинуть из головы возлюбленного. И в течение двух месяцев каникул изводил нервы Киске. Простыми и понятными словами, он соблазнял Урахару — Гриммджоу посоветовал. Ещё один алхимик, что хочет сделать из искры лава. Только крепкая сила воли и три ящика леденцов помогали Урахаре держаться. Терпеть эти двусмысленные касания, эти сладкие поцелуи вкуса клубники — он что, перед поцелуем клубнику ест? Он терпел «случайные» расхаживания по дому в одном полотенце, его покусывания своих же губ — Боже, знает же, насколько сексуальны его губы после этого. Он терпел. Терпел. Терпел. Так терпел, что о его страданиях знает уже вся учительская группа школы Готей. Жаловаться другим иногда помогало ему не сорваться. — Урахара-сан, — снова этот низкий тон. Страстный. Неудержимый. И такой манящий. Так в придачу глаза, что цвета апельсина, засверкали языками ярчайшего пламени. «Горят глаза» — это про него. Во всех смыслах. Лишь у этого мальчишки Урахара видел так завораживающе горящие глаза. Так и хотелось довести эти глаза до помутнения, создать в них пелену. Покусать эти губы до крови. Оставить на каждом миллиметре шеи свой след. Чтоб все знали, что этот «огненный» мальчик занят. Занят им. Принадлежит ему. Его собственность. — Урахара-сан, а давайте съездим в Корею, — из мыслей об клеймовании парня вывел неожиданное предложение. — Что? — Поедем в Корею, — Ичиго наматал на пальчик прядь волос Киске и повторил те же слова, что произнёс ему Исида, когда тому надоело нытьё друга. — Если совершеннолетие — это стена, а лезть по ней долго и трудно, будем обходить или копать. И я имею в виду, что в Корее совершеннолетие — это восемнадцать лет. Как раз столько, сколько мне исполнилось. И вот теперь они оба летят к прекрасной Южной Корее. Осталось четыре часа. И Урахара даст своему апельсинчику, перчику, клубничке то, что тот хочет. И при этом накажет. Через четыре часа кабина мужского туалета в аэропорту Южной Кореи будет занята на более чем три часа. Да так будет занята, что понимающие или очень стесняющиеся мужчины предупредят других, а кто-то даже табличку повесит на дверь туалета «Не беспокоить. Идёт ремонт». Ибо двух людей, что так страстно и жадно стонут, просят, умоляют, кричат, беспокоить нельзя. Это грех.***
Так Ичиго и Киске полюбили Южную Корею. Кто больше полюбил никто не знает. Но их друзья уже поделились на два фронта — одни заинтригованы такой прекрасной страной и желают туда съездить и сами опробовать всё, что описывает парочка: бывший ученик и учитель, а может даже сделать больше — Реджи и Бьякуя уже думают об экскурсии по стране. Вторые ненавидят страну, ибо истории о ней въелись в мозг и повторение истории хуже, чем нытьё друга — Исида пишет планы по уничтожению/захвату страны, ну, в минимальной степени ищет причины для запрета въезда в страну. Он-то знает, что его любовник потащит его в Корею, когда вернётся от Урахары-сана и Ичиго.