Раз за разом

Рука тянется в ответ так неуверенно, что кажется, он сам не знает, хочет ли этого. Дилюк знает, что Кэйя не будет держать руку протянутой вечно, но не может закончить движение чуть протянутой ладони. Сводный брат снова и снова делает это, и каждый раз Дилюк боится, что этот раз последний, и вместе с этим просто не может заставить себя шагнуть навстречу. Он отчаянно боится, как коснуться, так и упустить шанс, но не делает ничего и от этого ему ещё хуже. Казалось бы, просто взять руку, ответить на эхо своих чувств, но ему… страшно. Он даже не до конца понимает, чего именно боится, но ему так страшно, что в какой-то момент он вообще перестаёт шевелиться. Бездействие — его спасение, будто, если он не будет двигаться, и его самого не будет, некому принимать решение и действовать, и он ненавидит это. Ему противно иметь с собой дело, он брезгует касаться своей души и не может понять почему это хочет сделать Кэйя. Не верит, что тот действительно хочет быть рядом. Кэйя молчит. Смотрит прямо в глаза и ничего не говорит, не уговаривает, не торопит. Он ждёт его решения, как ждал бы осуждённый помилования. Он видит нерешительность в движениях чужой руки, видит страх в глазах напротив. Он не знает, что в голове у Дилюка. Неизвестность пугает. Он боится отказа, боится потерять кого-то близкого, поэтому упрямо протягивает руку вновь и вновь, ожидая ответа. Каждый раз, когда он видит, что Дилюк на грани, он убирает ладонь и мягко улыбается, подавляя расширяющийся ком спутанных эмоций в груди. Его распирает на части, когда он остаётся с наедине с этим состоянием. Это невыносимо. Но он продолжит надеяться на ответ, продолжит протягивать руку и открывать сердце самому близкому для него человеку, потому что одиночество ещё страшнее. Он такой трус, он ненавидит себя за это, но сил на преодоление этого нет. Как и нет сил оставить того, кого он любит, хоть и не говорил этого ни разу. Голос пропадает, как только он хочет сказать это, страх сжимает, душит, отравляет. Они чувствуют себя такими беспомощными перед своим страхом. Им хочется, чтобы это просто закончилось. Этот ритуал надоел им до чёртиков, в них зреет отвращение к этому моменту, и они боятся, что это закончится. Боятся лишиться друг друга и себя вместе с этим. Но в этот раз всё иначе. Кэйя побывал на волоске от смерти в очередном приключении, а Дилюк узнал об этом от посыльного из больницы, который искал родственников пострадавшего. С того дня ко всей мешанине чувств добавился ещё один страх. Страх потери. А что, если кто-то из них внезапно умрёт? И они больше никогда не смогут увидеть друг друга. Потеря, которую не переживет ни один из них. Лёжа на больничной койке, Кэйя думал о том, что предпочел бы умереть в битве, тогда это всё закончилось бы быстро и навсегда, но, когда он увидел Дилюка, который ворвался в палату огненным вихрем, мысль о смерти напугала его. Он не может оставить его. Столько всего он ему не сказал, столько всего не сделал. В горле застрял противный ком, он ничего не смог сказать. Снова. Он смотрел в испуганное лицо брата и задавался вопросом: почему он думал, что у него полно времени? Наивная уверенность в том, что с ним ничего не случится постепенно покидала его и уступала место мелкой дрожи в теле и наворачивающимся слезам. Увидев Кэйю в бинтах от шеи до пояса, Дилюк узнал, что такое «похолодеть от ужаса». Он не знал, что и говорить, не знал, что делать, как поддержать. Сердце колотилось с бешеной скоростью, то ли от того, что он бежал через весь город, то ли от душераздирающего зрелища непривычно бледного сводного брата. Ему и в голову не приходило, что подобное может случиться именно с ним. Никто не застрахован от несчастного случая, случайности, ошибки, но как часто себе это не повторяй, пока не увидишь это собственными глазами, осознать это сложно. Садясь рядом с кроватью Кэйи, Дилюк осознавал это в полной мере. И ему было жутко. Почему он думал, что успеет? Они не смогли ничего друг другу сказать, только молча смотрели, желая прижаться друг к другу и никогда больше не отпускать. С этого дня им стало ещё тяжелее, ещё страшнее. Они готовы были заплакать от отчаяния и безысходности, но не показывали своего состояния никому. Они стыдились своей трусости, стыдились себя. Каждый варился в своём котле, ад на земле, вот что это было. Сейчас, когда прошло какое-то время после обретения нового страха, который стал дополнительной ношей для них обоих, они смотрели друг другу в глаза и видели в них боль и отчаянную просьбу. Дилюк не думал, что Кэйя снова протянет ему руку. Кэйя не думал, что получит отличную от предыдущих реакцию. Дилюк хочет провалиться сквозь землю и сгореть где-то в районе ядра земли. Кэйя хочет взлететь на орбиту и замёрзнуть в пустоте космоса. Рука Дилюка дрожит и дёргается то вперёд, то назад. Он устал. Устал стоять как ледяная статуя. Рука Кэйи впервые быстро тянется ближе обычного. Он устал. Устал сгорать от неизвестности. Их ладони встречаются и тут же сплетаются так сильно, что становится больно. Они не обращают на это внимания, сжимая руки ещё сильнее. Они смотрят на это, затем друг на друга. Ноги готовы отказать, и они поддаются этому, падая на траву почти одновременно. Взгляды их беспокойно бегают по лицам друг друга, они готовы умереть прямо сейчас. Неуверенно, медленно они притягивают друг к другу свободные руки и хватаются ими за чужие локти. Отчаянно смотря глаза в глаза, они притягиваются, срываются в объятья, сжимают фигуру напротив так сильно, что нечем дышать, не отпуская замка рук. Им хочется плакать. От облегчения или отпущенных на волю чувств? Они не знают. Кэйя вновь не может сказать ни слова из тех, что вертятся у него в голове. Дилюк вновь боится пошевелиться, чтобы не разрушить иллюзию своего небытия. Холмы вокруг шелестят травой на ветру, солнечный закат золотит небо, облака размеренно плывут на северо-восток, никак не реагируя на взрыв эмоций, чувств, переживаний, надежд и страхов внизу. Если бы всё это было материально, на территории Шепчущего леса произошел бы ядерный взрыв.