***
Не то чтобы Томас жаловался на жизнь: отец и мать, оба живы-здоровы, правда могут применить карательные меры – зачастую просто так; доблестный старший братец, которому до смотрителя Аббатства один шаг ступить, чему родители до одури рады; жив в свои двенадцать лет, что тоже не так уж плохо. Только вот жопу на разную хрень тянуло: то крысу в комнату уродливой служанки друга подложил, то по высоким крышам со сворой бездомных парней прыгал, то что-то куда более нелегальное вытворял. Пару раз ловили. Матушка чуть ли в обморок не падала под укоризненные нравоучения отца. Заканчивалось все большим количеством ссадин с синяками, ну а дальше приходил брат: только в подобные моменты на его обычно лучезарном лице ничего кроме ненависти и гнева не было. И, быть может, только из-за этого он все это и вытворял. Зависть? Нет, Томас мог бы быть куда правильнее и любимей его, мог бы подлизывать жопы смотрителям и по пятницам, даже в свои годы, напиваться с ними до беспамятства, вот только от одной мысли об этом его желудок делал кульбит. Но даже если и зависть, то парень не стыдился бы этого. Томасу нравилось понимание, что из-за него, непутевого младшего братика, у старшего придурка все катится к чертям. Обидно только то, что не докатилось. — Не двигайся. — Отец цокает и в который раз пытается завязать галстук Томаса. — Я могу не идти, отец. Я все равно последний, кого он хочет там видеть. — Если вообще хочет. — Мужчина вздыхает, наконец завязывая аксессуар. — Увы, Томас, но все члены семьи должны присутствовать. И попробуй хотя бы сегодня не выставить своего брата в дурном свете. Его заставили надеть сковывающий темный костюм и отвратительную шляпу — они ехали отметить вступление старшего в ряды заносчивых идиотов в ублюдских масках. Томас знать не знал когда и как его брат прошел испытание пригодности, однако его это совершенно не коробило: долговязый вскоре соберет манатки, наденет белую маску и отправится увеличивать хаос разрушения религиозной (или анти-религиозной, Томасу немного наплевать вообще) общины. Из-за дверей показался брат и светловолосому пришлось прикусить язык, дабы не взвыть от отчаяния: металлическая карета уже прибыла и хватка отца на его плече никак не давала ему улизнуть. Это был светлый и весьма богатый дом, Томас сначала даже подумал, что они перепутали место проведения чего бы там ни было, однако уверенные шаги родственников все же уняли смятение. Их встретил усатый дядька с бородой, одетый во все серое, кроме причудливой и чересчур желтой шляпы. Томас еле подавил смешок и горделиво перестал считать себя главным уродом на этом вечере. У Франческо, так звали эту Желтую Шляпу, был высокий сын, который, по всей видимости, являлся другом его брата и который так же пополнил ряды смотрителей. И Томасу он не понравился, слишком уж его улыбка походила на оскал, а все шутки могли расцениваться абсолютно по-разному. А еще он странно косился на Томаса, к тому же странно было вообще то, что на него кто-то смотрел. Косился он так, словно мальчишка был самой неприступной и дорогой шлюхой в Золотой кошке. Томас не мог понять: в таком случае было ли это комплиментом или нет. В комнате было душно. Две семьи уже как вечность перекидывались какой-то словесной бурдой, сидя за накрытым столом, и практически никто не взглянул на еду. В конце концов, зеленоглазый спросил отца, можно ли ему проветриться, на что получил недовольное шипение и короткое "только тихо". Мальчик сполз со стула и незаметно зашел за стеклянные двери гостиной, где увидел лестницу из темного дерева, ведущую на следующий этаж. И любопытство взяло вверх. Как только скрипнула последняя деревяшка проема, Томас почувствовал себя несколько иначе, нежели пару секунд назад. Но вот только в чем? Ноги на месте, однако с каждым следующим шагом они словно не слушались парня, а двигались по своей воле. Было очевидно, что желания сопротивляться, по большому счету, не было. В таком состоянии он дошел до закрытой двери. Разум не понимал почему он все еще