Перетасовка

Джин необыкновенный человек, утонченный, выдержанный, невероятно красивый, и он совсем не вписывался в эту обстановку. Чонгук часто засматривался на него на собраниях кланов, куда этот злобный карлик Пак приводил своего любовника каждый раз, показать, что хотя бы в делах сердечных преуспел. Клан Пак был сравнительно небольшим, занимался оружием, да и в этом в последнее время стал проседать, лишаясь новых поставщиков и теряя старых клиентов, перетянутых конкурентами. В другие области «пожирнее» его не допускали кланы крупнее, такие как Ким, Мин и Чон, перекрывая кислород сразу на подходах. Тем не менее, клан обладал значимой для морских сообщений территорией, а сам Пак был потомком влиятельной в преступном мире персоны, поэтому к нему относились снисходительно, да и несмотря на его прозвище «злобный карлик», полученное за низкий рост и буйную разбойную деятельность в юности, он был миловидным и в целом безобидным; любил рисануться, строил из себя знатока искусств, а на деле Моне от Мане не отличал, думая, что это один человек, а Микеланджело та самая черепашка из комиксов. Но тянуть ручонки к прекрасному ему это не мешало, поэтому он заполучил Джина. Намджун — глава клана Ким, одного из крупнейших и влиятельных на территории Южной Кореи, старший брат Джина, который в придачу к крупной сумме денег буквально обменял того Чимину за лакомый кусочек территории, всегда гневно смотрел в их сторону, смеряя тяжелым взглядом главу клана Пак. Он, наверное, сам бы трахнул своего брата, так думал Пак, уж слишком тот был красив, но публичная благопристойность не давала этого сделать. Ким метил в кресло министра с сулящими перспективами, а для этого нужен был светлый образ семьянина, вот и пускал слюни на задницу своего братца издалека, и тяжестью взгляда прибивал его ебаря к земле при каждой встрече. А Пак только самодовольно демонстрировал свое превосходство и власть над влиятельным родственником, как бы давая понять, кого трахает, так и этого было мало. Таская младшего Кима везде, где нужно и нет, он любил пришлепнуть его прилюдно, явно доставляя тому дискомфорт. Чонгук бы оторвал эти грязные руки, при любом удобном случае стремящиеся приложиться к чистому, безупречному созданию. Джин худощавый, высокий парень девятнадцати лет, он учился на факультете истории искусств, разбирался в живописи, часто сам писал картины, которые публиковал на своей страничке в инстаграм, там же делился мечтами об открытии галереи и путешествиях. Чонгука злило, что вместо этого Джин вынужден сопровождать Чимина, часто в места, в которых таким как он не то чтобы появляться не следует, а даже слышать не стоит. Чонгук бы на руках его носил, он бы его возил в Европу на выставки, в музеи мира, весь белый свет бы ему показал, подарил бы галерею, да хоть все галереи, какие он только пожелал бы, он сделал бы его своим принцем, а со временем королем, потому как амбиций у главы клана Чон, второго по силе после Ким, хоть отбавляй и планы далеко идущие, а педантичный характер, ум и прыткость сопутствовали претворению всех его целей в жизнь. Одна из них — забрать Джина себе. Он уверен, это взаимно. Один раз, единственный раз, когда Пак упустил из виду свою прелесть, — так он слащаво называл на публике Джина — они столкнулись с Чонгуком в туалете. Джин замешкал на секунду, этого было достаточно, чтобы приблизиться, чтобы прикоснуться, почувствовать сердцебиение через тонкую шелковую ткань полупрозрачной рубашки на безупречном теле. Еле уловимая истома и дрожь волнения от близости. Он ничего не делал, ничего, что могло бы скомпрометировать или обидеть младшего Кима. — Я заберу тебя, только дай мне знак, что ты тоже этого хочешь, — единственное, что он сказал тогда, получив целомудренный поцелуй в щеку в знак согласия. Джин молча ушел, оставив обжигающий кожу и волнующий сердце след своих нежных губ на щеке Чонгука. Каково же было бы ощутить их на губах, теле, эти аккуратно очерченные уста на таком же правильном точеном лице, словно по чертежам Леонардо да Винчи выгравированном. Нужно действовать, нужно вырвать его из лап Чимина. Между кланами заключен договор, согласно которому допускалось убийство на своей территории, если напали на твое, а Чимин отнюдь не самый сильный соперник, все же территория его охранялась не хуже голубого дома. Единственное место, где никто не смеет доставать оружие — это белая зона, центр Сеула, место проведения собраний всех кланов. Еще со времен начала нулевых между мафией и правительством было заключено соглашение «О спокойствии города», благодаря ему все разборки выносились за пределы города, либо в зоны ведения кланов, там, где основная масса людей и их спокойствие не будут задеты. Таким образом правительство сдерживало свою армию, а мафия свои структуры, иначе развязалась бы война, цена которой была бы слишком велика для обеих сторон. Инциденты, конечно, случались, но крайне редко, и обращались они для кланов неприятными последствиями, а для нарушителей — строгими штрафами. Поэтому сделать это на нейтральной территории — единственное благоразумное решение: здесь никто не посмеет нападать, а значит сейчас, сегодня на очередном собрании кланов он заберет Джина, а вернее предложит ему уйти с ним. И тот пойдет. А Чимин к чертям отправится, ибо не заслужил коротышка таким сокровищем владеть, не сомневался Чонгук. Что же до Намджуна, он уверен, тот ему спасибо скажет, что брата у неадеквата забрал. Он сопротивления не окажет, да и гнаться до территории клана Чон не будет, а Пак в одиночку не справится. Все рассчитав, Чонгук через своего человека уже предупредил Джина о побеге. Главное было отвлечь Чимина, который не отпускал от себя младшего Кима, поэтому после собрания Чонгук предложил ему сделку, а именно: покупку редкого издания рукописей времен Корё, датируемого началом тринадцатого века. У Пака глаза блестели от предложения и он, конечно же, купился, а когда осознал, что издания ему не видать, как и Джина, ослепленный жаждой крови и уже почти забытой разбойной удалью, погнался вслед за похитителем и предателем. Чимину напрочь снесло крышу, не зря его прозвали злостным карликом; его кортеж, до зубов снаряженный оружием, моментально сел на хвост клану Чон, в тот день он устроил погром в центральной части города, вызвав переполох и подняв на уши всю полицию Сеула, вооруженная погоня и перестрелка посреди белого дня тотчас же попала во все новостные заголовки под кричащим названием «Разборки мафии равно терроризм, хватит это терпеть! Куда смотрит армия страны?», а также вызвала для всего «теневого» мира серьезные последствия, с которыми пришлось разбираться главе клана Ким. «Сука!» — снимая с себя пиджак, Намджун натирал кулаки, он мчался в особняк Пака, где тот уже который час распивал коньяк и палил по картинам своего уже бывшего дружка. Как издевка была посылка от Чонгука, в которой он действительно прислал ему ту самую рукопись с запиской, что это покроет ущерб, а также пару слов, что Джина тот больше не увидит. Пака раздражала такая наглость, дерзость, буквально из-под носа увели, забрали то, что принадлежало ему, словно любимую вещь отобрали, выкрали и надурили его, именно это бесило больше всего, а еще у него забрали инструмент против главы Ким и какую-никакую, но гарантию безопасности. Пак и не любил Джина, ему было насрать на него, по сути он его держал как красивую вещицу, ему доставляло удовольствие видеть каждый раз завистливые взгляды конкурентов и взбешенного Намджуна, последнее особенно доставляло. Паку нравилось думать, что он отобрал у него что-то ценное, что-то родное всего лишь за жалкие куски земли. Он даже его не трогал, только делая вид, что имеет парня при каждом удобном случае, а Джин был рад этому, молча следуя его правилам. Ему давно нравился глава клана Чон, чьи взгляды в свою сторону было сложно не заметить. Он понимал, что рано или поздно Чонгук сделает шаг в его сторону, и тогда он будет действовать.

