Сара и перст судьбы

Сара негодовала. И дёрнул же её нечистый увязаться за Катрин и старым Матье в Брюгге! Чего она там не видела? Ишь, соскучилась по путешествиям. Конечно, лучше поглазеть на Фландрию, чем дома любоваться постной миной Лоизы да исполнять её указания, отдаваемые скрипучим голосом. И когда уж эта иссохшая брюзга, вечно всем недовольная, сподобится отчалить в монастырь? Пускай монашки с нею мучаются. Сара-то сыта по горло. Знай день-деньской мети полы, таскай воду и делай всякую прочую работу по дому! Отдохнуть захотелось! Зато в отсутствие хозяев можно было беспрепятственно удрать в «Порт-д’Уш» и славно покутить — Жако Морской давно попрекает, дескать, Чёрная Сара совсем позабыла братство нищих. Возгордилась там, в суконной лавке. Можно подумать, Сара как сыр в масле катается! Или Жако думает, будто толстяк Матье настолько выжил из ума, что предложит цыганке руку, сердце и лавку в придачу? Сара, конечно, учитывала такую возможность, подчас одаривала суконщика жгучим взглядом, томно покачивала станом, проходя мимо него, но в целом свои возможности оценивала трезво и считала флирт с Матье не более чем невинной забавой. Не будь Катрин, давно бы она ушла от суконщика, как пить дать ушла. Но к Катрин Сара привязалась со всем душевным пылом, присущим цыганскому племени. Брюгге не оправдал ожиданий Сары. Правда, гостиница «Цветущая ежевика», в которой остановились путешественники, располагалась на Шерстяной улице, в самой оживлённой части города, готовившегося встретить процессию Святой Крови. Окна их с Катрин комнаты выходили на набережную Чёток*. По каналу плавали лодки, пришвартовывались торговые суда, гружённые, чаще всего, дорогущей солью. Неподалёку раскинулся Рыбный рынок. Гомон снаружи не умолкал ни днём, ни ночью. Женщины, казалось, соперничали — кто красивее принарядился, хозяева мыли и скребли к празднику и без того чистёхонькие дома. Сара давно бы ушмыгнула на разведку, но Матье, будь он неладен, постоянно отлучался по торговым делам, наказывая в своё отсутствие присматривать за Катрин. И Сара присматривала. Ох и натерпелась же скуки! Постояльцы «Цветущей ежевики», всё сплошь торговцы шерстью и сукном, беспрестанно обсуждали цены на ткани — эти разговоры Саре и дома надоели до зевоты. Внутри гостиницы всё вычищено до блеска, на кухне пылинки не сыщешь, посуда сверкала — вот уж Лоиза не преминула бы поставить трудолюбие фламандской прислуги в пример цыганке. Катрин склонностей к предосудительным поступкам не проявляла — кабы Саре догадаться тогда, что это затишье перед бурей! Суета за окном, к которой нельзя присоединиться, в конце концов начала раздражать. Да ещё Матье в последний вечер заявил, мол домой выезжать завтра на рассвете, едва откроют ворота. Здесь он управился, лавка заждалась, а праздники всегда влекут лишнюю трату денег. Сердце у Катрин так и ухнуло, она принялась уговаривать дядюшку повременить с отъездом. Как же так — побывать в Брюгге и не застать процессию Святой Крови?! Ради неё-то Катрин и приехала! Матье, всплеснув руками, умоляюще обернулся к Саре. Но разве та когда пойдёт наперекор любимице? Знай она, чем всё кончится, встала бы на сторону суконщика, а тогда просто промолчала. Матье как в воду глядел. Сара давно убедилась, что торговцы обладают непревзойдённым чутьём на всякого рода неприятности. Жаль, Матье не из числа тех дядюшек, которые способны переспорить избалованных племянниц! Сара натерпелась страху, боясь, что Катрин и её с Матье заодно разорвёт толпа. Шутка ли — помешать процессии Святой Крови, к тому же в присутствии самого герцога! Может, и впрямь разорвали бы, но герцогские лучники вовремя подцепили Катрин и поволокли через Рыночную площадь, Матье с трудом поспевал за ними. Сара машинально подобрала упавший на мостовую чепец Катрин и пустилась догонять домашних. Оттираемой народом, ей приходилось вставать на цыпочки, чтоб не потерять из виду зелёный шаперон толстяка Матье и растрепавшиеся косы Катрин в окружении плюмажей. Наконец цыганка выбралась из кольца зевак и вздохнула полной грудью, а вскоре настигла Матье. Толстяк суконщик взгромоздился на каменную тумбу, где громогласно рыдал, выдирая волосы целыми