находится тут, а руки также поддались влиянию и отмычками, которые парень в неком нервозе носил с собой практически везде. Когда раздался одобряющий щелчок и дверь приоткрылась, сердце Томаса пропустило удар. В комнате было темно – он невольно вспомнил свою коморку, которую родители называли комнатой – однако из-за ограждения виднелось фиолетовое свечение, а странное чувство продолжало набирать обороты. И Томас прошел внутрь. Пред ним предстала странная композиция: множество фонариков с ворванью, освещающие корявые надписи на стенах – явно не внушающие ничего хорошего – и темно-синюю ткань, покрытую богатой росписью узоров, свисающую с потолка и паутиной прирастающую к центру, привлекая внимание Томаса к руне. О, сколько ему рассказывали о этих святилищах, сколько же его предостерегали и как же непомерно ему было плевать. Парень не понимал, к чему вся эта таинственность и что вообще плохого во всей этой шняге с Чужим, как и не понимал обратного. Но сейчас, видя сию абстракцию, Томас толком-то ничего и вспомнить не может. А еще тут был отчетливый запах сырости и магии, который напомнил ему об одном человеке, практически стертом из памяти в суматохе серых, однообразных дней. Парень еле слышимо начинает смеяться от ощущения опустошенности, ностальгии и подкатывающей тошноты. Кажется, что Аббатство не совсем такое, каким пытается себя выдать. А делают они это и так паршиво, что уж до алтарей которые находятся буквально у них над головами. И тут к Томасу приходит рискованная идея. Мальчик забирает руну, пытаясь не обращать внимание на вдруг навалившиеся из ниоткуда голоса, прячет ее во внутренний карман огромного пиджака и быстро ретируется на первый этаж, не забыв закрыть дверь в секретную комнату. За столом он пуще погружается в свои мысли, пытаясь не смотреть на еду во избежание усугубления состояния желудка, прорабатывая свой гениальный план, где действующим лицом будет его братец и, если повезет, мизерная часть Аббатства. Но брата за подкинутую руну не убьют, ну, если предположить, что руна окажется не только у него, но и у какого-нибудь главаря... Из мыслей Томаса выбивает отец, который больно тычет его локтем привлекая внимание. — ...ну, если только Ваш сын не будет против. — Он за любую авантюру, Оли, и тут уж стоит спрашивать тебя. Мой брат не особо компанейская и милая личность. — Слышится уже от старшего брата, за чем следует приглушенный смех его друга, который, к слову, уже каким-то боком оказался за спиной Томаса. — Ох, я искренне надеюсь, что мы найдем общий язык. — Оливер рукой зачесывает темные волосы и приглашающим жестом куда-то зовет Томаса. — Пойдем. В этой забитой занудами комнате нельзя и глоток свежего воздуха сделать. Томас молча следует за фигурой и думает, что, быть может, этот Оли не такой уж и стремный парень, как ему казалось. И да, после сегодняшнего дня он будет ему безумно благодарен. Отчасти. — Томас, так ведь? — Оливер достает и поджигает сигарету. — Кажется, что ты очень.. интересный человек. — О, и как же ты это вычитал? Маловероятно, что в мое отсутствие братец или мать с отцом начали хвастаться своим младшеньким милашкой. — Ну, ты прав, тебя кроме меня особо-то никто и не замечал. — И тут парень хмурится. — Но я бы мог назвать тебя милашкой. — Много чести. — Немного смущенно фыркает Томас и оглядывается вокруг: они забрели в какой-то темный переулок, скрытый от посторонних глаз. — Куда мы идем? — Хочешь развлечься? — Игнорирует вопрос старший. — Тебе понравится, Чужим клянусь. — Ну раз Чужим... Томас особо ничего против черноглазого не имел, но после своей фразы тот настроился на Томаса явно враждебно, иначе дальнейший поступок Оливера мальчишка так и не смог никак понять. Старший резко прижимает парня к кирпичной стене обветшалого дома, фиксируя руки Томаса сверху. Последний не успевает ни возразить, ни возмутиться, ни закричать — обветренные губы затыкают рот. Но если бы парень и смог бы сделать что-нибудь, то только смачно проматериться, послать к собачим хуям на