***

— Ты в порядке? — подав руку Джину, помогая выйти из автомобиля, Чонгук осмотрел его волнительным взглядом, он держался изо всех сил, чтобы не накинуться с поцелуями на него по пути в загородный дом, о котором мало кому известно. Чонгук не ожидал столь буйной реакции от Чимина, даже сочувствовал ему, потому что эту выходку совет кланов Паку не простит, но это все вторично. Главное, что Джин у него. Чонгук, дав распоряжения по поводу безопасности своим людям, вернулся в гостиную, в которой с чашечкой ароматного чая в руках ожидал Джин, сидя на просторном диване. — Об этом месте знаю только я и мои доверенные люди, тебе не о чем беспокоиться, здесь Пак тебя не достанет. Даже твой брат, — Чонгук снял пиджак и плеснув себе виски, сел напротив. — Об этом я не переживаю, не думаю, что Пак кинется за мной, — усмехнулся Джин. — Это верно, он устроил ту еще заварушку. Не ожидал, что он на это способен, думаю, Намджун эту выходку ему с рук не спустит. Даже представить не могу, что этот псих мог делать с тобой, — Чонгук сжирал глазами сидящего напротив гостя, наблюдая, как тот без каких-либо эмоций слушал о своем бывшем бойфренде. — Ничего, — коротко. — Что? — не понял Чонгук. — Чимин ничего со мной не делал, — Джин отложил чашку на стол и поднялся с места, проходя мимо. Он остановился рядом и посмотрел Чонгуку в глаза. — Он меня и пальцем не тронул, — поймав на себе застывший взгляд, он прошел дальше и встал у огромного окна. — Чимин тот еще сумасброд, но в целом безобидный малый, даже милый местами, — продолжил он. — А его бурная реакция на мой побег, уверен, была адресована не мне, скорее он даже сам того не осознавал, но совершенно точно хотел взбесить этим кое-кого, и ему это блестяще удалось. Джин стоял у окна и смотрел вдаль, перед домом открывался красивый лесной пейзаж. — Здесь так тихо и живописно, — он с нескрываемым удовольствием любовался красотой здешних мест, предвкушая предстоящие пленэры на природе. — Это место в твоем распоряжении, — Чонгук подошел к нему со спины и невесомо обнял, перехватывая под грудью. — Ты такой хрупкий, — почувствовав легкое прикосновение чужой спины к своей груди, он смелее обхватил Джина за живот и прижал к себе, нежно подушечками пальцев изучая через тонкую ткань рубашки его тело. В отличие от его рельефной, фигура Джина изящная, тонкая, на ней не было выпирающих мышц, лишь соблазнительные изгибы и впалый живот, пояс брюк к которому вплотную не прилегал, образовывая пространство между тканью и телом, куда легко можно было проскользнуть ладонью, в чем отказать себе Чонгук не смог. Не отпуская от себя, он положил второю руку на пояс, а после аккуратно скользнул под него, вырывая из пухлых губ чувственный стон. Тело Джина охватила дрожь, он неосознанно сжал ноги и прогнулся в спине, упираясь попой в пах Чонгука, отчего вызвал уже у него хриплый стон вожделения. — Джин, ты прекрасен, — прошептал Чонгук, целуя его в шею и ласково сжимая привставшую плоть в чужих штанах, упираясь собственной все сильнее в его ягодицы. — Чонгук, — сорвалось наконец с его уст, он повернул голову назад, сразу же чувствуя мокрый поцелуй возле своих губ. — Чонгук… — Да, милый? — тот, прикрыв глаза, продолжал покрывать поцелуями чужое лицо и шею. — Я хотел тебе кое-что сказать, прежде чем… — Конечно, — впадая в приятное томление, он переключился на плечи, с которых незаметно стянул тонкую ткань рубашки. — Меня не трогал ни Чимин, ни кто-либо другой в плане тела, — смущено выдавил из себя Джин, а Чонгук с зубами на его плече, еле прикусывая кожу, застыл, переваривая полученную информацию. — Прости, что говорю это только сейчас, но… — Мой, — обнял его Чонгук, нежно прижимая к себе. — Теперь и не тронет никто, — подхватив Джина на руки, он понес его в спальню, попутно целуя, — кроме меня.