клоками. Несколько доброхотов пытались утешить его, но их усилия пропадали втуне. Ну как толстяка хватит удар посреди улицы — что тогда делать? Цыганка вихрем подлетела и — раз-раз: надавала хозяину пощёчин. Матье озадаченно икнул, но блажить, по счастью, перестал. Через минуту Сара знала подробности: лучники, запретив Матье следовать за ними и отпихнув для пущей убедительности, повели Катрин в замок Принзенхоф. Там несчастную ждёт наказание за святотатство, а там и самому Матье не миновать возмездия. От ужаса цыганка охнула. Ещё того не хватало! Насилу ей удалось поднять раскисшего толстяка и задворками довести до гостиницы, благо тюки собраны ещё накануне, осталось оседлать мулов. Только у дверей «Цветущей ежевики» Сара заметила, что так и сжимает в руке чепец. Она хотела бросить его, но раздумала. Добравшись до гостиницы, Матье с горя основательно накачался пивом и до вечера просидел в большом зале возле камина, кляня судьбу, племянницу и тяжёлую долю торговца. Куда ехать в таком состоянии? К кому обратиться с ходатайством? Да Сара и растерялась: она прежде не видела почтенного Матье пьяным. Вино употреблять он употреблял, но положенную меру не превышал. Оставив попытки воззвать к разуму хозяина, Сара поднялась наверх и носа не показывала из комнаты. Бросившись на колени, она, хоть не шибко верила, взмолилась, как умела, Святому Бонавентуре, особо почитаемому мэтром Матье. Вечером — то ли сжалился святой, то ли смягчилось герцогское сердце, Катрин вернулась невредимой, в собольей накидке — Матье от удивления мгновенно протрезвел. Хотя до ночи оставалось всего ничего, о ночлеге в Брюгге не шло никакой речи. По тому, что герцог приставил нескольких лучников сопровождать путешественников до самых ворот, Сара поняла, что гнев брюггенцев по-прежнему велик. Пониже надвинув капюшон, Сара опустила голову, надеясь сойти за смиренную служанку. Матье, солидарный с цыганкой, боязливо пригибался. А вот Катрин, нисколько не заботясь о скрытности, облачилась в подаренную понятно за какие заслуги накидку, и восседала на муле — ни дать ни взять принцесса едет на чистокровном пальфруа**. Наконец миновали ворота Святой Екатерины, где эскорт отстал — а Сара, обычно не любившая солдат, была б не прочь, чтоб лучники сопровождали кавалькаду до самого Дижона. Молодой капитан, отрекомендовавшийся Жаком де Руссе, явно придерживался того же мнения. В душе Сары кипела буря. Ехать-то по темноте, до ближайшей харчевни неблизко, а всей защиты от нападения — трое слуг, из которых один старик, и трусливый суконщик. Сара коснулась припрятанного за поясом кинжала, надеясь, что не придётся пускать его в ход, и пришпорила мула. Нет, дьявол надоумил её отпроситься в Брюгге, не иначе! На небе высыпали звёзды, луна освещала испещрённые каналами фламандские поля, кое-где торчали ветряные мельницы, попадались рощицы — их истомлённые путники старались миновать во всю прыть. Только к утру, когда показалась на горизонте дозорная башня Куртрэ, а Матье велел сделать привал, тревога Сары улеглась. Поблизости от городских стен всё же спокойнее, чем в чистом поле. Из пояснений Матье Сара знала, что земли герцога Бургундского закончились, сейчас идут владения епископа Камбрейского, а дальше земли графа де Вермандуа, самые разбойничьи места. Достигнув их, путники не давали никакого спуску уставшим мулам. Всё чаще встречались пепелища, запах гари перемежался трупным смрадом. Сара хмурилась, когда взгляд её натыкался на висельников, качающихся с высунутыми языками в петле средь ветвей. Сами по себе мертвецы не пугали цыганку, на Моримоне мэтр Бленьи представлял и не такое. Но поди узнай, далеко ли отсюда вершители казни, каковы у них намерения? Может, они и теперь таятся за деревьями, стерегут дорогу? День убывал, небо клубилось сизыми тучами, обещая грозу, настрой духа у цыганки совсем испортился. Ей осточертела езда, надоели покойники, она проголодалась, её укачало в седле, она сейчас с удовольствием послушала бы ворчание Лоизы. Но слушать приходилось приближающиеся раскаты грома да журчание вод Энно, бежавшего совсем рядом, за кустарником. Подоспел дождь. Внезапно Катрин натянула поводья, останавливая мула, вынудив всю кавалькаду