обрезание и ретироваться с этого места куда подальше. Однако жизнь показала, что сама вполне в состоянии послать к хуям. Томас, по всей видимости, был популярной кандидатурой с ее посылами. Парень пытался сопротивляться, честно, однако любой идиот в этой схватке поставил бы на высокого солдата, нежели на тощего двенадцатилетку. Тем временем Оливер, шикнув тихое "закричишь — прирежу", прошелся языком по горлу, спускаясь все ниже и ниже. А потом он захотел проглотить лакомый кусочек целиком — начал снимать с мальчика мешковатый пиджак, из-за чего Томас вспомнил о герое этого вечера, что лежал у него во внутреннем кармане и пихнул Оливера коленом. Но из-за резких движений руна все же выпала, представая во всей красе. «О черт, нет. — Думал Томас. — Нет, нет, нет, нет.. меня посадят в железное кресло и будут сутками бить током, или натравят пару голодных крыс. Они медленно будут жрать мои внутренности, а в свои последние секунды жизни в смехе родного брата я буду слышать смех Чужого.» Нужно бежать. И он побежал, оставив позади себя ублюдский черный пиджак и слетевшую, не менее ублюдскую, шляпу. А также новоиспеченного смотрителя-педофила, ныне неподвижно стоящего возле руны. Ох, шутка над братом не удалась. Ну, или превысила все ожидания Томаса настолько, что и сам зачинщик был в шоке. Он бежал слишком долго, даже не учитывая, что за ним никто, собственно, не гнался, и остановился только когда дыхание начало подводить. Он в бессилие упал на колени и придерживал тело расставленными по сторонам руками. Голова кружилась, он чувствовал как пульсировали его виски, видел как на грязный асфальт падали капли пота, а может даже и слез. После жадных вдохов Том начал смеяться — у кого у кого, а у него из-за попытки изнасилования реально все покатилось в Бездну. Интересно, на каком из плакатов парень увидит свое лицо: на пропаже ребенка уважаемой семьи или же на розыске по какому-то тяжкому преступлению. Будь у Томаса деньги он поставил бы их все на второе.***
После того инцидента он не знал куда идти. Да, у него были знакомые, и, он в этом уверен, были друзья. Однако, ни один из них не принял бы к себе беглого пацана, а остальные, те, которые на обед если и ели чего, то только жаренную крысу, сразу бы его отшили как мажорскую неженку. Однако парень все же видел обходные пути. Одним из таких путей была Банда Бутылочной улицы. Шляпы Томас всей своей душой ненавидел, а значит Шляпникам повезет не нести такой груз, как он. А вот Боттл-Стрит была не такой уж и поганой. Отчасти из-за Слекджова. Парень не раз слышал, как его брат высказывался по поводу этой персоны. Но Томас не настолько уж идиот, чтобы идти к ним чисто из-за брата. Хотя, будем честны, парню доставлял удовольствие факт того, что его братик может наведаться сюда, в Винный квартал, и увидеть его вместе с таким игроком. Ох, мечты, Томас. На деле же, он минут двадцать сидит в одном положении на крыше не особо высокого дома. За пару недель, быть может даже месяцев, проведенных в дороге из окраины Белого Утеса в Дануолл, Томас неплохо так понимал, что сильно изменился. Исчезла большая доля детской беспечности, вслед за ней и пару килограммов в весе (а парень и так был тростиночкой). Под некогда зелеными глазами виднелись темные синяки от холодных и крайне чутких ночей. Засыпая в самых темных переулках вместе с еле живыми попрошайками, и также деля с ними найденную еду, парень все больше погружался в жизнь бедных, но все же не поддавался слабости и пытался быть сильным. И у него получалось. Так он и дошел до Боттл-Стрит. Зеленоглазый не знал как у них тут все устроено. Может его, только завидев, тут же к стражнику под ноги кинут или чего похуже. Но он знал, что ему нужно к Слекджову — главарю всех этих здоровяков, что шныряют снизу. Парень мужчину уважал, друзья заверяли: это человек чести, и Томас из-за этого питал надежды. — Ох, какое же ссыкло. Если что, то буду уворачиваться от пуль. — Парень любил поболтать и столько времени без стороннего слушателя убивало его. — Ха, отец