Неминуемо

– Мне слишком тяжело вспоминать.. – Что? – их голоса рассекли надолго затянувшееся безмолвие. – Мне стало сложно вспоминать мою прежнюю жизнь. Лофт умолк. Казалось, он чувствовал, как произнесённые им слова за тысячные доли секунды подступили к самым затаённым углам этой дешёвой комнатушки. Он ощущал, как они растворились в тишине. Ему стало больно от того, что его жизнь, как и его слова, бесследно исчезала в глубине вечности. – Ты говоришь так, будто раньше ты был совсем другим человеком. – Человеком. – На лице Локи промелькнула сардоническая усмешка. – Ты понял, о чём я. Трикстер взглянул в его глаза и не нашел там жажды спора. Он увидел там лишь привычную серьезность, сквозь которую пробивалась усталость – четверо суток без сна давали себя знать. Лофт отвёл глаза, и напряжённо выдохнув, вновь стал вглядываться в омертвелую плоскость оконного стекла. – Ведь так оно и было. – Произнёс он. – Ложь. – Быстро и бесстрастно отзвучал ответ. – Ты просто ничего не понимаешь, – холодно проговорил Локи, – После того… после всего, ещё в Асгарде. Я потерял себя где-то там. И, невзирая на обретённую мною мощь, после, мне не хватило сил вернуться и хотя бы попытаться обрести себя прежнего. Я возродился совсем иным существом. Его собеседник вновь лишь молчал. Временами, трикстеру казалось, что даже от разговора с самим собой он мог добиться большей дельности и толка, чем от общения с этим человеком. Лофт резко встал с места и подошёл к оконной раме. Он очертил на запотевшем стекле контур недалёкой неоновой вывески соседствующего с дорогой кафетерия, вгляделся в неглубокие щербины на старом асфальте пустой трассы. Всё вокруг ещё никогда не казалось столь бессмысленным. Локи задёрнул тонкие шторы. В комнате неярко горел прикроватный светильник. Маг оставил окно, и, приблизившись к стене, подставил обнажённую руку под жёлтый свет потускневшей лампы. Его изящная кисть отбросила безжизненную тень. Тонкие пальцы описали на мгновенно заиндевевшей стене ровный круг. Из него, спустя несколько мгновений, стали выявляться тёмные образы, неясные сперва, они трансформировались в отчётливые фигуры. Всевозможные твари, самые низшие создания всех девяти миров. Уродливые, искалеченные, всё в них было противоестественно и извращено; рождённые в ненависти и боли, выросшие в страдании, они были пропитаны им до кончиков когтей. Сущности заполонили всю стену, целиком, и казалось, ещё немного и даже эта преграда двумерного мира более не будет им помехой.. Извиваясь, сливаясь вместе и разрушаясь, оставляя после себе обрывочную пустоту, они снова возникали из ниоткуда и вновь исчезали, и этому мрачному круговороту не было конца. Но это были лишь тени, они были не способны причинить боль, они даже не являлись реальными, по сути, они были лишь безжизненные проекции того, что таили в себе мысли мага. Но для того, кто видел подобное впервые, было не очень-то важно, насколько вещественны образы перед его глазами. Что бы то ни было, оно внушало низменный, инстинктивный страх, целиком и полностью пронизывающий тело и неотвратимо проскальзывающий в душу. Его собеседник, бесспорно, чувствовал всё это, но, как и прежде, ни в едином его движении не отразилось ничего, что могло бы выдать его тревоги. Лофт резко сжал ладонь в кулак. Видения исчезли, там снова была только стена, покрытая грязновато-бежевой штукатуркой, свет лампы прояснился, и всё опять стало как прежде. Маг медленно свёл руки в замок. Не поднимая глаз, он подошел к покосившейся кровати и сел на ее край. Безнадёжно и холодно он произнес: – Я превратился в животное, что боится даже малейшей тени, отброшенной воспоминаниями его прежнего существования. – Ты можешь попробовать вернуться сейчас. – Спокойно заговорил мужчина, осторожно бросая в сторону Локи взгляд, полный участия. – Возможно, столкнувшись со всем этим лицом к лицу, ты найдёшь способ отпустить свои страхи. – Тебе нужно бы перестать читать книжки по интроспекции, – перебил его трикстер, одарив язвительной