***

— Где он?! — пройдя в гостиную, Намджун задал единственный вопрос охране Пака, понимающей, что в данной ситуации правильнее будет спокойно ответить. Он вошел в дом без сопровождения даже одного охранника, тем не менее сопротивления ему оказано не было. Один из людей Пака молча кивнул наверх, а Ким тяжелыми шагами также молча направился на второй этаж, попутно закатывая рукава черной шелковой рубашки и ослабляя галстук на шее. Чимина он застал в спальне. На стенах, которые когда-то были украшены картинами, красовалось с десяток дыр от пистолета, вокруг валялись пустые бутылки и окурки, сам же Чимин лежал на своей кровати, раскинув руки в стороны, в одной из которых держал полупустую бутылку, а в другой — дымящуюся сигарету, небрежно стряхивая на пол пепел. Вся комната была прокурена и пахла разлитым повсюду алкоголем. Намджун поморщился и первым делом открыл настежь окна, впуская свежесть ночной прохлады. Чимин же наконец заметил незваного гостя и поднялся на локтях, он глубоко затянулся и выдохнул в его сторону, презрительно глядя и усмехаясь. — Этот хуесос сбежал, я этому ублю…д… — Чимин не успел договорить, упав на кровать от мощного удара по лицу. — Пришел мстить за то, что я упустил задницу твоего дорогого братца? — попробовал подняться, а Намджун забрался на него верхом и снова нанес удар, отчего он плюхнулся обратно, не успев прийти в себя. — Здесь единственный хуесос — ты! — у Намджуна разве что пар из ноздрей не шел, он был очень зол. Мало того, что Пак устроил перестрелку в белой зоне и вызвал море проблем, так еще и нажрался, и глядит с вызовом, издевается, вместо того, чтобы в ногах ползать и молить о пощаде. Намджуна всегда раздражала это непокорность Чимина. Несдержанный, своенравный и глупый щенок, которому не хватает тугого поводка. Он ему его предоставит, посадит рядом, заставит перед собой ползать, по первому зову в ногах лежать, сделает из него своего пса, ручного, покладистого. Он всегда хотел другого, но раз иначе этот непослушный глупец не понимает… Уже не пытаясь встать, прижатым к кровати, Чимин посмотрел на Намджуна, все еще сидевшего на нем. — За что меня бьешь? Иди этого гомика Чона пизди, урод! — пытаясь нащупать рядом пачку сигарет, он сплюнул кровь и облегченно вздохнул, найдя маленький коробок. — За что, блять? — в ярости на него смотрел Ким, еле сдерживаясь, чтобы не размозжить по белым простыням эту маленькую черную головку, что так издевательски смотрела своими пьяными глазками и вытягивала пухлые, — «Сука», — такие притягательные губы, слизывая кровь, а после засунув сигарету в них, продолжал рыскать рукой в поисках зажигалки, совершенно не придавая значения ситуации, в которой оказался. Чимин плевать хотел на все, давно и бесповоротно, пусть хоть застрелит, ему насрать, он всегда жил на грани, не стремился объять мир, покорить вершины, довольствовался положением и деньгами, которые приносил еще не до конца разрушенный им бизнес клана. Он никогда не желал этой роли, но раз уж так сложилось, стал отрываться еще с юношества по полной: образцовый плохой ребенок, образцовый трудный сын. Только отца не стало, а место главы пришлось занять, раз уж так, Пак решил и тут не унывать, развлекая себя, как мог. Самое любимое занятие для него было изводить людей, и чем страшнее они, чем влиятельнее, тем интереснее было измываться над ними, танцуя на нервах, словно на струнах, натягивая каждую как можно сильнее. Он нашел, как ему казалось, слабое место Кима, после даже подобрался к главе клана Чон, только вот планы наебнулись на полпути, а Пак оказался под увесистым телом и с разбитой губой, на которую уже некоторое время засматривался Намджун. — Слезь с меня, чертов гомик! — нащупав зажигалку, он закурил сигарету, выдыхая дым в лицо Намджуна, а тот как завороженный наблюдал за ним. Однако желая уже убрать с этого личика раздражающую ухмылку, а также наказать за недавние события, он схватил его подбородок и пальцами сжал губы так, что сигарета выпала изо рта и, задев щеку, неприятно обжигая кожу, упала на кровать. — Ты устроил погром средь бела дня на запрещенной территории, — Намджун поднял бычок и засунул в бутылку, отчего послышался характерный шелест тлеющего кончика, — нарушил к черту все договоренности, из-за тебя кланам нанесен ущерб, лично мне нанесен ущерб! — Ну, иди, подрочи на свои проблемы, только отъебись от меня! — не сдержав слезы от полученного ожога, Чимин все же не терял своего лица и не поддавался на гневные угрозы главы Ким, только вот напрягла странная усмешка на чужом лице, переходящая в дикий смех. — Ты не в себе, иди домой, — попытался отшутиться Пак, но внезапно настала тишина, а Намджун смотрел совсем иначе, словно голодный зверь на добычу, что у Пака даже отбилось навязчивое желание снова выкинуть колкую шуточку в его сторону. — Слезь уже с меня, гамадрила, — на пробу произнес он. — А то что? — кладя руку на пуговицу чужой рубашки, он повел пальцами вниз, прощупывая сквозь тонкую ткань рельефное тело. Чимин же заметно напрягся, а когда Намджун привстал и полез к его застежке на брюках, тот задвинул ему по яйцам и выскочил как ошпаренный из-под него. — Отвали от меня, педрила конченный, совсем с катушек съехал? — Сука, блять! — он сразу же затянул его обратно, попутно стягивая свой ремень из шлевок. — Я смотрю, у тебя все вокруг гомики и педрилы, — зафиксировал его руки заведя за голову. — А если тут порыскать, уверен, можно найти кучу дилдо, судя по твоему темпераменту, любишь ты покрупнее? — Ты больной совсем? Кто твоего братца трахал почти год? Ах да, ты простить мне его никак не можешь, небось, дрочил на него с малых лет, пока жена с детками катались по заграничным курортам? Его трахнуть не смог, решил на мне отыграться? Так вот соси хуй, гомик недоделанный, моей задницы тебе не видать! — Пора твоему рту поганому отдохнуть, — Ким стянул с себя галстук и запихнул его в рот Чимину. — Тебе самому-то не смешно? — издевательски ответил он, снова расположившись сверху, прижимая того к кровати. — Ты думаешь я не знаю, что между вами было? Думаешь, я бы отдал тебе Джина, если бы не знал, что ты к нему не прикоснешься? — он говорил медленно, глядя в широко раскрытые глаза, прекрасно зная, что мысленно его утопили во всевозможных эпитетах к слову «хуесос». Чимин метал стрелы из глаз, проклиная Намджуна, а тот преспокойненько продолжал вещать, приступив к расстегиванию пуговиц чужой рубашки, чем вызвал волну физического сопротивления. Чимин со всей силы стал брыкаться под ним, стараясь освободить рот и руки, его надломленные брови выдавали страх перед Кимом. — Ты еще слишком молод и глуп, увы, — ни на что не обращая внимания и закончив с пуговицами, он распахнул ткань и с интересом осмотрел полуобнаженное тело перед собой. — Если бы я не прикрыл тебя своим братом, ты бы уже прыгал на каких-нибудь членах, милый мой Пак. Ты же в курсе, что тебе перекрывали кислород, такой милый паренёк не должен заниматься столь непростым делом в одиночку, м? Как считаешь? — насмешливо тянул он, опустив руки на соски, оглаживая аккуратно очерченные контуры, чувствуя, как они затвердевают от легких касаний пальцев. Чимин же продолжал мямлить что-то с шелковой тканью во рту и не оставлял попыток высвободиться, отчаянно понимая, что тело реагирует на ласки, а внутри вновь и вновь расходится волнами томительное, тщательно скрываемое желание. «Тупой ублюдок!», — стрелял глазами Пак. — «Убью скотину!» — Но не подумай, я не святой и делал это не по доброте душевной, — закончив с изучением чужих сосков, Намджун переключился на ремень и ширинку. — Я берег тебя для себя, — он с легкостью высвободил чужие бедра из одежды, стянув сразу брюки с бельем, замечая, как Чимин замер, в неверии происходящего. — Хах, и с таким малюткой ты возомнил себя альфа-самцом? Ну ничего, ты запутался, я помогу тебе, — он обхватил чужой член и чуть сдавил у основания, медленно ведя вверх кулаком. — Ммм… — Чимин был в шоке, а тот лишь довольно скалился, словно сорвал джекпот. Сейчас он бы ему голову разнес, только бы руки освободить, под подушкой всегда лежал запасной ствол. — «Почему так?», — думал Пак, столько раз он представлял его в своих ночных фантазиях, столько раз кончал, думая о крупных, узорами вен оплетенных руках, длинных пальцах на своем теле, внутри себя, но сейчас, когда это происходит наяву, ему хочется вынести к чертям все содержимое черепной коробки этого самодовольного типа. Он смеется над ним, издевается, берет так, словно Чимин вещь какая-то, словно право имеет на него, а ведь он хотел иначе, думал, что никогда этого не случится, но мечтал о чем-то высоком, светлом. — «Идиот! Какой же ты идиот!», — даже если так, он не покажет слабость от разъехавшихся картинок ожидания и реальности. Из последних сил сдерживая слезы, Пак все рьянее ослаблял свои путы, стараясь бороться не только с эмоциями, но и с телом, что предательски отвечало на ласки наглых, но таких желанных на своей коже рук. Мысли путались, противоречивые ощущения сбивали с толку, несмотря на словесные издевки, Намджун был нежен в своих прикосновениях. Чимин не спал с парнями, он пробовал начать отношения, но каждый раз либо что-то случалось с его пассиями — они вдруг покидали страну, отказывали — или просто вокруг начинался полный бедлам и до отношений уже не было никакого дела, только вот всегда где-то неподалеку маячил этот чертов Ким. — Мне кажется или ты сейчас заплачешь? — Намджун, не отрываясь, наблюдал за Чимином, улавливая в его глазах множество сменяемых друг друга эмоций, он наслаждался этим, ведь все это время Пак играл с ним, измывался. Думал, что, забрав себе Джина, он злил и имел власть над ним, но Ким глядел волком только лишь от невозможности забрать, как он был уверен, свое, выжидая момента…