говорил: для тощего засранца я неплохо бегаю. Что ж, проверим. Томас спускается с крыши по шатающейся лестнице, чуть ли не оступившись на последних рывках. Железка трещит и он все же спрыгивает на мокрую грязь, покрывающую брусчатку. Парень оглядывается: дежурящие мужланы собрались вместе поиграть в карты на каком-то бревне, попутно рассказывая чересчур смешные, судя по громкому омерзительному смеху, истории. Томас улыбается, может ему все же не придется бежать? Огибая компанию, светловолосый остается в тени, на всякий случай двигаясь тихо и осторожно, по итогу добираясь до заветной двери главного здания за считанные секунды. Ему продолжает везти: двери не заперты, хотя вообще не похоже, что они достаточно крепко держатся на петлях. Ну, тем лучше. На винокурне, как ни странно, мало народу и Томас пытается отогнать своего внутреннего параноика. Единственное, что сейчас для него имеет значение: будет ли глава бутылочников на базе. А еще какого вкуса здешнее вино. Или виски. На запах неплохое. Наверное. Томас ни разу не пробовал ни то, ни то. Спустившись с лестницы на нижний ярус, парень спокойно проходит мимо странных устройств и длинных труб, а далее, уже стараясь не шуметь, ползет по железной лестнице с противоположного конца входа. Мужчины ходят туда-сюда и парень не видит другого выхода, кроме как кинуть близ стоящую бутылку. И это срабатывает: члены банды шугаются, что-то орут и отворачиваются от второй, более внушительной лестницы. Томас проскальзывает наверх где, парень мысленно бьет себя ладонью по лицу, дверь вообще выбита с петель. Внутри он видит ряды бочек и невольно охает, но потом возвращается к делу и начинает искать путь. За перегородкой оказывается дыра, в которую парень, не подумав лишний раз, прыгает. И видит озадаченного мужчину, застывшего в одном положении. Вот и чудненько. — Здрасьте... — Добрый день, молодой человек. — Слекджов отстраняется от бумаг на столе и подходит к Томасу. — Потерялся? — Дверь открыта была, вот и заглянул. — После смешка главы банды парень чутка расслабляется. — Я это, никого из ваших не травмировал, ничего такого, пришел для работы. — Ну, я бы посмотрел как ты их травмируешь, однако.. — Мужчина не успевает договорить как его перебивают. — Это мое первое задание? — Чт.. нет. — Слекджов усмехается. — Если тебе нужна работа, то я ее обеспечу. Однако, мне нужна уверенность в тебе, парень. — Ни один из ваших людей меня еще не поймал. — Хрипит младший, попутно отводя взгляд. Адреналин медленно испарялся и здравомыслие приходило обратно. Он бы все отдал, лишь бы вернуться на пару минут назад, начать диалог заново, не показывая свой дурной характер. — Я думаю, что пригожусь. Спустя долгие секунды, или минуты молчания слышится тяжелый вздох мужчины. — Зовут-то тебя как, герой?***
Утро своего тринадцатого дня рождения Томас проводит на койке импровизированного медицинского блока, обвязанный вдоль и поперек бинтами. Нет, Томас неплохо справлялся со своими заданиями, за пару месяцев даже смог влиться в группу, но вчерашняя миссия была несколько.. провальной. И, опять же, отнюдь не по его вине. Просто все пошло не по плану и он с двумя ребятами, Лукасом и Мэттом, попали в западню. Томас бы выразился "в полную кучу дерьма" и был бы более чем прав. Изначально, ребят послали провести не особо важный обмен информацией между ними и еще какой-то низкоранговой бандой — в итоге же, их неплохо так обвели вокруг пальца. Томас вообще там присутствовал для большей численности — третий парень в их связке был на другом задании. Подменил, сука. Их было раза в три-четыре больше, а пути отступления огородили практически сразу. Пока Лукас отвлекал людей, они с Мэттом прорвались сквозь свору и, виляя по переулкам, добрались до винокурни. Этого Томас не особо запомнил, но судя по всему все же добрались. — Ох.. прекрасно. — Парень попытался сесть и тут же об этом пожалел. Болело вокруг плеча и создавалось ощущение, что его насквозь чем-то проткнуло. Да, кажется это была пуля. — Ох, первый