Исповедь снайпера

Вдох. Медленно, ощущая, как течет по сосудам кислород, наполняет легкие, грудная клетка поднимается. Выдох. Биение сердца отдается привычно мягкими толчками в ушах. Толчок. Еще один. Толчок. При отдаче немного вздрагивают все конечности. В прицеле видно, как замедленно падает тело. Почти комично, как тряпичная кукла в паршивом спектакле, актер, руководящий которой, не заметил, что от его «героя» оторвалась глиняная голова. Крупный калибр. Щелчок. Перезарядка. Вдох. Выдох. Толчок. «Если Всевышний решит забрать меня сегодня…» Щелчок. Перезарядка. Вдох. «…Тогда я увижу вас снова в Аду, мрази.» Выдох. Толчок. По вискам струятся реки пота. Толстое камуфляжное одеяние сковывает движение, а многослойное укрытие из веток ощутимо давит на спину, мешая сосредоточиться. Не привыкать. Я не чувствую своих ног. Как долго я лежу здесь, невидимый вестник смерти, накрытый листвой, как крыса в подсобке? Всё тело окоченело, лишь руки механически исполняют отработанный ритуал, и я уже не молюсь ни за себя, ни за души, забранные мною. Я встречусь с ними опять, и тогда мне уже не удастся трусливо прятаться за камуфляжем, и их гнев всепоглощающей волной снизойдет на меня, как сейчас мой сходит на них. Но и я буду во всеоружии. Сквозное ранение. Человек растерянно хватает ртом воздух, незадачливо проводит рукой по краям дыры в собственной груди, собирая тканью перчатки выступающую кровь. Я не убийца. Я врач. Незатейливый хирург, орудующий правосудием, как диагнозом, и винтовкой – как скальпелем. Врачеватель чумы, поглотившей и меня. «И отяготела рука Господня над Азотянами, и Он поражал их и наказал их мучительными наростами, в Азоте и в окрестностях его.»