***

Впервые они встретились десять лет назад в доме дедушки Пака, уже отошедшего от дел, но все также уважаемого среди политиков и других представителей преступной элиты. Чимину только исполнилось пятнадцать, дела клана все еще его не касались, он был беззаботным юношей и невероятно красивым, — «С такой внешностью впору родиться было девочкой, а не мальчишкой», — каждый раз думал дедушка, глядя на своего единственного внука. Он сильно любил его и забрал к себе, дабы подольше не ввязывать мальчика в непосредственное участие в жизни клана. Намджуну было двадцать пять лет. Высокий, молодой и красивый новый глава клана Ким, ему достался бизнес семьи не в самом лучшем виде, пришлось работать с огромным усилием, чтобы вернуть семье положение, а клану влияние. Пак Дэмун, дедушка Чимина, был в теплых отношениях с отцом Кима и после его смерти принимал его сына у себя: давал советы, наставления и помогал связями. Конечно, взамен такой невиданной щедрости, была ответная просьба: позаботиться о его внуке. Дэмун понимал, что юноше будет сложно в будущем: необузданный отец, алчный и жестокий, от которого он оградил своего внука, долго не протянет, а Чимин не потянет клан без поддержки, которую, скорее всего, Дэмун оказывать не сможет в скором времени. В ангаре, оборудованном для тренировок, где попросил подождать Дэмун, Намджун впервые увидел его, мальчонку, на первый взгляд нескладного; он весь был какой-то нелепый с увесистым кольтом в руках, из которого вот уже очередную минуту притворно стрелял по мишени, при этом рисуясь перед невидимой публикой. «Он совершенно не обучен держанию оружия…», — Намджун облокотился на перегородку между дорожками с мишенями недалеко от юноши и с интересом наблюдал за ним со спины. — Что ты сказал, ублюдок? Повтори! Э-э-э! Пав! Пав! — Чимин изобразил несколько выстрелов, а потом подошел к воображаемому противнику, судя по всему, мертвому и лежавшему на полу, как бы проверил ногой и убедился, что тот действительно мертв. — Так-то, говна кусок! Ты посмел сунуться ко мне, посмел наехать на мой клан, параша! Тьфу! — Как видишь, его отец не особо позаботился о воспитании мальчика, — вздохнул Дэмун, подойдя к Намджуну, тот же с какой-то странной улыбкой, застывшей на лице, смотрел за развернувшейся сценкой «А-ля, накОжу всех пидарасов». — А ты, сука, что там вякнул? — Чимин резко развернулся, наведя пистолет точно в направлении Намджуна. — Ой… — на мгновение мальчик застыл, так и держа наведенный на Кима пистолет, потом медленно перевел взгляд на рядом стоящего человека. — Дедушка! — он молниеносно опустил ствол, заливаясь краской и поджав губы, смущенно хлопал глазами, а гость так и застыл, поражаясь контрасту внешности мальчишки с ангельским личиком и бранной речи: отборной, что аж уши горели от неловкости слышать их из его уст. Мальчик наблюдал за ним издалека, он заинтересованно смотрел и слушал беседы двух взрослых, все чаще засматриваясь на молодого Кима. Намджун приходил снова и не раз, он показал ему, как правильно держать оружие. На шутливый вопрос: зачем такому маленькому и нежному созданию, как юный Пак, так ревностно учиться стрелять, тот самодовольно отвечал, что будущий оружейный барон должен уметь управлять оружием и стрелять точно в сердце, а лучше прямо в голову, чтобы наверняка. На самом деле Чимину хотелось чаще видеться с Намджуном, тот как-то в очередной беседе с его дедушкой, обронил фразу, что мальчику бы не помешал хороший тренер по стрельбе, а в итоге пообещал лично дать несколько мастер-классов. Только вот Чимин так старательно выполнял все задачи и чуть ли в рот не заглядывал своему новоиспеченному наставнику по стрельбе, что Ким просто и не заметил, как стал приходить в особняк Дэмуна с завидной частотой и регулярностью, все сильнее привязываясь к юному Паку. А Чимин обрел в его лице идеальный пример отца, о котором всегда мечтал: заботливого, внимательно слушавшего, а главное слышащего. Старшего брата и друга: доброго и веселого. Намджун частенько приносил вкусности, которые готовил его повар, а еще различные интересные подростку штуки, начиная с деталей военного корабля для сборки, заканчивая новой, еще нигде не выпущенной приставкой и бета-играми к ней, для избранных. Только вот ко всем вышеперечисленным чувствам юный Пак испытывал совершенно незнакомые эмоции, сродни трепету перед важным событием, но только сердце заходилось намного сильнее, когда молодой Ким подходил чуть ближе вытянутой руки, когда казалось, что смотрит чуть дольше, чем нужно было и прямо в глаза. Когда Намджун уходил, становилось грустно, что даже дедушка отмечал резкую смену настроения своего внука, а когда должен был наведаться, Пак неосознанно дольше намывался, причесывался, старался приодеться, чтобы не выглядеть рядом с красивым молодым мужчиной совсем уж ребёнком. — Держи его вот так, — Намджун подошел сзади и аккуратно поправил крошечные, как ему казалось, руки на холодном металле. Улыбнувшись, он наклонился к уху юноши и заговорщическим тоном спросил: — У тебя свидание? — Пак надел смокинг, зачесал волосы и даже надушился дедушкиным парфюмом, он готовился к очередной встрече, как к свиданию, на которых отроду не бывал, но, насмотревшись фильмов, знал, что нужно выглядеть элегантно, утонченно, чтобы понравиться. Он так сильно хотел понравиться... — О чем ты, какое еще свидание? — юноша чуть отпрянул, непонимающе глядя на наставника. — О свидании с девочкой, конечно, — умилительно смотрел на него Намджун, подмигнув, растягивая губы в улыбке. — Какая еще девочка? Нахрена мне девочка? — Пак блеснул глазами, ему было так обидно видеть этот насмешливый взгляд. Это непонимание происходящего было больше, чем обидно, это было больно, внутри все сжалось, а Чимин был готов расплакаться от услышанного. Неужели он не понял, не заметил, как он мог подумать о ком-то еще, о какой-то девочке рядом с ним, о ком-то, кроме него. — Да не переживай ты так, я подскажу тебе пару приемов, чтобы обольстить любую девчонку, — продолжал разрывать юное сердце на части. — Идиот! — выстрел и полная тишина. — Чимин, — строго. — Ты такой идиот, тупой баран, ненавижу! — хотелось выругаться посильнее, так чтобы несуществующие уши стен покраснели, но Чимин держался, выбирая менее «острые» слова, после общения с Намджуном он даже старался не сквернословить, но сейчас так хотелось. — Да что с тобой, малыш? — непонимающе глядел на него Намджун, пытаясь подойти ближе и взять за руку юношу, все еще державшего пистолет и кажется, впадавшего в истерику. А тот лишь пятился назад, уже еле сдерживая слезы и зажимая в руках заряженный ствол. — Успокойся, Чимин, я что-то не то сказал? Обидел тебя? — протянул руку. — Отвали от меня, пидарас конченный! — Чимин со всей силой оттолкнул от себя Кима и бросив пистолет на стол, убежал прочь. Он без объяснения причин заперся у себя в комнате и не поддавался на уговоры поесть, попить и вообще пообщаться, даже с дедушкой. Он