день рождения, когда мне делают подарок. Он все же собирается с духом и встает босыми ногами на холодный кафель комнаты. В углу отлеживается Лукас. Парень проходит мимо зеркала, подмечая свободные от бинтов глубокие порезы поперек носа, левой челюсти и груди — пополнят остальные шрамы — и доходит до двери из комнаты. Далее он проходит до общих коек, дабы более не разгуливать в одних потрепанных штанах, а то уже пару человек удостоили его своими взглядами. Томас случайно сравнил их с Оливером и тут же попытался забыть. Блять. Не смог. Ублюдок даже сейчас его донимает. — О, ты уже на ногах. — Зеленоглазый чуть ли не подпрыгивает от неожиданности. Да, кажется он неплохо так предался былым дням. Развернувшись он видит уставшее лицо "босса". — А, привет. — Привет? Ох, пацан, ты с каждым разом все наглее и наглее. — Однако на его лице заметна тень усмешки. — Нагло было прижимать нас при мирном обмене. — Томас фыркает, а к Слекджову возвращается его обычное выражение лица. — А я говорил, что с ними чет слишком все гладко. — Да-да, говорил... — Они мне даже плечо подстрелили! Про Лукаса я вообще молчу. — Томас, тебя не под.. - Слекджов делает заминку, грозно хмуря на парнишу брови, а после уже с усмешкой продолжает. — Я хотел отправить тебя надрать задницы парочке смотрителям, но если у тебя настолько тяжелые раны то.. — Эй, я здоров как волкодав! Так когда идти? Слекджов все же дает добро парню на мелкую миссию, однако, отправляет того полежать в медицинском блоке. Проспав до полудня, он обнаружил бодрого Лукаса около которого ошивался Мэтт. — ..так у тебя сегодня день рождения? — Удивился Мэттью, на что получил фырканье друга, но тот не обратил на это никакого внимания. — Тогда нам нужно что-нибудь придумать! Луки, как думаешь? — Хей, ребят, я не думаю, что.. — Можно в бар сходить. — Бубнит герой вчерашнего вечера. — Он ребенок. — Но он уже у нас в банде. — Опять фыркает Лукас и удосуживает Томаса взглядом. — Я в его возрасте уже был должен деньги многим заведениям. — Парни, — наконец говорит именинник, видя как хмурится Мэтт на грубого друга. — Спасибо вам, но мне ничего не нужно. Тем более, я ухожу кое-куда. — Но.. — Пока, мужики. — Томас машет двоице и скрывается за дверью. Они ему нравились, честно, но иногда их тандем несколько выматывал. Уже отходя от блока, он услышал громкое "с днем рождения" от Мэтта и все же расплылся в счастливой улыбке.***
Тринадцатый день месяца Леса был.. насыщенным. Слекджов целых два раза повторил Томасу план, хоть это и не требовалось. Отправиться в какой-то дом, в котором должны были быть смотрители, достать какие-то документы и отнести их на базу, но коль что-то пойдет наперекосяк — прочитать их и вскрыть сейф в другой части города. Раз плюнуть. Только дождь все портил. Он накинул темную мантию, чей капюшон легко закрывал его лицо от посторонних глаз, а в данный момент и от дождя. Парень даже попытался вспомнить был ли хоть один день рождения, что не сопровождался ливнем. Может и был, а может и нет. Зеленоглазый проскользнул в один из домов и прошел по ступеням скрипучей лестницы вверх, оставляя за собой мокрые следы. Он снял капюшон и встряхнул чересчур кудрявыми от влаги волосами. Это место, квартира, помещение, штаб — к этому можно подобрать множество синонимов и Томас остановился на "месте, смердящем нездоровым фанатизмом" смотрителей — было огромным, по крайней мере, по меркам Томаса. — Два этажа парней, которым каждый день — Праздник Фуги. Просто восхитительно. — Шипит парень и все же заходит в помещение. В темной комнате на удивление никого нет, не считая холодного гуляющего ветра, и зеленоглазый даже немного расстраивается. Но ненадолго: перед ним на столе расположились неплохие пожитки, которые Томас сразу же кинул себе в карманы. Что странно — на столе не было документов в нужном ему сейфе. — Ладно, придется повозится. В коридоре он застает двух беседующих смотрителей и преодолевает желание поиздеваться над ними. В следующую комнату он входит медленно, из-за