Всех всё устраивает

      — Ложечку за папу… — тянет Сильвия, подставляя ложку, наполненную горькой жидкостью, к чужому рту. Локи смотрит на нее исподлобья, красноречиво приподнимая брови, но губ не размыкает. — Ой. Не попала? Тогда, может… за брата? — Слушай, ты… — начинает было Локи, но Сильвия оказывается быстрее: с силой хватает его за подбородок, давит цепкими пальцами на щеки, не давая закрыть рот, и вливает лекарство, торжествующе ухмыльнувшись. Локи кривится так, будто только что раскусил лимон и запил литром водки, а потом чуть отворачивается и заходится в глухом кашле, вынуждая Сильвию, вольготно устроившуюся у него на коленях, сползти и сесть рядом. Ещё неделю назад она ни за что не подумала бы, что Локи — Локи, чёрт возьми, — может простудиться. Как оказалось, способен Локи был абсолютно на всё, и, наверное, именно поэтому уже второй день валялся на диване с покрасневшими носом и глазами, поминутно кашляя, душераздирающе шмыгая и наотрез отказываясь принимать лекарства. То ли резкая смена обстановки на него так повлияла, то ли усталость, то ли чрезмерно симулировал он, засранец такой, — Сильвия не знала. Но помогать ему было нужно и, если честно, даже нравилось. — Что ты меня пичкаешь этой дрянью без конца? — возмущённо сверкает глазами, откашлявшись наконец. Сильвия смотрит на него такого, и не сдерживает ласковой улыбки. — Эту дрянь пьют все люди, когда болеют. — Так я не человек! — Так что ж ты тогда тут валяешься? Локи сдувается. Смотрит на нее, как смотрят на матерей обиженные дети, переворачивается на бок, натягивая одеяло по шею, и тихонько пихается. Сильвия шумно выдыхает, отставляя микстуру на тумбочку, и ложится рядом, — благо, места много, — чтобы аккуратно провести ладонью по длинным чёрным волосам, запутаться в них пальцами и слегка погладить кожу головы. — Посмотри на меня, — просит, мягко касаясь тёплого плеча, спрятанного тканью одеяла. Локи плечом ведёт, но больше никак не реагирует. — Посмотри на меня-я, — повторяет Сильвия и двигается ближе, прижимаясь сзади. — У меня есть ещё одно средство. Самое действенное. Локи разворачивается, всё ещё пытаясь сохранять вид холодной отстранённости. Получается у него из рук вон плохо, глаза бегают, а губы напряжённо поджимаются. Сильвия глухо смеётся, наблюдая за тщетными попытками не улыбнуться, и мягко его целует. Сначала в кончик носа, потом в щеку, в кончик губ и, наконец, в сами губы. Во рту у Локи всё ещё горчит после лекарства, но поцелуй всё равно выходит сладким и нежным. Втянувшись и распробовав, Локи тянет вниз тяжёлое одеяло, прикрывает глаза и наощупь ведёт горячими пальцами по ее шее, касается мелкой венки, спускается к приоткрытому тонкой тканью футболки плечу, аккуратно гладит острую ключицу. Сильвия и не замечает, как оказывается снизу. Локи с невероятной шустростью для больного человека переворачивается, нависает над ней и придавливает к дивану, спускаясь тёплыми губами на подбородок и шею. От него пахнет свежестью и уютом. Пахнет теплом и домом. Сильвия жмётся ближе, закатывает глаза под закрытыми веками от удовольствия и приобнимает за плечи, подставляя шею под трепетные касания губ. Чужие ладони пробираются под футболку, обводят талию, поджавшийся живот и скользят к груди едва заметным движением. Локи чуть отстраняется, довольно улыбнувшись. — О-о, нет-нет-нет, — короткое движение — и он летит вниз, шлёпается в подушку своим распрекрасным лицом, едва успевая убрать руки, и что-то возмущённо шипит. Сильвия выпрямляется, почти что педантично оправляет задравшуюся футболку, пару раз легонько хлопает Локи по плечу и сочувствующе поджимает губы. — Поправляйтесь, больной. Вам сейчас очень нужен покой. И уходит, захватив с собой лекарство и ложку. Локи в ответ на такую несправедливость злостно сжимает пальцами многострадальную подушку, а потом с силой бьёт по ней кулаком. Сильвия смотрит на это из-за приоткрытой двери, тихо смеётся себе под нос и идёт за горячим чаем. Больным ведь нужны тепло и забота. Какая разница, что больные умело симулируют, а врачи прекрасно об этом знают? Всех ведь всё устраивает.