ненавидел себя за то, что наговорил ему, он ненавидел его за то, что он ничего не понял. А Намджун больше всего боялся этого, Чимину все простительно, он юный совсем, многого не понимает, а вот он отнюдь не маленький и понял все давно, но почему-то обманывал себя, говорил, что это все больные фантазии, стресс. Он тянулся к мальчику и каждый раз презирал себя за низменные мысли, неправильные, отвратительные, ему хотелось быть не просто другом, наставником, ему хотелось намного большего, и за это он ненавидел себя больше всего. Особенно возвращаясь в свой особняк и обнимая младшего брата, которому только десять стукнуло. А после этого инцидента стало все так очевидно и прозрачно: хотели оба, только вот желание одного было соткано из светлого чувства, чистого и невинного, а желание другого омрачено чернью похоти и низкого, страшного влечения. С того дня прошло много времени, Чимин радовал дедушку своими успехами, даже отец, хотя и с издевкой, иначе он не умел или не желал, похвалил своего сына, которого при каждом удобном случае старался унизить, за глаза называя маленьким пидарасом, гибелью клана. Только вот визиты главы клана Ким прекратились, дедушка все чаще оставался в комнате и почти не вставал с постели, Чимин пропадал на стрельбище и стал выбираться с отцом на охоту, какой никакой, но наследник. Они бы не скоро увиделись, но настал самый трагичный день в жизни мальчика: Дэмун скончался. Невыносимый день прощания с бывшим главой клана и отцом семьи Пак, со всеми почестями и традициями: роскошные похороны, море гостей, пришедших выразить дань уважения усопшему и соболезнования семье, среди них был и Ким. Чимину так хотелось подойти к нему, заговорить, но обида и тот факт, что с того раза Намджун больше не приходил и не дал возможности объясниться ему, извиниться за обидные слова, не позволяла мальчику, потерявшемуся в трагических событиях и непростых душевных переживаниях, первым сделать шаг. Намджун нашел его в излюбленном месте, в тренировочном ангаре. Пак бездумно палил в цель, выбивая очередную дыру в центре мишени. — Не хотел бы я оказаться твоей целью, — с улыбкой произнес он, подойдя ближе. Чимин не оборачиваясь, молча опустил пистолет и как-то обмяк всем телом, понуро уронив плечи. Намджун, ничего не говоря больше, подошел к нему и, развернув, обнял по-отечески, а мальчик зарылся куда-то в его подмышку и тихо захлюпал. Они простояли так долгое время. Ким знал, как Чимин был привязан к дедушке, и эта потеря по нему сильно ударила, он хотел поддержать его, хотел ободрить. Он сдержит обещание, данное Дэмуну, и позаботится о нем. Пак хотел бы сейчас многое сказать, в руках Намджуна он чувствовал себя в безопасности, он не желал возвращаться в отцовский дом, хотел попроситься к нему, чтобы он забрал к себе, увез подальше от предстоящей реальности, но вместо этого стоял и молча вжимался в теплые и такие нежные объятия любимого человека. Он понял, что любит, понял, что эмоции, которые испытывает, далеко не симпатия или просто дружба, он чувствовал рядом с ним себя иначе, но пока не понимал, как выразить словами то, что на сердце, что в душе бьется загнанной птицей, пытавшейся освободиться и в руки полететь к единственному человеку, к тому, кто сейчас так нежно прижимал к себе. — Мой подарок для тебя, — Намджун протянул Чимину пистолет. — Глок-17, он мой, служил мне верой и правдой долгие годы, подарок отца на шестнадцатилетие, а теперь он твой, — вложил оружие в его руки. — Он легкий и отдача минимальная, ты отлично стал управляться с различными моделями, можешь стрелять из любого, но я хочу, чтобы этот был всегда с тобой. — Спасибо, — коротко. — Береги себя, юный Пак, — напоследок оглядев с ног до головы мальчика, с интересом изучающего подарок, Намджун направился к выходу. — Мы увидимся вновь? — Чимин крикнул ему вслед, обеспокоено глядя на широкую спину. — Конечно, до встречи, малыш. Скорой встрече не суждено было настать, вскоре после смерти дедушки старший Пак отправил сына учиться за границу. После окончания школы там же он поступил в Нью-Йоркский Сотби на факультет современного искусства. Он частенько присутствовал во время бесед дедушки и Намджуна, поэтому знал, что последний хорошо осведомлен в вопросах искусства, по крайней мере, так ему показалось. Поэтому он решил, что тоже хочет разбираться в увлечениях Кима, а когда вернется, то поразит своими познаниями. А Намджун, да, разбирался, но не потому что увлекался, отнюдь, ему было глубоко безразлично на старых мастеров, эпоху Ренессанса и другую высококультурную поебень, но одной из сфер деятельности его клана была контрабанда произведений искусства, поэтому он был вынужден изучить этот вопрос и разбираться в нем не хуже искусствоведов. Пак тоже не особо-то увлёкся выбранным предметом, но проникся богемным настроением и псевдолюбовью к прекрасному, с легкостью окунувшись не в самые ее лучшие проявления. Наркотики, алкоголь, бесчисленные вечеринки, как следствие связи с неподходящими для молодого человека людьми. В итоге Пак кинулся во все тяжкие. Вскоре проявился на деле его талант в стрельбе, он даже каким-то боком был замечен в разборках местных гангстеров, а кличка злостный карлик уже тогда прилипла к нему. Однажды ему предложили работу киллера, и он серьезно задумался, но вот не судьба, отец забрал непутевого сына-разбойника домой. Чимин был только рад. Парню давно исполнилось девятнадцать, он совершеннолетний и теперь ничто не мешало ему получить то, что он так давно хотел, а вернее «того». С возрастом до юноши дошла вся щекотливость и неуместность желанных им отношений, он многое осознал, понял и более не видел преград для них. Но по возвращении в Сеул его ждала неприятная новость, о которой он даже помыслить не мог, а она его настигла — Намджун женился, и чета Ким ждала наследника. Вот тут и настал пиздец, а свое иностранное прозвище он закрепил и на родине. Отец закрывал глаза на выходки младшего Пака, он считал их вполне уместными и даже правильными: разборки средь бела дня, вооруженные погони и перестрелки, разбой и разгульный образ жизни, все это на пользу наследнику, считал глава клана Пак. Только вот другой глава, клана покрупнее, был совершенно иного мнения. — Отвалите от меня, блядин отродья! — двое крупных мужчин схватили молодого человека на танцполе, где он, с кем-то танцуя, обжимался, и потащили куда-то наверх, в вип-зону, из которой открывался обзор на клуб, в одной из них Чимина ждал человек, от имени которого у него щемило сердце, а из уст сыпались ругательства. — Давно не виделись, Чимин, — коротко произнес Намджун, сидя в кресле в центре комнаты и держа стакан с крепким виски, отпивал не торопясь, рассматривая повзрослевшего Пака. — Ты немного подрос, присаживайся, — улыбнулся он гостю и указал на рядом стоящее кресло. — Убрали свои тяпки от меня, уроды! — снова выругался тот и плюхнулся напротив Кима. Развалившись на мягкой поверхности, он раскинул руки в стороны