какого-то странного ощущения. Он всматривается в темноту, освещающуюся лишь тусклым светом улицы, и спустя секунду видит силуэт, растворившийся в пространстве. Без промедлений Томас вбегает в центр комнаты и видит трех мертвых мужчин. Поворачивает голову к окну и лицезреет размытый убегающий силуэт на мокрой кровле крыши противоположного дома. Ощущение чего-то знакомого стремительно пропадает и Томас собирается с мыслями. А потом срывается с места, влетая в открытую прорезь окна. Он открывает закрытые в страхе глаза и обнаруживает перед собой угловатую бордовую кровлю. О, он смог. Однако сейчас был в метре от провала — поношенные мокрые сапоги скользили по крыше и он в панике начал хвататься руками за кровлю, оставляя на них ссадины, но все же смог забраться наверх. Зачем он прыгнул? Тот человек выкрал нужные Слекджову бумаги, конечно же. Ладно, может он просто опять поддался странным ощущениям у себя внутри. Если это так, то такими темпами выжить ему будет слегка затруднительно. Он помчал вперед по крыше вдогонку незнакомцу, который, кстати, уже пропал из виду. — Сука, только попробуй... Через пять домов он все же заметил скрывающегося в одном из окон домов. Как он так быстро туда попал? — думал промокший насквозь парень и начал аккуратно спускаться по балконам. Внутри не горел свет, что даже удивительно не было. А дождь за спиной только начал набирать обороты. Парень не спешил проходить дальше, пытаясь сопротивляться тянущему чувству, и тщетно прислушивался, вглядываясь в черноту. Но по итогу все же делая шаг в неизвестность. В следующие пару секунд ничего не происходит, а потом он ощущает быстрое движение позади себя и, да подтвердит Чужой, почти успевает среагировать, только ассасин все же намного умелей, старше и больше. Парня хватает только на то, чтобы увернуться, отойти куда-то в сторону и продолжить разглядывать темноту. Проделав то же самое пару раз, его все же несильным толчком швыряют к стене. — И для чего ты пошел на такой риск следуя за мной? — Слышится слегка хриплый мужской голос. Томас только сейчас узнает тот самый запах сырости, который растворяется в воздухе пасмурной погоды, а также магии. Той, от которой каждый раз сводит живот когда на миссиях он проникал в заброшенные дома и видел алтари черноглазого Бога; когда выкрадывал странные амулеты из закрытых тумб в домах аристократов. А потом рука незнакомца начинает отдавать странным свечением, давая взглянуть на темно-красную ткань плаща. Мужчина опускается на корточки перед бедолагой, снимает маску под которой кроется длинный шрам. Томас сглатывает ком в горле. — Сейф. — Сейф? — Удивляется убийца. — А тебе-то от куда про сейф знать? — Боттл-Стрит. — Да-да, Томас не должен говорить это кому попало, однако его можно понять: за молчание и ложь могут прирезать, а он не просто так все это время выжить пытался, чтоб сдохнуть в доме какого-нибудь утопленника. Мужчина в красном молчит кажется вечность, прежде чем выдает: — Ну, поздравляю пацан, Слекджов тебя проверял. — Хмыкает ассасин, поднимаясь на ноги. — За этими бумажками он послал меня. Но, полагаю, твои навыки он все равно по достоинству не оценит. Мужчина приглашающе протягивает руку Томасу, бросая документы к его ногам, как бы давая право выбрать одно из двух. Слекджов Томасу нравился, правда, они даже сдружились. А еще он платил. Не шибко много, но все-таки платил. Вот только у Слекджова не было магии. Когда-то тот сказал: "Томас, иногда жизнь дерьмо. Ладно, в большинстве случаев она дерьмо. Но когда ты средь этой пахучей мешанины видишь что-то инородное, то хватайся за это. Да, может тебя затянет еще глубже, однако это также может оказаться правильным решением. Хуже в любом случае не будет." Нет, Томас не думал, что Слекджов и банда Боттл-Стрит дерьмо, но в ассасине перед ним он увидел лучик надежды. И он не собирается вот так просто его игнорировать. И Томас хватается за руку, следуя за человеком в красном, попутно полагая, что это его самый лучший день рождения за долгие-долгие годы.