Извиниться и простить

      Обидно до соленых слез в уголках глаз. Но раз болят синяки, ссадины и разбитый глаз, значит так нужно. Значит это важно, раз так больно сделал Баджи, в иной ситуации ни за что не решившийся бы на такое. Он скорее бы извел любого, посмевшего навредить друзьям, долго и болезненно выбивая дух из обидчика, не позволяя забыть о своей бредовой идее связаться с ним.              Но раз лучший друг оказался объектом доказательства преданности, значит это доказательство нужно было для Баджи. И Чифую готов был помочь ему. Даже такой ценой.              Кажется, что в голову вкручивают два шурупа, садистски медленно погружая под кожу острую стальную резьбу. Боль пульсацией отдается в глаз и разбитый нос. Дышать все еще тяжело и приходится хватать ртом воздух, болезненно раскрывающий легкие, давящие на саднящие ребра.              Сжимая кулаки в карманах, чтобы хоть так мнимо снять боль во всем теле, Чифую шаркает носком ботинка по гравийной дороге, привлекая внимание. Конечно он здесь.              Помутненным взглядом Чифую окидывает темную фигуру, не решаясь подойти.              – Так и знал, что ты здесь, – Мацуно старается говорить непринужденно в попытке снять давящее напряжение. И без того тяжело стоять на ногах, а перед глазами время от времени плывет и подергивается легкой пеленой.              Кейске молчит, по-прежнему не оборачиваясь, лишь плечи чуть вздрагивают, будто сбрасывая с себя неприятные касания жесткой руки. Отмахивается, значит, не удостаивая внимания. Значит не может заставить себя повернуться. Чифую давно стал понимать незначительные для других движения. Но важные для него, потому что так бездушно выдавали своего владельца с головой, выкладывая почти всю подноготную, но всё же не давая полного доступа к мыслям. А Баджи не был слишком говорлив, когда дело касалось его чувств, поэтому единственным источником хоть какой-то информации для Мацуно становились именно жесты.              И сейчас Кейске молчит, так же пряча руки в карманах свободных штанов, и смотрит куда-то вверх, хоть там ничего и нет, кроме засвеченного мутно-оранжевого неба.              – О чем-то думаешь?              – Зачем спрашиваешь, если и так всё знаешь? – Баджи оборачивается, коротко окидывая взглядом, и торопится снова отвернуться. Чифую видит, как тот закусывает губу и хмурится.              Мацуно все с той же непринужденностью, теперь уже неподдельной и усмирившей гулко бьющееся сердце, легко подходит и останавливается рядом, смотря, кажется, туда же, к чему приковано внимание Кейске.              – Ты всегда здесь, когда о чем-то думаешь, – не зная зачем, продолжает говорить Мацуно будто бы с самим собой, по-детски наивно озвучивать очевидные мысли.              – Чифую, что ты хочешь? – Раздражается Баджи.              – Тебя побесить, – усмехается Мацуно и кривится от тупой боли, безжалостно напоминающей себе. Так же безжалостно, каким несколько часов назад был Баджи, когда не переставая заносил кулак для тяжелого удара, разбивающего тонкую кожу и оставляющего после себя очередную дорожку крови. Баджи, будто читая мысли, тоже возвращается к тем событиям.              – Мало досталось?              – Не за это ведь… – Чифую грустно от понимания, что всё гораздо сложнее, чем хочет выставить Кейске и скрыть свои мотивы.              – Но и за это можешь отхватить, придурок, – голос, кажется, дрожит.              Баджи поднимает руку, а Чифую сжимается, опуская голову, будто ждет удара. Но все это скорее рефлекторно, словно тело не забыло, чем действительно опасаясь новых побоев.              Баджи не станет. Больше нет.              Кейске замечает реакцию друга и кривится от собственных мыслей. Мацуно боится, и Кейске не имеет права винить его за это, учитывая, что он собственноручно сделал с ним совсем недавно.              – Дурак, – Баджи секунду медлит, его рука так и замирает над плечом друга, но тут же он притягивает его за шею к себе, кладя подбородок на светлую макушку.              Извиняется. Чифую знает, отвечая на объятья.              Кладет холодную руку на свободное плечо Кейске и обхватывая запястье его руки, крепко прижимающей к себе.              