и закинул одну ногу на другую. — Хай! — Слышал, ты жил в Америке, твоя манера поведения совсем не вяжется с местными обычаями и укладом. — Чо те надо? — Пак хмыкнул и без спроса взяв бутылку, налил себе виски, небрежно расплескав его на столе. — Грац, кстати, — он демонстративно поднял стакан вверх и осушил его одним глотком. — Слышал, ты женился. — Мх… — незаметно ухмыльнулся Намджун, видя, как рисуется перед ним молодой человек. — Уже давно, ребенку три года и да, спасибо за поздравления. — Кушай с булочкой, — Чимин со звоном поставил стакан на стол и снова вальяжно развалился в кресле, на этот раз широко раскинув ноги, проваливаясь в нем. Такое неуважение к старшему и не простому человеку, а главе клана было недопустимо и вызывало недоумение у присутствующих. — Хотя, зная тебя, твое поведение вполне обычное, верно? — Намджун, допив напиток, тоже поставил свой стакан на стол. — Но очевидно ты повзрослел, и я про твое физическое состояние, а не про ментальный возраст, конечно, — усмехнулся. — Ха-ха, — Чимин поднялся с кресла, вызвав движение охраны в свою сторону, но, дав знак, Намджун позволил ему продолжить. — Нравится? — Чимин подошел ближе и встал возле его ног, слегка касаясь своими. Ему двадцать два года, он уже не тот мальчишка с детским жирком на щеках и с худощавым тельцем. Он изменился со времен их последней встречи, это очевидно: ростом сильно не выделялся, но вытянулся, поджарая фигура, длинная изящная шея, такие же руки с тонкими запястьями, было в нем что-то женственное, что-то неуловимое в каждом движении, сравнимое с плавными взмахами крыла, можно любоваться, не прекращая. — Встает на меня, педофилина? «А вот характер, блять, то еще дерьмо», — подумал Намджун, резко потянув его за руку и усадив на свои ноги. — Сквернословить ты так и не разучился, — заключил он, посмотрев ему в глаза. Пожалуй то, что не изменилось с тех давних времен, так это глаза Чимина: все такие же большие и невинные, смотрящие с каким-то приковывающим блеском, очаровывающие своей глубиной и недосказанностью. — Папочка, любит помоложе? — Чимин проехался бедрами по чужим. — А женушка знает об увлечениях своего муженька-извращенца? — склонился к губам, еле прикасаясь, лизнул. — А? — Прекрати! — резко убрав его с себя, Ким взглядом указал своей охране обуздать наглеца, и один из них сразу же схватил нахального парня за плечи, заставив стоять смирно. — Я привел тебя сюда не для этого дешевого спектакля, — Намджун строго смотрел на Чимина, а тот сдерживался, чтобы вновь не облепить его отборной бранью. — Я рад, что ты все еще жив, учитывая твою славу на Западе, здесь другое место и ты должен вести себя соответственно, твой разгульный образ жизни меня не волнует, но перестрелки, разбой и погони по центру города недопустимы. Твой болван отец совсем не, — Намджун осекся, — твой дедушка, просил позаботиться о тебе, я обещал ему и сдержу свое слово. Поэтому прекращай устраивать проблемы, очевидно, опасные не только для репутации твоего клана и семьи, но и твоей безопасности. — Значит, мой разгульный образ жизни тебя не волнует? — А ты только это услышал? — Я услышал тебя, уважаемый господин Ким, глава всея корейской мафии, — издевательски протянул Пак и дернул плечом, чтобы скинуть надоевшие потные ладони со своих плеч. Он демонстративно поклонился. — Я могу идти? — Это все, — сухо. — Ах да, — Пак остановился у двери и добавил: — Твоему братцу, Джину, примерно столько же сколько было мне, когда мы впервые встретились? — Намджун недоуменно поднял глаза, не понимая к чему вопрос. — А он ничего, видел его как-то, симпатичный малый, надеюсь его задница в безопасности, — усмехнулся на прощание Пак и махнул рукой над головой. — Выведите его! — грозным тоном приказал охране Ким, и молодого человека с глаз долой выволокли из комнаты, в спешке толкая в спину. — «Дерзкий щенок!» — Намджун плеснул себе виски, а немного отпив, со всей дури швырнул стакан в стену, разбив вдребезги. Он подошел к стеклянной стене, сквозь которую открывался обзор клуба, и сразу же выцепил взглядом знакомую фигуру. Он уверен, Пак знает, что за ним наблюдают, потому как слишком демонстративно жмет к себе какого-то парня, сидевшего рядом на диване, а когда тот завалил Чимина под себя и стал беспорядочно и нагло расцеловывать его белую шею, он смотрел в нужном направлении, хлопая своими большими и невинными глазками, постепенно превращая взгляд в откровенный, призывный, не моргая глядя вверх, позволяя чужим рукам гладить себя, где вздумается и терзать кожу нетерпеливыми поцелуями. — «Мой дерзкий щенок». Пак продолжил испытывать терпение Кима, даже после той единственной за долгое время встречи в клубе. Назло ему светился с различными парнями на вечеринках и в клубах, старался каждый раз вывести его на эмоции, устраивая погромы, чтобы снова встретиться, чтобы снова увидеть разъяренные глаза Намджуна. Но все напрасно, Ким больше не выходил на связь с Чимином до тех пор, пока он не стал следующим главой клана Пак, и они вынужденно не встретились на очередном собрании. Когда ему было двадцать четыре, отец погиб в перестрелке, дела у клана шли не очень, и ему досталось дело семьи на грани банкротства. Пак был совершенно не готов к большому серьезному бизнесу, он до жути боялся этого момента, надеялся, что как-то избежит, но когда-нибудь страхи настигают и встают лицом к лицу с обладателем. Так и Чимин встретился с ними один на один. Слушая приближенных людей своего отца, а теперь и своих, он стал поспешно распродавать стратегические земли, чтобы как-то наладить финансовую составляющую клана. Ким первым вышел с ним на связь и предложил выгодную, даже слишком, сделку. Но Пак решил, что так просто не пойдет на неё и, немного подумав, выдвинул странное на первый взгляд условие, на которое, к его удивлению, Намджун согласился. А вместе с крупной суммой зеленых на банковском счёте, ему достался Джин, младший брат главы Ким. Чимин старался наладить с помощью появившихся денежных средств бизнес клана, но каждый раз становилось все хуже. Клиенты, с которыми работал еще его дед, стали уплывать с партнерских горизонтов, в итоге весь бизнес стал держаться на демонстрируемой самим Паком хрустальной уверенности, скрывающей страх за клан, когда он осознал, какой опасности подвергает своих людей и их семьи. Однажды к нему заявился представитель клана Мин Чон Хосок. Он довольно прозрачно намекнул, что семья Мин готова взять под крыло клан Пака с небольшими условиями и полным поглощением. Небольшие условия были настолько оскорбительны, что Пак тогда чуть не застрелил его, но сдержался, выстрелив всего лишь в миллиметре от лица Хосока, едва задев мочку уха, как предупреждение, таким образом неофициально нажив себе врагов в лице клана Мин. С кланом Чон тоже было не сладко, и другие кланы, поменьше, потирали ручки на объедки, которые остались бы от былого оружейного величия когда-то процветающей семьи Пак, случись с ней что.