усмешкой. – Тараторишь как заядлый мозгоправ. – Возможно. – Коротко ответил собеседник, и с лица Лофта сбежала ухмылка. Прежде он всегда был способен сменить тему разговора, если речь заходила о вещи для него непустой и неоднозначной, но не с этим человеком, каким бы иррациональным и безвременным он ни был. С ним трикстер терял свою способность виртуозно лгать и искусно притворяться. – Этого не будет. – С видимым усилием проговорил маг. – Это из-за брата? – Нет. – Из-за отца? – Нет, нет. И вообще, – голос его срывался, – ты не смеешь называть их так. Я им никто! – он резко выдохнул, зажмурил глаза, и с каждый следующим словом его ярость сходила на нет. – Я презираю Одина. И Тор, как его прямой наследник заслуживает того же. В моих глазах их поступки одинаково омерзительны. Сын леопарда – тоже леопард, друг мой. В номере воцарилось молчание. – А что на счёт любящих матерей? Эти слова заставили бога поднять свой взгляд. В его глазах промелькнуло нечто, ранее ему чуждое. – Но я не верю в это, – с некоторым трудом проронил Локи. – Во что же ты тогда веришь? – Пойми, я не могу поверить в это лишь по той причине, что материнская любовь Фригг ко мне была вынужденной. Что же ещё ей оставалось в тот момент, когда её светлый муж принёс домой беззащитного младенца. У неё не было другого выбора. И потому, она, прилагая все должные усилия, старалась воспитать меня так, будто я и есть её дитя. – Но её любовь была искренна. – Это лишь результат внешних условий. – Отчеканил трикстер с горечью. - При любых других обстоятельствах, Фригг страшилась и ненавидела бы меня так же, как и остальные асы страшатся и ненавидят ледяных великанов. – Значит, – неожиданно невозмутимым и безэмоциональным тоном заговорил мужчина, - в этом мире не осталось решительно ничего, во что бы ты ещё мог поверить? – Для того, что бы верить.. неважно во что, и неважно в кого, необходимо иметь под ногами крепкую почву из надежд, намерений или желаний, и только тогда мы способны найти то, во что нужно верить и ради чего стоит бороться.. – вторя сухой и апатичной интонации собеседника, подхватил Локи. - Но я лишён этого. Мужчина ещё несколько секунд безмолвно вглядывался в холодный профиль мага. Он ждал чего-либо ещё. Он до сего момента ещё ни разу слушал из уст Лофта ничего подобного. Но продолжения не последовало. Человек тихо поднялся с места и, сделав несколько шагов, властным и уверенным тоном произнёс: – Ты не можешь быть лишённым всего. Ты сам сказал мне, что тебе трудно вспоминать прежнюю жизнь. Значит, ты чувствуешь, значит, в тебе ещё осталось что-то. Прошлые надежды, прошлые мечты, воспоминания. Они причиняют тебе боль – я знаю, каково это, поверь – но они всё ещё существуют. Говоря это, мужчина приблизился к Локи, намеренно оказавшись прямо против него. Но маг не поднял глаз. – Ты не понимаешь. Они существуют – но цена их существования для меня слишком высока. Он вновь тяжело выдохнул, теперь раздумывая над тем, какого чёрта ему вообще понадобилось затевать этот разговор. Копаться в ранах больного гемофилией – гибельное занятие. Лофт поднял голову, и, когда их взгляды встретились, и он заговорил, в голосе было столько желчи, что можно было бы отправить целый материк. – Когда всё эти образы, эти воспоминания возникают в моём сознании, я готов сделать всё что угодно – я готов возненавидеть всё, что было дорого мне когда-то, я готов убивать, я готов разрушать целые миры, только бы изгнать из своего разума эти удушающие, токсичные, выжигающие изнутри воспоминания. Окраска голоса трикстера сменилась. Отравляющий яд медленно покидал его, но никакой другой колкое чувство не пришло ему на замену. Глаза Лофта наполнились искренней болью и сожалением, но тому, кто стоял напротив него, не суждено было этого понять. Как, впрочем, и никому другому – Они рождают в моей душе сомнение.. я начинаю понимать, что всё могло быть по-другому. – горько прошептал маг. – Так почему же ты не умер? Разве не это было бы проще всего? – Я умер. Уже очень, очень давно.