сделать то же самое. — Что за фокусы? — взревел мэтр Матье. Катрин непременно захотелось спрятать в сундук великолепную накидку, сутки с лишним привлекавшую лиходеев, чтоб соболя, избави Бог, не повредились от дождя. Раз уж она задумала, то непременно осуществит. И ей плевать на спешку, на ворчание дядюшки, на разыгравшуюся непогоду — она как ни в чём не бывало складывала накидку. В ту минуту Сара восхищалась норовом любимицы, но и боролась с желанием оттаскать её за косы. Всё-таки не время, не место демонстрировать характер! — Да поторапливайся ради всего святого! Я не хочу из-за тебя вымокнуть до нитки! — воззвал несчастный суконщик. Тогда-то Катрин вовсе застыла, уставившись куда-то в сторону. Сара проследила направление её взгляда и тоже увидела: в камышах под старой ивой, раскинувшейся на берегу Энно, валялось нечто большое, чёрное. Привлечённая любопытством Катрин шагнула туда. В мгновение ока Сара выскочила из седла и опередила любимицу. — Стой здесь! Я сама взгляну. Подобрав подол, цыганка побрела к зарослям. То, что она узрела, раздвинув камыш, привело её в замешательство. На земле ничком лежал человек в чёрных доспехах, делавших его похожим на громадного краба. Шлем украшала фигурка то ли ястреба, то ли какой другой хищной птицы. Сара насупилась. Откуда тут взяться одинокому рыцарю? Знатные особы никогда не ездят без свиты, рядом никаких признаков боя, нет лошади — нет следов, кроме борозды, тянущейся от самой реки. Стало быть, рыцаря принесло течением и он полз, пытаясь достичь дороги, пока его не настигла смерть. Или скоро настигнет. — Ну что там, Сара? — недовольно окликнул Матье. — Дождь усиливается, вот-вот стемнеет, а мы топчемся на месте, когда следует во весь опор мчаться на постоялый двор! — Здесь рыцарь, провалиться мне сквозь землю! — отозвалась Сара. — Не подходи, Катрин, я сама посмотрю, вдруг ему возможно помочь. Приложив титанические усилия, испуская сквозь зубы подхваченные у бродяг ругательства, Сара кое-как перевернула латника на спину. Её слуха достиг слабый стон. Сара хотела подозвать спутников на подмогу, но, поражённая наитием, прикусила язык. Чёрные доспехи, птица — всё казалось знакомым, виденным давным-давно. Вытащив кинжал, Сара просунула лезвие под забрало, ловко поддев заклёпку шарнира, и резко надавила на рукоять. Ей приходилось видеть, как бродяги подобным способом взламывали дверные замки. Забрало со скрежетом отворилось. Сара склонилась над рыцарем, пытаясь уловить трепет дыхания, и неожиданно застыла в такой неудобной позе, по телу прошла волна дрожи, голова закружилась — такое с ней случалось, когда одолевали всяческие видения о будущем. В сумерках ещё хорошо можно разглядеть лицо раненого. Сара, прикусив губу, вспоминала. Праздник Святого Жана во Дворе чудес… Каморка Барнабе-Ракушечника… Саре вздумалось погадать Катрин: вот тогда-то на цыганку снизошло видение о красавце в чёрных латах, с ястребом на шлеме, видение о рыцаре, с которым Катрин изведает много горя, отринет счастье и богатство, чтобы следовать за ним по большим дорогам. — Разрази меня гром, если это не он… — прошептала Сара, дрожа словно в лихорадке. Сара знала всё. Катрин полюбит его до одержимости, последует за ним неутомимо, как гончая за красным зверем, покинет дом, детей, и много-много узнает страданий. Видения никогда не ошибались. Покуда всё оставалось где-то в туманной дали грядущего, Сара не тревожилась, но сейчас судьба подступила вплотную, поставив цыганку перед выбором. Если Катрин сейчас увидит раненого, предсказание исполнится — Сара не желала любимице такой судьбы. Если же нет… Их пути разминутся. Чёрный рыцарь ранен, он могуч и не скоро умрёт, авось кто-нибудь ещё проедет мимо, а коли нет, что же, смерть нынче собирает богатый урожай. А Саре всё равно есть за что гореть в пекле. — Что ты там копаешься? — в один голос кричали с дороги Катрин и Матье. — Жив он или нет? Сара с трудом уняла дрожь, разогнула спину и коротко ответила: — Он мёртв. *Оригинальное название может также переводиться как набережная Роз. **Порода верховых лошадей, популярная у знатных дам и высокого ранга рыцарей. Использовалась для верховой езды, охоты и в церемониальных шествиях.