***

И вот сейчас напряжение достигло точки кипения, срывая все предохранители к чертям, он обездвиженный лежит под человеком, о котором грезил с юных лет, которого так сильно любил и ненавидел. — Сейчас я расскажу тебе, что будет дальше, — продолжая ласкать обнаженную плоть Чимина ниже пояса, Намджун наклонился к его лицу, глядя прямо в глаза. — С этого момента ты принадлежишь мне, твой клан станет частью клана Ким, — ласково провел ладонью по его лицу, убирая кляп. — Клана Пак более существовать не будет, потому как ты проебался, жестко, и продолжишь это делать, если тебя не остановить. Рано или поздно это выйдет из-под контроля и будет угрожать не только тебе, но и всем нам. Я, как лидер нашего сообщества, позабочусь об этом, — Чимин застыл на мгновение, слушая тихую речь у своего уха, а после почувствовал на своих губах мокрый, солоноватый вкус чужих губ. Намджун поцеловал его, сразу же проникая глубоко в рот, все еще приоткрытый после кляпа. «Прокусить губу?» — думал Пак. — «Что значит больше не будет существовать?» — мурашками разбредалось по коже волнение. — «Что это?» — уносился куда-то прочь израненный событиями мозг. — «Его вкус…» — Но для начала я сделаю тебя своим, — Намджун выдернул из мысленных блужданий Чимина. Вернувшись в сидячее положение, расстегивая свою рубашку, он глядел с таким желанием, неподдельным волнением и похотью, заставляя нервничать Пака под собой. — У меня никогда не было секса с мужчинами, но, уверен, для тебя такое не в новинку, так что расслабься, — он одним рывком перевернул Чимина на живот, заставляя уткнуться в постель головой, придавливая ее своими связанными за ней руками. — Но все же я опытный, так что доверься мне. — Остановись, Намджун! — первый всхлип. — Я не… — переходящий в крик, словно горящую спичку засунули в анус. Намджун, как мог, обильно смочив слюной свои пальцы, стал растягивать его. Он трахал жену в задний проход, но почему сейчас так туго, он не понимал, будучи уверенным, что парень перед ним — принимающий. — Все хорошо, — приговаривал, гладя прогнувшуюся спину, не вынимая настойчивые пальцы. Чимин просто всхлипывал, не разбирая больно ему или унизительно, страшно или волнующе, его мозг готов был взорваться. — «Нет» — только звучало в его голове. А Намджун уже не терпел, не мог, был на пределе, хотелось овладеть им, сделать своим наконец. Да, это мерзко было когда-то мечтать о нем, он и не мечтал, проклиная себя каждый день, что так сильно скучал по своему мальчику, но сейчас он освобождает себя и пусть когда-нибудь сгорит в аду, он лично спляшет на своих костях, израненный копьем искупления, но здесь, в эту секунду… Истошный крик раздался в тишине комнаты, для Чимина это было похоже на пытку, Намджун ворвался в него неожиданно, резко. — Прости, — остановился, перевернул его на спину, развязав руки. — Прости меня, малыш, — он слизывал слезы с его щек, попутно увлажняя собственный член предэякулятом. Чимин уронил руки-веревочки на простыни, не в силах ими шевелить, он, пораженный новыми и болезненными ощущениями, словно его попытались разорвать на две части одним рывком, лежал, как манекен: красивый, белоснежный, неживой. И снова эта пытка, совсем не приносящая удовольствия, Намджун двигался рвано, нетерпеливо, для него это были такие же новые ощущения, как и для Пака, который совсем иначе представлял свой первый раз, тем более с ним. На него то и дело находили чувства замешательства, истерии, непонимания и нереальности происходящего, а после как водой окатывало ледяной, возвращая на землю, вернее на кровать, под беснующегося Кима. Он входил наполовину, дальше просто было больно, Чимин неосознанно зажимался внутри, но напор становился все сильнее, растягивая мягкий и упругий проход. «Убью!» — внезапно, одна единственная мысль выдернула сознание Чимина из бездонной пропасти. Принимая в себя резкие толчки, он стал рыскать руками по постели, не особо привлекая к себе внимание Намджуна, утопающего в собственных ощущениях. «Нашел» — он почувствовал холодную поверхность родного Глока, когда-то подаренного самым дорогим человеком, тем, кто в данный момент безжалостно овладевал им. Под подушкой, как и всегда держал этот пистолет близко к себе. Уже не разбирая собственные слезы это или чужой пот, Чимин слизывал влагу со своих губ, жмуря глаза, чтобы проморгаться и восстановить ясность картинки. Тем временем движением пальцев: щелчок — предохранитель снят; еще один глухой щелчок, чуть протяжнее, чуть опаснее — затвор передернут, оружие готово, палец на спусковом крючке. — Я люблю тебя, Чимин… — вдруг послышалось над ним. Два выстрела, стараться не было нужды, так близко он никогда ни в кого не стрелял. Сначала бездыханное тело Намджуна, горячее в сплетенье тесном с ним, обмякло, рухнув сверху, а после он отправил пулю себе в висок, вышибая розовые мозги к чертям собачьим на белоснежные простыни. Прервав этот союз, обреченный с самого начала, у него не было иного выбора…

***

— Доброе утро, — Чонгук сладко потянулся, притягивая мягкое тело своего возлюбленного, еще сопящего и в нежелании пробуждаться, ворочавшего маленьким, аккуратным носиком. — Один поцелуй или я снова войду в тебя, тогда ты не отделаешься всего лишь одним, — шантажировал он Джина. — Гуки, иди сюда, — тот ласково произнес в ответ и притянул к себе на ощупь его лицо, так и не открыв глаза. — Мой сладкий, — продолжал приставать к нему Чонгук, в итоге поджав податливое тело под себя, и в разрез своим словам, устроил двойной утренний оргазм, в очередной раз овладев Джином. Вскоре они оба распластались на кровати, неторопливо беседуя. — Как думаешь, Пак отделается штрафом или твой брат действительно в этот раз не простит его? — А как бы ты поступил, если бы человек, которого ты любишь, был бы угрозой сам для себя и заставлял каждый раз, вляпываясь в неприятности, содрогаться от страха за него? Простил бы его? Или может убил? — Хм…

