Борись!

Лишь тот достоин жизни и свободы, кто каждый день за них идет на бой. Г. Гессе «Я не умру», - говорил ты мне, отворачиваясь. «Я уже не ребенок!» - снова и снова злился, отталкивая мою руку. Но ты лгал. Зачем ты лгал? Почему никогда не просил помощи, молчал, упорствовал, шел на риск - и делал сам. Даже сейчас, глядя на твое умиротворенное лицо, не верится, что вокруг бушует смерть. Мы словно снова попали в детство, в наш маленький, уютный мирок. А ты спал, так сладко спал, измазанный в земле, саже, крови... Чужой и своей. Она все еще лилась из неровно прокусанной дыры. А ты спал. Так сладко спал. Как в детстве. - Аккерман, не стой на месте! Двигай! Мне что-то кричали, безликие люди носились совсем близко, едва уворачиваясь от громадных рук. За пеленой ватной тишины почти слышалось жужжание натягиваемых стальных тросов, почти осязаемо колебался и вибрировал эфир. Агония предсмертного хрипа кружилась в воздухе, пропитанном ядом. Рядом рухнули переваренные гигантом остатки тела - пустые закатившиеся глаза и полностью выеденное туловище. Равнодушно бросив взгляд в сторону, вижу трехметрового. Он с невероятной скоростью несется прямо на нас, вспарывая мягкую почву, оставляя после себя клубящийся след. По одному только виду понятно - аномальный. Настолько ненавистный. Смертельно-опасный. Жгуче-презираемый. И... А что толку, если тебя здесь уже больше нет?.. Прижимаю к себе окровавленный труп, прикрываю глаза и жду. Не это ли можно назвать концом? Окончательным и бесповоротным. Неизбежным. Ты это слышишь, Эрен? Мое сердце бьется последние несколько секунд. За нас двоих. Тяжелые шаги все ближе, все больше нагревается воздух, все слышнее в висках стучат звуки раздробленных костей и рвущейся плоти. Сегодня выступили на глазах далеко не первые слезы, смешался с грязью пот, засохла на одежде бурая кровь. Сегодня представление окончится. Маски будут сорваны. Зрители разойдутся. Так и завершится выступление 104-го разведывательного отряда? С развеянным по ветру пеплом, с валяющимися в пыли, словно ненужные тряпичные куклы, изломанными телами, которые даже некому опознать? Последняя грань рухнула. Стены пали, а вместе с ними пала и единственная надежда человечества на спасение. Надежда лежала в грязи, растоптанная, и в груди ее зияла черная дыра отчаяния. Повержены. «Борись!» Нутро сжимается от звуков родного голоса. Упав, тяжело подняться, смирившись, непросто вернуться, но трос, будто через силу, цепляется за ветвь соседнего дерева. Тело на автомате выгибается назад, послушные мышцы сами балансируют в хрупком трехмерном пространстве. Аномальный гигант с оглушительным грохотом врезается во вздымающиеся к небу стволы, корчась и карабкаясь среди груды сваленной древесины. Я так и не отпускаю Эрена. Его рука скользит по земле, чтобы затем неловко болтаться и стукаться о металлический баллон. Мы ведь просто хотели жить, не правда ли? Несмотря ни на что, хотели почувствовать поцелуи соленого бриза на щеках, взирать издалека на громады гор... Хотели увидеть вживую, не на картинке, что там, за стенами, каков тот, другой мир... Огненная вода, ледяная земля... Разве не твоей мечтой это было, Эрен? Знаешь, я просто хотела всегда беззаботно носиться с тобой по давно изученным улицам Шиганшины. С тобой и Армином. Всегда. Но почему все обернулось именно так? Почему же все дороги ведут в никуда... И почему, когда жить уже совсем не хочется, а от вас остались только застывшая кровь на руках да осадок в душе, я продолжаю мысленно твердить себе: «Борись!»