Не нужны слова, чтобы извиниться и простить.              – Хреново выглядишь, – едко замечает Кейске, отстраняясь и садясь на бетонную плиту позади.              – Да что ты? Я и не знал, – возвращает колкость Мацуно, устраиваясь рядом и по привычке подгибая под себя ногу.              – Так могу только я, – меняясь в лице, Баджи в упор смотрит на друга. Сейчас в его глазах нет и намека на шутку, больше сожаление и укор себе. – Не позволяй больше никому сделать с собой такое.              «А я больше не позволю себе», – остается с Кейске.              Чифую робко кивает, не зная, как реагировать на подобное – свести в шутку или дать серьезное обещание, поэтому продолжает молчать.              – Знаешь, Баджи, я думал ты придумаешь план получше, – произносится как бы невзначай, но с надеждой, что Кейске продолжит начатый разговор.              – Не знаю, что ты себе придумал, но отстань уже от меня со своими дебильными вопросами и размышлениями. Я сделал то, что сделал.              Мацуно, щурится от ударившей по здоровому глазу полоске света автомобильных фар и опускает голову, тихо вздыхая. Он может видеть Баджи, его эмоции, и догадываться о чувствах и мыслях, но наверняка он никогда не может знать.              Просидев ещё какое-то время в тишине, нарушаемой шорохом и работающими моторами машин с оживленной дороги, отделяемой от них широкой рекой, приглушающей городской шум, Баджи возвращает Чифую в реальность, начиная тихо, но уверенно.              – Пообещай мне кое-что, – ждет, пока Мацуно не кивнет в согласии. – Пообещай принять мой выбор. Или хотя бы… смириться с ним.              – О чем ты вообще говоришь, Баджи? – Чифую теряется, поворачиваясь всем корпусом к Кейске и смотрит выжидающе, надеясь на ответ.              Баджи напряжен, и Чифую прекрасно это видит. Что-то тревожное читается в нем, и это передается и Мацуно, вязко тянется по венам, сжимаясь в груди.              – Пойдем, – Баджи встает с места и оставляет Чифую за спиной, главное, чтобы не смотрел на него сейчас своим пронизывающим до костей взглядом. Не смотреть на него, побитого и заслуживающего правды, которую Баджи сказать не может. Иначе ничего не получится. – Не хватало ещё, чтобы нас увидели.              Чифую, как назло, догоняет и останавливается, заглядывая в лицо. Баджи старательно отворачивается, видя непоколебимую настойчивость в друге.              – Да что с тобой происходит?! – Не выдерживает Мацуно и срывается на крик.              – Ничего, – упрямо тихо и так же в сторону.              – Врешь?              – Да.              Мацуно снова обидно, что лучший друг не доверяет и не дает возможности помочь, отталкивая снова и снова. Дыхание предательски сбивается, но Чифую не чувствует уже той боли, которую приносил каждый неосторожный вздох, он её не замечает. Будь перед ним кто-то другой, он бы уже сорвался и не стал распинаться в попытках вывести на чистую воду. Но перед Чифую стоял Баджи, и это всё усложняло.              – Иди ты к черту… – Мацуно, устав всматриваться в лицо Кейске, разворачивается и, твердо ступая, уходит, чувствуя, как под ногами исчезает земля. Он чувствует, что упускает что-то важное, теряет что-то важное, но никак не может предотвратить начавшийся процесс. Нажать кнопку отмены и плюнуть в ноги чертовой судьбе, отбирающей у него жизненно необходимое.              – Чифую, – раздается позади, заставляя оглянуться. – Мы всё ещё друзья.              Звучит на грани вопроса и утверждения, снова тем же глубоко подрагивающим, несвойственным Баджи голосом, подавляемым напускной уверенностью.              «Конечно друзья». Друзья, которые стали друг для друга семьей, надежной опорой, несмотря на ссоры и разногласия. Такие люди остаются навсегда и не забываются даже спустя много лет, по-прежнему находясь рядом.              Чифую слабо улыбается, выходит даже вымученно, но искренне.              Кейске не слышит и, наверное, не может слышать, потому что Мацуно произносит одними губами. Но этот беззвучный ответ дает ему полную уверенность в том, что он не один, Чифую всегда будет рядом.