***

«Так, сука!» — орало сознание Чимина, очнувшегося от видения, он так ярко представил картину двойного убийства, что, придя в себя, был шокирован, что это почудилось. — «Конченный ублюдок! Так ты должен был поступить!» — ругал себя Пак, а после зажмурился, заведя курок, чувствуя, как голова Намджуна упирается в пистолет, но он не прекращает двигаться, наплевав на собственную жизнь, дорвавшись до чужой… — Я люблю тебя, Чимин… — вырвалось с губ Намджуна. — Прости, что не сказал этого раньше, я был так зол на тебя, — остановился он, намереваясь обнять, а через мгновение к его сердцу было приставлено дуло пистолета. Чимин сквозь слезы глядел на него, ненавидя белый свет за то, что с ним это происходит, ненавидя его за то, что с ним это происходит. Но больше всего он ненавидел сейчас себя, потому что вразрез своим представлениям, своим мыслям и гордости, которую он путал с ревностью и обидой, именно это испытывал он каждый раз, не имея возможности открыть свои чувства, нормально поговорить, объясниться, а вместо этого творил пургу несусветную, загоняя себя все глубже во тьму, из которой выбраться в одиночку будет сложно, если вообще «будет», а как итог… — Давай! — несмотря на ствол у сердца, Намджун продолжил, как заведенный солдатик отбивать ритм, если же умрет сейчас, то лучше так, плевать. — Я эгоистичный подонок, ты прав, я долбанный пидорас, извращенец и урод, все это время я не мог смотреть, как ты ошиваешься со всяким мусором, а на меня волком смотришь, — он твердил это, глядя ему в глаза, с каждым движением чувствуя холодное кольцо, давящее на грудь. — Но, Чимин, ты мой. Если считаешь иначе, стреляй, — он замедлился, схватил дуло пистолета и перевел его на свой лоб. — Прямо в голову, чтобы наверняка, — и вновь продолжил, усиливая толчки, адреналин сшибал все ограждения безопасности и здравомыслия, самосохранение покинуло его давно, в момент, как он решил связаться с Паком, который так и притягивал неприятности к себе и возможно станет последним откровением для него. Второй щелчок «Твой» — молча. Пистолет упал рядом на кровать, бессмысленно сопротивляться самому себе, отвергать это чувство. Пак пытался, назло, но больше не хотел. Он любил его с детства, любил так сильно, что в какой-то момент возненавидел, хотел причинить боль, хотел наказать за безответность. За то, что он жил себе и радовался со своей семьей, а Пак довольствовался только крохами его внимания на собраниях кланов. Но в этот раз сам случай помог, он знал, что привлечет его, нет, надеялся, но не ожидал, что Ким настолько далеко зайдет. Он думал, что Намджун никогда ничего не чувствовал к нему, лишь отдавал дань уважения его дедушке, избегая лишних контактов и не подпуская к себе. В какой-то момент Пак решил, что сегодня его убьют и закончат со всеми проблемами, доставляемыми им, или он сам убьет их обоих, чтобы закончить эту невыносимую пытку безразличием. Но, несмотря ни на что, он хотел взбесить, и у него получилось, хотел, чтобы на него обратили внимание, продолжая нарушать правила и провоцировать, не замечая, что своими действиями роет себе яму, а внимание Кима всегда принадлежало ему и только ему. Он притянул к себе Намджуна и, сплетая руки вокруг его шеи, поцеловал так жгуче, так остервенело, как будто через поцелуй хотел поделиться с ним всей той болью, что испытывал сейчас и годы без него. Мучительные годы одиночества вдали от любимого человека, так и не смирившись с его безразличием. Он не убил бы никогда, не смог, скорее сам бы умер за него. С глаз катились слёзы, ужасом оплакивающие свою попытку расправы, но сердце все ещё израненное, наполнялось неведомым ранее теплом, тем, что испытываешь, когда другое сердце открывается в ответ. Тело Чимина стало поддаваться, тянуться на встречу, сопротивление сошло на нет, Ким ощущал, как он сильнее раскрывается для него, отдаётся, а вернее отдаёт себя не только сердцем, но и физически покоряется, принимая его и более не отпуская. Намджун ни на секунду не сомневался в нем, он знал его с детства, следил за ним, приглядывал даже вне страны. Позаботиться о Паке, защитить его, хотя порой тот сам для себя опаснее был, стало важнее его истерик и выходок. Но чтобы его от других уберечь, для этого нужны были власть и сила. Намджун кропотливо выстраивал свою империю, негласно став лидером корейской мафии, обзавелся наследником, чтобы комар носа не подточил к его бизнесу, наладил связи, укрепил силовые позиции своего клана и все по плану, только одного звена не хватало в этой цепочке: того, кто много лет назад поселился опухолью в сердце, что разъедала изнутри, а после отравляла, но надеждой успокаивала, залечивала раны. Он замедлился. Неосознанная ярость, нетерпение стали отступать. Он целовал Чимина в ответ, оторвавшись, глядел на него совсем иначе, только сейчас понимая, как жаждал этого единения. И снова припадал к губам, уже опухшим, покрасневшим. Зализывал место ожога, ранку от удара, шептал «прости», молил «прости», спадал губами ниже, прикусывал слегка, хотел испробовать каждый участок тела, теперь принадлежавшего ему. Он чувствовал, как некогда робевший, напуганный Чимин стал возбуждаться, как от невесомого прикосновения языка к крошечным соскам он чуть изгибался в спине и выдыхал протяжно. Его тело покрывалось мурашками от прохлады, что воцарилась в комнате, и в то же время капельками пота, собравшимися на коже от жара тел. Намджун отпрянул, медленно вышел из него, превозмогая собственное возбуждение и пик разрядки. Чимин в непонимании застыл, наблюдая, как тот спускается поцелуями к его паху, как аккуратно целует внешнюю часть сначала одной ноги, потом другой, руками их гладя, языком проводит мокрую дорожку на коже до внутренней части бедра, целует. Чимин зажмурил глаза, наслаждаясь бесподобным ощущением блаженства. Он трепетал в руках Намджуна, терял связь с реальностью и не своим голосом издавал несвязные звуки, когда Намджун взял в рот его член, мягко обвёл контур, посасывая головку и заглатывая на всю длину. Чимин пытался посмотреть, но вновь и вновь падал в бездну удовольствия, откидывая голову назад, выгибаясь и снова падая под напором нежных ласковых губ. Его член сочился предэякулятом, Намджун сам изнемогал больше, он пододвинулся поближе, сомкнул и обхватил их члены большой ладонью и крепко сжал, начиная скользить по возбужденным стволам. Пак застонал, излившись первым, обмяк, наблюдая, как Намджун надрачивал себе, не отрывая от него взгляда. Чимину было сладко, хорошо, боль притупилась, заменяясь новыми ощущениями - эйфорией. Сейчас, казалось, сделать приятное для Намджуна было вопросом жизни. Он поднял ноги, обхватил его спину и притянул к себе, давая понять, что хочет. Ким был на пределе, несколько толчков и он кончил внутрь, все ещё закованный ногами Чимина. Он повалился сверху, придавив своим весом маленькое в сравнении с ним тело. Они лежали, тяжело дыша, Намджун закрыл глаза и все ещё слегка продолжал поступательные движения, как будто хотел поглотить своим чужое тело. Пак гладил его лицо, смахивая капельки пота. Это продолжалось какое-то время. Постепенно Чимин приходил в себя, алкоголь почти выветрился, и он начал соображать, что вообще сейчас произошло. Чувствуя, как затекли конечности, как болезненно ныл задний проход все еще с чужим членом внутри, Пак стал закипать, отодвигая от себя придавившее его тело. Намджун улыбнулся на это, поднимаясь на локтях, и с чертинкой в глазах посмотрел в ответ. — Туша неподъемная, ненавижу тебя, пристрелю, задушу подушкой нахуй! — накрывший поцелуй прервал набирающий обороты поток ругательств Чимина. Намджун обнял его, крепко прижав к себе, продолжал целовать, переходя на щеки, подбородок, нос. Ему хотелось его всего покрыть следами своих губ. — Ты испоганил мой первый раз, сволочь, — Ким опешил от такого признания, в шоке отодвинувшись, глядел на него с немым вопросом. — Что пялишься, гандон с ушами? Уснешь, я выебу тебя резиновым членом размером с батон, предварительно окуну его в кимчи, блять, чтоб твоя жопа горела так же, как и моя, подонок, — не сдерживал обиды Пак, а Намджун все еще прогружался от услышанного. — Малыш… — Бальчиш, блять, как же больно, — старался прикрыть свой ноющий зад. — О смазке никогда не слышал? — Прости… — нежно провел пальцами по его щеке, убирая выбившиеся пряди. — Я уверен был, что ты уже, — Намджун пытался отогнать любыми способами любовников Чимина, но понимал, что всегда его держать в поле зрения не сможет, а после той откровенной сцены в клубе убедился, что мальчик его уже совсем не невинен, тем более прожив за границей столько лет. — В следующий раз я сверху, — безапелляционно. — А справишься? — подмял под себя, накрывая его губы своими. — Ничего, дубинку достану, если что, — Чимин усмехнулся в поцелуй и обнял его в ответ.

***

— Если пожелаешь, я оставлю твоей семье привилегии и имя в знак уважения к твоему деду и моего личного отношения к тебе, но ты и все твои люди, которых ты можешь оставить при себе, станут частью клана Ким и будут подчиняться непосредственно мне. Иначе ты не выживешь, пойми уже, — потирал лоб Намджун, объясняя Чимину, как будут теперь для них обоих обстоять дела. Они провели бессонную ночь в объятиях друг друга, рассказывая о своей жизни и вспоминая совместную прошлую, так и не уснув почти до вечера следующего дня. — Ты успел нажить себе серьезных врагов, и я сейчас говорю даже не про пределы Сеула. Как я уже говорил, ты молод и неопытен, я помогу тебе вернуть былое уважение семьи и наладить бизнес, но на это уйдет много времени и сил, мне нужен надежный союзник в твоем лице и партнер, — пара дней ничего не испортит, тем более сейчас, когда они наконец приняли друг друга, когда обрели желанное, разделенное поровну. — Твой дедушка когда-то помог мне, обучил многому, поделился бесценным опытом и связями, я отплачу ему тем же, вернув то же самое тебе, — он гладил плечо Пака, лежащего у него на груди, а тот слушал каждый звук, вникая в каждое слово, чувствуя себя в безопасности и в тепле, как когда-то в гостиной дедушкиного особняка, когда двое взрослых беседовали о делах, а юноша, сидя за углом, поджимая колени, слушал и запоминал голос любимого человека. — Я люблю тебя, но жопу тебе свою все равно не спасти, — засыпая, пробубнил Чимин, легонько ударяя по груди Намджуна, и все-таки провалился в сон. — И я тебя, — не прекращая гладить его, Ким уснул следом. Он был очарован им в тот первый раз, когда увидел в ангаре, но понадобилось слишком много времени, чтобы наконец осознать и принять свои чувства, что все эти годы он хранил и только сейчас открыл ему.

***

— Так что бы ты сделал? — ждал ответа Джин, лёжа на кровати под боком Чонгука и гладя его обнаженную грудь. — Забрал бы себе, — подумав немного, ответил Чонгук, видя улыбку на лице Джина. — Чтобы уберечь. — Вот и он заберёт, — прошептал ему на ухо Джин и поцеловал. — Уже забрал.